– Как твоя загадка? – поинтересовался мой приятель.
– Пока никак, – ответил я и спросил, можем ли мы увидеться вечером.
Он очень заинтересовался и приехал ко мне на поздний обед. Выглядел Тестер бледнее, чем обычно. Он относился к тем людям, что молчат, когда нельзя упоминать о профессиональных делах. К счастью, я хотел, чтобы Тестер не говорил ни о чем ином.
– Не завидую ни тебе, ни полиции, – заявил он, пробуя суп.
– Думаю, у тебя тоже есть свои трудности, – заметил я.
Услышав это, Тестер вскинулся, как голубь Ноя, вылетевший за свежим масличным листом.
– Конечно, – кивнул он. – Существуют предосторожности, в связи с завещаниями вроде того, что сделал мистер Рубинштейн. Ответственности избежать невозможно. У нас возникли затруднения сразу же после обнаружения тела.
Я усмехнулся. Мне это начинало доставлять удовольствие. Нравились сдержанность моего друга, его спокойное достоинство.
– Газеты, естественно, создавали нам большую рекламу, привлекая тем самым внимание примерно восьми тысяч воров к стоимости коллекции, которую, кстати, нам не позволили сразу забрать. В конце концов, что такое два года тюрьмы за кражу со взломом по сравнению с возможностью получить пятнадцать тысяч фунтов за награбленное добро? Нам приходилось держать там своих людей, пока мы не сможем перевезти коллекцию – и тщательно закрыть окна и двери.
– Но вы уже получили разрешение на ее вывоз?
– Да. Но мы очень беспокоились. Может, – губы его растянулись в вымученной улыбке, – полиция предвидела, что преступник вернется, как раскаивающийся злодей в ранневикторианских романах, на место преступления?
– Вы проверяли коллекцию?
Тестер бросил на меня суровый взгляд:
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Мне интересно, была ли она полной. Вы, разумеется, получили опись?
– Да, получили.
– И все было в порядке?
Тестер отодвинулся назад вместе со стулом.
– Ты пригласил меня сюда с какой-то целью?
– Да. Я действую в интересах защиты. Хочу знать, не рылся ли кто в коллекции.
Он внимательно посмотрел, но не ответил.
– Мою версию ты не получишь ни из какого другого источника, – предупредил я. – А я могу обратиться в полицию, задать свой вопрос, и тебя официально допросят в интересах правосудия…
Тестер придвинул к себе тарелку с супом.
– Это одно объяснение, – сказал он, вновь принимаясь за еду.
– А другое?
– Например, Рубинштейн иногда ошибался, бывал введен в заблуждение или давал неверную оценку.
– Вряд ли, – заметил я.
– В коллекции была пара нефритовых браслетов… – Тестер сделал паузу, заметив, что я побледнел.
Разумеется, речь шла именно о тех браслетах. Тестер продолжал описывать их, но я не слушал. Я знал, какие они. Это браслеты, которые мы с Фэнни видели на Рочестер-роу, и теперь они лежали среди подлинных сокровищ коллекции Рубинштейна в Британском музее.
Я позвонил Паркинсону и спросил:
– Ты знаешь, где купил Рубинштейн эти браслеты?
Тот ответил, что сообщит мне подробности, если я подожду несколько часов. Ему нужно порыться в бумагах. Вскоре Паркинсон позвонил. Браслеты были куплены в аукционном зале, где иногда придерживали для Рубинштейна первоклассные вещи. Такой громкой была его репутация. Я поехал туда. У меня не было сомнений, что браслеты, которые Рубинштейн купил, были подлинными, а другие попали в коллекцию с Рочестер-роу, но в подобных делах нельзя полагаться на единственный шанс. И копий могло быть две.
Я встретился с человеком по фамилии Байуотерс, он поинтересовался, не подвергаю ли я сомнению подлинность браслетов.
– Нет, – ответил я, – однако браслеты, найденные в коллекции Рубинштейна, не оригиналы, а очень искусные копии. Их предъявили нескольким экспертам, – я достал список с их фамилиями, – и все они подтвердили это.
– И все эксперты, за исключением одного, были приглашены для консультации по поводу браслетов, которые купил мистер Рубинштейн. Они единодушно признали, что браслеты подлинные.
– Это дает нам два объяснения. Либо Рубинштейн продал оригиналы и заменил копиями, что совершенно немыслимо, либо их подменили без его ведома до или после его смерти.
– Разумеется, мистер Рубинштейн волен распоряжаться, как угодно, своими вещами, – напыщенно произнес Байуотерс, – но, как вы говорите, немыслимо, чтобы он умышленно совершил мошенничество. Потом существует вопрос страховки. Он платил большие страховые взносы за каждую купленную вещь.
– Можно навести об этом справки, – заметил я, – но лишь для того, чтобы подтвердить подозрения, которые, в сущности, представляют собой уверенность.
– Откуда взялась вторая пара браслетов?
– Если не ошибаюсь, с Рочестер-роу. Поеду туда, может, удастся выяснить что-нибудь там.
Я позвонил Круку, и мы поехали на такси. Магазин нисколько не изменился; мне казалось, что тот же китайский дракон царствует на той же консоли, те же антикварные серебряные ложечки и сахарница располагаются в витрине вокруг прекрасных древних серебряных чайника и кофейников. За витриной висел персидский ковер, одну ее сторону окаймлял старый английский фарфор, которым я никогда не восхищался. Не было лишь браслетов. На их месте лежали прекрасные нефритовые ожерелья китайской работы. В магазине было темно, как в пещере, редкие маленькие лампочки, отбрасывающие небольшие озерца света, только усиливали общую мрачность. Человек, вышедший из-за прилавка, походил на джинна. Когда он заговорил, мышцы лица остались неподвижными.
– В ноябре, – заговорил я, – я увидел у вас в витрине китайские браслеты. Подумал, что они могут быть подлинными. Зашел осмотреть их.
– С женщиной, – сразу же произнес торговец. Голос его, казалось, был лишен глубины и звука. Казалось, я смотрю представление театра теней. – Она поняла, что браслеты лишь очень хорошая копия.
– А потом эти браслеты оказались в коллекции Рубинштейна.
Торговец протянул руку и снял с полки резного хрустального слона.
– С ведома мистера Рубинштейна?
– Полагаю, что нет. Но эти ваши браслеты – вы продали их?
– Несколько недель назад.
– Знаете фамилию человека, который их купил?
– Не могу вам сказать.
– Почему?
– Было бы неэтично открывать фамилию покупателя, – вежливо ответил он.
В голове у меня ярко вспыхнула догадка.
– На тот случай, если я профессиональный вор и собираю сведения? Так вот, я не вор. Но эти подделки обнаружены в коллекции Рубинштейна.
Кое-кто выражает настроение изгибом губ, а опускание века передает полную перемену мысли. Мой собеседник воспользовался бровями: они поднялись двумя вершинами, выражая неверие, потрясение, замешательство.
– Сомнений в точности данного сообщения нет? – отважился спросить он.
– Ни малейших.
Он немного помолчал, а потом проговорил:
– Я знал мистера Рубинштейна. Пару раз помогал ему. Он был по преимуществу художником. И ни за что не позволил бы положить браслеты, которые я продал, в свою коллекцию. Кстати, как случайно мне стало известно, у него имелись оригиналы.
– Кто еще это знал?
Торговец пожал плечами.
– Каждый, кто интересуется подобным вопросом, мог бы ответить, где находятся качественные вещи. Дом Рубинштейна рассматривался чуть ли не как общественная собственность, нечто вроде музея.
– И вы все равно не хотите сообщить, кто купил браслеты?
Торговец заколебался.
– А если я не скажу?
– Естественно, этим заинтересуется полиция. Подмена означает для Британского музея тяжелую финансовую утрату, помимо художественного аспекта данной проблемы.
– Да, – согласился мой собеседник, потирая нос. – Верно. Я не знал того человека. В таком месте, как это, начинаешь быстро различать людей, которые хотят купить что-то необычное, возможно, для перепродажи, и настоящих коллекционеров. Тот человек принадлежал к первому типу. Он вошел и попросил показать браслеты. Сказал мне: «Они не подлинные, так ведь?» Но в их подлинности поклялся бы кто угодно. Я заметил, что для обнаружения разницы нужно быть специалистом, а он усмехнулся: «Да, но каков процент специалистов среди населения?»
– Вы сказали ему, что оригиналы находятся в коллекции Рубинштейна?
– Нет, сэр, это сказал он. Спросил, видел ли я их, и я ответил, что не удостоился такой привилегии. Конечно, фотографии лучших экземпляров появлялись время от времени в таких журналах, как «Конесер» и «Арт коллектор». Он произнес: «Этот человек, Рубинштейн, очень счастливый. Мало кто может позволить себе потакать своим увлечениям в таком масштабе». У меня мелькнула мысль, что мало у кого есть увлечения, стоящие потакания.
– И он купил браслеты?
