— Мы пришли, Пресс, чтобы арестовать тебя за убийство.
— Пресс? Пресс?! Но я не Пресс! Он мертв! Мертв! Я — Нарда! Нарда! Слышите меня?
Уж что-что, но громкий грозный голос никак не соответствовал наблюдаемой нами сцене. Полуголый ублюдок больше ни на кого не способен был произвести никакого впечатления, не говоря уже о том, чтобы вызвать священный благоговейный трепет дешевками типа: «Ученики мои! Последователи! Внимайте же мне…» — и так далее.
— Заткнись, кровожадная скотина! — заорал я. — Ты подохнешь в газовой камере. Но сначала, Пресс, ты нам все расскажешь, не так ли?
Он дрогнул, я заметил. И хотя это по-прежнему был Нарда — сильный и повелевающий массой Учитель, почти святой для своих последователей, — он дрогнул. Мы возникли в его жизни в тот момент, когда он уже и сам начал верить в образ Мастера, но сейчас эта вера ему бы все равно не помогла.
— Я никого не убивал. Никого. Клянусь. Я не убийца.
— Прикуси свой поганый язык, Пресс. Я вовсе не имел в виду последние дни и месяцы, когда сказал про убийство. Я имел в виду год назад. Двенадцатого сентября, где-то так. Как насчет этого?
Он крепко сжал губы и еще глубже вжался в стену. Глазки его бегали. Я повторил вопрос:
— Как насчет двенадцатого сентября? Будешь рассказывать?
Глазки перестали бегать и смотрели теперь на нас с ужасом, подбородок дрожал. Пресс не издал в ответ ни звука.
Сэмсон не выдержал, скомкал сигару и встал:
— Проклятие!
— Сэм, — сказал я, — сядь и успокойся. И следи за ним.
Я вышел и снова поднялся наверх. Меня интересовала вторая прислужница. Она сразу открыла, как только я постучался, и я с ходу засыпал ее вопросами:
— Кто такая? Как зовут? Какая роль в бизнесе Нарды?
— Филлис. Меня зовут Филлис. Филлис Стронг. И я не понимаю, о чем вы говорите.
Подумать только, она не понимала! Я зарычал на нее злобным псом:
— Послушайте, Филлис, ваше вранье мне или полицейскому внизу может вам дорого обойтись. Хватит выгораживать друг друга. Отвечай, что знаешь об организации?
— Ничего. Работаю на него, и все, — выпалила она скороговоркой.
— А без балахона и без тюрбана ты его когда-нибудь видела? Только честно — да или нет?
— Нет-нет, никогда, поверьте. — Женщина отчаянно затрясла головой. — У меня даже мысли появились: странно как-то, необычно.
— Точно не видела?
— Точно, точно, ни единого разика. Я даже удивляться начала…
— О'кей, красотка, сейчас я тебе его покажу.
Я повторил Филлис почти те же слова, какими инструктировал по телефону Лину. Постучаться, сразу войти и залиться смехом. Филлис безропотно согласилась.
— И смотри у меня, крошка, чтоб без фокусов. Там, в комнате, с ним только капитан из отдела убийств, и я встану рядом с тобой. Смейся, как будто тебя режут. Иначе обещаю неприятности, много неприятностей. Но если ты и впрямь его раньше без ничего не видела, то это будет легко.
Закончив инструктаж, я велел ей минуту подождать, а сам бегом спустился вниз.
Сэмсон в мое отсутствие заставил Нарду снять башмаки и, щелкая языком, дивился на подклеенные подошвы и наставленные каблуки. Нарда, он же Пресс, прикрывшись покрывалом, сидел на краешке кровати и напоминал стыдливую девственницу. Я от двери направился прямо к нему. Сдернув покрывало, я расстелил его посередине и приказал Нарде встать туда.
— Я тебе язык развяжу. И не вздумай молиться. Бесполезно, да и поздно уже.
Он огрызнулся, упомянув про интимные отношения с моей матерью, но я простил ему эту грубость, ибо других каких-либо интимных связей он, наверное, уже год не имел. Нарда настроился защищаться, в поведении его нельзя было не видеть вызова.
— О'кей, Пресс. Но если ты… — продолжить я не успел. В комнату вошла Филлис. И, следует отдать должное, сыграла превосходно. Крутись я в Голливуде, обязательно выдвинул бы ее на лучшую женскую роль года. Со стороны вообще не скажешь, что она притворялась. Хотя, может, это и не игра была.
Взглянув на Сэмсона, потом на меня, Филлис, окаменев, остановилась в трех шагах от Нарды.
— Поздоровайся с Нардой, красотка.
Маленькие кулаки Пресса то сжимались, то разжимались.
Брови у Филлис высоко поднялись, глаза и рот широко открылись.
— Это — Нарда? — У нее перехватило дыхание.
Про последовавший затем хохот говорят: «Умирала со смеху». Филлис согнулась буквально пополам, она держалась то за бока, то за живот, взвизгивала, стонала и пищала до изнеможения. Она зажимала руками горло, но смех душил ее и, вырвавшись, со звоном разносился по комнате.
Было больно и противно смотреть, как, инстинктивно пытаясь скрыть от женщины свою мужскую слабость, Пресс корчился и прикрывал костлявыми руками тощую наготу собственного тела. Вызывающее безразличие на его лице сменилось отчаяньем и испугом.
Для мужчины иногда можно придумать гораздо более жестокое наказание, чем бить палками или пороть плетьми. Для Пресса это было почище всякой порки. Каждый новый взрыв хохота оставлял на его самолюбии глубочайший, незаживающий рубец. В сознании его что-то обрывалось и било по самым чувствительным глубинам мозга. Это был кошмар из кошмаров. Словно тебя голого выволокли на палящее солнце и весь мир тычет в тебя пальцами, осыпая насмешками. Колосс на глиняных ногах осел, повалился и под улюлюканье толпы рухнул. Кто стоял перед нами, в тот момент было трудно сказать. Наполовину Нарда, наполовину Пресс, наполовину великомученик, наполовину дьявол. И голова его, похоже, соображала тоже только наполовину.
Он обхватил себя руками, пятясь, отступил к дальней стене и медленно-медленно осел. Искаженное мукой лицо его сморщилось и выражало животный страх перед следующим ударом, отвести который он был не в силах. Псев-до-Нарда напоминал сейчас грязную груду мусора. Обняв руками колени и отвернув голову в сторону, он смотрел в пространство и ничего не видел. Оглушенный шоком мозг духовного предводителя отказывался понимать, что сияющий образ славного Мастера, с таким трудом воздвигнутый им в умах учеников, рассыпался в прах и вот уже не существует, ибо еще мгновение — и он окончательно растворится в неумолкающем хохоте.
Я мягко вытолкал в коридор неудержимо хохочущую Филлис и присел перед Прессом на корточки:
— Ну так что скажешь, Уолтер? Или ты все еще Нарда? Ты и сейчас нам ничего не хочешь сообщить?
Пресс поднял перекошенное злобой лицо, что-то в нем изменилось, но плотно сомкнутые губы так и не раскрылись.
— Хорошо, Пресс. Посмотрим, чего ты этим добьешься.
Он опять упрямо отвернулся. Он все еще думал выстоять. Тогда я взял его за подбородок, силой развернул его голову к себе и глядя прямо в глаза, сказал негромко, но отчетливо:
— Где Лорен, Нарда? Где она, твоя тихая сладкая радость? А ведь ты к ней небезразличен, а?
В эту минуту я чувствовал себя наравне с самым подлым и коварным зверем Но я знал, что хуже меня есть еще один. Тот, кто еще подлее и еще коварнее. Это — человек, с которым я разговаривал. Идти на попятную — значило все испортить, и я, отбросив сомнения, приготовился терзать его хоть всю ночь И плевать, что за это я сам себя ненавидел.
— А как насчет Лорен, Нарда? Я хотел сказать — Пресс. Да-да, Уолтер, я именно это имел в виду. Ты хоть раз спал с ней? Или это у вас платоническое? Держались за ручки, как в детском садике, да? Ну что, Уолтер, я правильно угадал? Да не отворачивайся же, Пресс. Она тебя таким когда-нибудь видела? Я имею в виду Лорен, Нарда. То есть Пресс. Ты раздевался перед ней или нет?
Мне больше не надо было держать его за подбородок. Нарда смотрел на меня не отрываясь. Застывшее в его глазах выражение ужаса было красноречивее всяких слов. Он задыхался Казалось, он вот-вот зарыдает.
В этот момент я вспомнил, что пора бы уже и Лине появиться.
Я встал, забинтованной рукой похлопал Пресса по щеке и насмешливо произнес:
— Я приведу ее, Нарда. Я приведу твою тихую, сладкую радость.
— Не-ет! — Он закричал, как смертельно раненное животное. — Пожалуйста, только не это. Она меня никогда не видела в таком виде. Она… она не поймет. Пожалуйста…
Я отступил назад, но Пресс шлепнулся на руки и пополз за мной на четвереньках. Зверь. Косящийся снизу вверх на человека, наиподлейший и наиковарнейший зверь. Самое мерзкое существо на земле.
Ничего не предпринимая, я стоял посреди комнаты и смотрел на ползающего в ногах Нарду. Хлопнула входная дверь. Лина!
— Что ж, Уолтер, вот и Лорен. Пойду приведу ее.
Лицо его стало безумным. Он неистово завопил:
— Нет, нет, нет! Умоляю, не приводи ее! Не надо!
Я снова склонился к нему:
— Так ты расколешься или нет? Будешь наконец говорить? И ты расскажешь все, падла, от начала и до конца. Давай, Пресс, я слушаю. Только быстро.
Состояние Нарды в этот момент невозможно описать. Он вряд ли был способен здраво рассуждать и действовать. Он так и стоял на корточках, смотрел на меня и ждал, что я сделаю. Вдруг голова его опустилась, затем резко поднялась, и в безумных глазах появился проблеск решимости.
