Какое-то время Соломон Биховски возглавлял отделение предприятия в Угре (Монголия), теперь это Улан-Батор. Он привез туда из России свою жену и дочь Эдит, там родился Эйб. Это их монгольское предприятие в конце концов было разрушено большевиками, но к тому времени Соломон уже переехал в Нью-Йорк. Там он вел свое дело до 1926 года, а потом переехал в Тяньцзинь с женой и младшим сыном Мартином. Эдит и Эйб остались с родственниками в Бруклине. Семья соединилась в 1930 году, когда Соломон утвердился в должности управляющего китайской ветвью одной американской компании.
С их точки зрения и с точки зрения их друзей, женитьба Эйба была катастрофой. Он был старшим сыном, только начинавшим свою карьеру, и семья рассчитывала на его финансовый вклад в семейный бюджет. Было чистым безумием жениться на нищей русской эмигрантке, когда вокруг было столько подходящих еврейских девушек из зажиточных семей.
И вот, к нашему немалому удивлению, Эйб и я оказались в центре семейной драмы почти шекспировского размаха. Моя сестра, внимательно за всем наблюдавшая, очень за нас переживала. «Да, — говорила она мечтательно, — это совсем как Ромео и Джульетта. Только вот Эйб уж слишком веселый и жизнерадостный. Он должен быть более грустным и романтичным. И никто из вас не понимает всей трагичности ситуации! Вы вообще не страдаете!»
Нина была права: мы как-то не принимали все это всерьез. Просто старались поменьше попадаться на глаза нашим семьям и избегали разговоров, которые неизменно начинались мольбой: «Будьте благоразумны, не объявляйте пока о своей помолвке!» — и заканчивались упреками: «Вас совсем не волнует, какую боль вы причиняете людям, которые вас любят? Вы губите свои жизни! Вы еще пожалеете, но будет поздно!»
Мы же стояли на своем и говорили, что не хотим никакой свадьбы, а просто хотим вместе жить. Но на нас распространялись нормы поведения тогдашнего общества. Наша помолвка должна быть объявлена. Должна быть свадьба.
Наконец две несчастные матери встретились, состоялся обмен семейными ужинами, меня представили тетям и дядям. Самые черные дни драмы остались позади. Теперь всеобщее внимание обратилось на то, как организовать свадебную церемонию.
Свадьбу назначили на 21 марта. Из-за того что мы принадлежали к разным религиям, о православном венчании не могло быть и речи. Однако американский пастор согласился поженить нас в армейской часовне, а прием решили устроить в одном из клубов. Итак, мы поженимся «как положено», в списке гостей — двести пятьдесят человек, будет много подарков и недельный медовый «месяц» в «Гранд-Отеле» в Пекине.
Мама, по-прежнему противница этого брака, была несчастна все то время, пока мы занимались разными приготовлениями. За неделю до свадьбы она опять предложила мне билет до Шанхая. Я должна взять его, говорила она, если хоть немножко сомневаюсь. Мне было очень больно, что она так к этому относится, но билет я не взяла.
Я, как ни странно, чувствовала себя отрешенной ото всех этих спешных приготовлений. Мама и сестра выбирали мне приданое. Мне понравилось мое свадебное платье, когда его выбрали, но я бы согласилась на любое, предложенное мамой. Нисколько не задумывалась я и о том, как мы с Эйбом обставим снятую нами двухкомнатную квартиру.
Я была счастлива и спокойна: я сделала правильный выбор. Он был хорошим человеком, и я его любила. Планировалось, что в августе он получит отпуск для поездки домой и мы поедем на месяц в Нью-Йорк. Передо мной открывалась новая, интересная жизнь.
На очень скромной церемонии в часовне присутствовали только наши отцы и моя сестра, но послеобеденный прием превзошел все ожидания. Клуб выглядел как декорации к фильму — великолепный бальный зал, украшенный цветами, праздничная толпа, невеста в пышном белом платье, матери в сером и сиреневом, сестра Эйба в черном бархате (она не хотела покупать новое платье для этого случая, так как ей нечего было праздновать) и моя сестра в кокетливом наряде. Нина твердо решила веселиться. Все-таки это была свадьба ее сестры и здесь было столько симпатичных молодых людей! Официанты ставили на столы невероятный ассортимент блюд. Свадебный торт являл собой настоящее произведение искусства, шампанское лилось рекой, оркестр играл и играл...
Я сначала танцевала с моим отцом, а Эйб торжественно и почтительно вальсировал с моей матерью. После этого танцевальную площадку заняла молодежь, и все очень веселились. Мы разрезали торт и вскоре после этого выскользнули в заднюю дверь, чтобы переодеться и успеть на восьмичасовой поезд на Пекин. Мы ни разу не задумались о тех, кого мы оставляем...
Неделя в «Гранд-Отеле» с американским мужем сразу превратила меня в настоящую «жительницу колоний». Это было очень приятно: завтрак в постели, низко кланяющиеся слуги-китайцы, чаепитие и танцы во второй половине дня, переодевание к ужину. Первый раз в жизни я была хорошо и модно одета. Когда мы выходили из дверей отеля, нас предупредительно провожали до уже ожидавшего рикши, который вез нас по узким улицам на очередную экскурсию по городу. Мы поднимались по мраморным ступеням «Небесного храма», не пропускали ни одного исторического памятника и бесконечно все фотографировали. Увиденный в этот раз Пекин казался мне другим городом, отличным от того, который я посетила год назад, но и я уже не была той русской эмигрантской девочкой, которая плакала в императорском летнем дворце, слушая, как актриса-эмигрантка читает стихи. Одна глава моей жизни закончилась, началась другая.
В эту первую неделю замужней жизни я с удивлением поняла, как много энергии и времени нужно было теперь отдавать другому человеку, моему мужу. Мы погрузились в процесс узнавания друг друга. Каждый день приносил новые открытия общего или различного в наших характерах. Мы исповедовались друг другу в прошлых проступках, которые тут же прощали друг другу в теплых объятиях. Мы приближались к тому уровню близости, когда супруги связаны особыми узами, живя в особом мире, отдельном от всех остальных.
Мы также строили планы на будущее, особенно нас занимало предстоящее осенью путешествие в Нью-Йорк. Блаженная слепота застилала наш взгляд на мир. Планируя свое будущее, мы совершенно упустили из виду и не учли мировые кризисы, войны и революции. Вероятность того, что по нашем возвращении в Тяньцзинь из Америки работа Эйба в Британско-Американской табачной компании (точнее, сама эта компания) может уже не существовать, никогда не приходила нам в голову. Мы не сомневались, что съездим в Нью-Йорк и вернемся к нашей приятной жизни в колониальном уюте и безопасности.
Мы вернулись в Тяньцзинь счастливые и веселые, уже настоящая супружеская пара. На подшучивание коллег по работе Эйб отвечал счастливой улыбкой. Я была тепло встречена моими учениками. Мама и ее друзья, видя, какой счастливой и здоровой я выглядела, пожимали плечами и говорили: «Ну, никогда не знаешь! Похоже, все не так уж плохо... по крайней мере, пока...»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
