– Он никого не принимал в доме?
– Нет. Утверждал, что туберкулез очень заразный. В ту зиму он заболел бронхитом и решил, что это туберкулез. Я осмелился предложить, что ему нужно поговорить с доктором Мейклджоном о поездке в город к специалисту. Иногда незнакомый человек и громкое имя способны творить чудеса. Мистер Керби спросил, не считаю ли я его симулянтом. Заявил, что если я хоть раз еще об этом заикнусь, то могу увольняться.
– У вас никогда не было причин полагать, что он подумывает о самоубийстве?
– Никогда. Разумеется, у него возникали приступы меланхолии, когда он говорил, что жизнь не стоит того, чтобы жить, но я не придавал этому особого значения. Не знал, почему он беспокоится о деньгах, которые теряет. Конечно, я предостерегал его, но ничего не добился. Однажды мистер Керби спросил, почему я так беспокоюсь о его делах. Не хочется, чтобы тебя обвиняли в корыстных интересах…
– Но ведь для вас это не имело никакого значения – в финансовом смысле?
– Он мог подумать, будто я жду от него какого-то отказа в завещании, если буду у него на службе во время его смерти.
– И вы не припоминаете ничего, произошедшего в тот день, что пролило бы какой-то свет на его внезапное решение?
– Но я не видел мистера Керби после обеда. Не знаю, как он провел вторую половину дня. Он сказал, что я могу уезжать. Я вернулся последним поездом, в половине двенадцатого выпил виски и лег в постель. Проходя мимо его двери, заглянул под нее, света не было, поэтому я решил, что он принял снотворное и заснул.
– В какое время Керби обычно принимал лекарство?
– Как правило, я давал ему снотворное около одиннадцати. Обычно он ложился в постель очень рано, около девяти, в десять звонил, и я поднимался к нему. Мистер Керби любил пить чай перед сном и за чаем сообщал мне о своих планах на будущий день. Около одиннадцати засыпал. Завтракал всегда в половине девятого, вставал около половины восьмого, как только напьется чаю.
– Вы не давали ему снотворное в тот вечер?
– Нет. Насколько понимаю, это сделал слуга.
(Данное показание подтвердил впоследствии Беллами).
– Вы, случайно, не помните, какое количество микстуры оставалось в бутылке?
– У меня в дневнике есть запись заказать еще лекарства на другой день, то есть на сегодня. Думаю, дозы две.
Тут неожиданное вмешательство создало тот сенсационный элемент, которого часто недостает на расследовании самоубийств. Раздался голос Мейклджона: «Прошу прощения; две дозы не стали бы роковыми. Да, знаю, я умышленно создал у мистера Керби такое впечатление, но для нашей общей безопасности».
Все повернулись и уставились на него, в том числе и Рэнделл.
– Нет? В таком случае…
Он умолк.
Коронер спросил его, уверен ли он, что там было не более двух доз, и Рэнделл ответил:
– Честно говоря, я не был уверен, что там больше одной. Не говорю, что, уходя, не оставил бы роковой дозы, но мне следовало подумать об этом.
– А вы не подумали?
– Нет, к сожалению. Похоже, это осложняет положение дел.
Так и вышло. Это задержало расследование для наведения новых справок. Мейклджон в ответ на вопрос коронера сообщил, что три дозы были бы роковыми, и когда казалось полностью доказанным, что никто из домашних стрихнина не покупал, члены суда сочли, что Рэнделл, видимо, ошибся и в бутылке было больше микстуры.
Я прекратил чтение и попытался представить, как мог Рэнделл раздобыть стрихнин и добавить его в бутылку, но если он сумел это сделать, то был дьявольски умен. Несмотря на самые тщательные исследования, против него не было ни одной улики. Слуга показал, что мистер Керби хранил микстуру под замком и ключ держал при себе. Можно было предположить, что стрихнин имелся у Рэнделла уже давно, и он просто выжидал время. Но доказать это было невозможно. Я продолжил читать протокол расследования.
Миссис Марплз, экономка покойного, сообщила, что хозяин в течение нескольких недель вызывал у нее беспокойство. Он становился все более больным. И все более странным в отношении финансовых дел. Забрал все деньги из фирмы по производству вооружений, потому что не хотел наживаться на крови сыновей других отцов.
– Откуда вы это узнали?
– Он мне сам сказал, сэр. Очень странным он был, белым, как полотно, сидел в кресле и махал руками. Мистер Рэнделл стоял позади него. Он посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «Не обращайте внимания», но хозяин обернулся и произнес: «Разве вы не это сказали? Не согласны?», и мистер Рэнделл ответил: «Да, сэр, конечно». Потом я заметила: «Нехорошо, сэр, поощрять хозяина», а он усмехнулся: «Знаете какой-нибудь способ остановить его?»
– Мистер Керби всегда был таким?
– Он постоянно читал книги по медицине. Последние несколько недель мы ничего не могли с ним поделать. И стал привередливым в еде. Не хотел того, не хотел этого. Говорил: «Для меня это яд» – и показывал какой-то журнал. Мистер Рэнделл часто спрашивал меня, нет ли у него друзей. Очень беспокоился о нем.
Адвокат покойного, Рейнс, тоже дал показания. Сообщил, что долгое время заботился о его делах, уделял ему личное внимание после смерти Симпсона, своего партнера, около четырех лет назад. До последнего года жизни мистер Керби не проявлял особого интереса к тому, куда вкладываются его деньги, раз они приносят хороший доход, оставляя деловую сторону профессионалам. Однако в последний год начал проявлять беспокойство. «Другие получают восемь процентов, – говорил он, – почему не получать и мне? Мой секретарь читал мне вслух финансовые новости и называл одну за другой компании, которые выплачивают гораздо более высокие дивиденды, чем я получал когда-нибудь». «Мистер Керби, он говорил вам, что нужно платить за безопасность?» – спросил я. «Думаю, я потратил на безопасность слишком много, – ответил он. – И пожалуй, начну рисковать. Возможно, я всего лишь управляющий всем тем, что имею, но не вижу причин быть робким управляющим». Он выпустил много биржевых проспектов, по его словам, для города. Большинство их представляло собой рискованную биржевую игру, и я сказал ему об этом. Разумеется, он был одним из тех, кто может рисковать. Мистеру Керби было не о ком заботиться, кроме себя. Он слегка разволновался, когда я говорил об опасностях биржевой игры, и спросил, как может что-либо процветать, не будь людей, всегда готовых рискнуть. Задал вопрос, понимаю ли я, как создавалась автомобильная промышленность. Не теми, кто осторожничал, сказал он, а биржевыми игроками, которых вы осуждаете. Спорить с таким человеком невозможно, раз он вбил себе что-то в голову, например, что быстро умирает от туберкулеза и ничто, кроме Судного дня, его не спасет. Я позволил ему сделать кое-какие вложения; рекомендовать другие не мог. У этих фирм была дурная репутация. Мистер Керби вспылил и решительно вышел из кабинета. На следующий день ко мне явился его секретарь, мистер Рэнделл. «Послушайте, – сказал он, – не могли бы вы повлиять на мистера Керби? Он, видимо, решил выбросить свои деньги на ветер. Я, разумеется, влиять на него не могу, но вы его советник. Я не хочу, чтобы мистер Керби уволил меня, а он уволит, если я буду много говорить, но не могли бы вы убедить его, что это никакая не благотворительность – перекачивать свои деньги в карманы жуликам?» Я немного удивился, но пообещал сделать все, что сумею. Вскоре я отправился к мистеру Керби, но он заявил, что поскольку я веду его дела очень осторожно, то он записался на акции нескольких компаний, рекламирующих высокие дивиденды, и вложил в конверты чеки на требуемые суммы. «Когда вы это сделали?» – поинтересовался я, и Керби сообщил: «В тот вечер, когда приходил к вам». Я спросил: «Эти письма писал Рэнделл?», и он ответил: «Нет, Рэнделл такой же пугливый, как вы. Я написал их собственноручно, и Беллами отнес на почту». Я лишь развел руками.
Я контролировал остальные его вложения, но все-таки дела его принимали скверный оборот. Я договорился о встрече с ним на то самое утро. Он вбил себе в голову, будто ему нельзя выходить. Заявил по телефону: «Наверное, попытаетесь испугать меня». Я заверил, что об этом не может быть и речи.
– Что он ответил?
– «Если предпочитаете нерешительных людей, то ведите дела с ними». И повесил трубку.
– Он не казался встревоженным?
– Нет. Пожалуй, рассерженным. Конечно, это могло быть блефом. Я недоумевал. Не мог понять его внезапного стремления загрести побольше денег и, между прочим, рисковать тем, что он имел. Мистер Керби не собирался жениться или обеспечивать кого-либо, ничего подобного.
– Насколько я понимаю, он не разорился?
– Нет, однако понес большие убытки. Во всяком случае, я предупреждал, что ему может не понравиться все, что я сообщал ему о вложениях. Человек с моим опытом знает, что иногда необходимо предупреждать клиентов заранее о неприятных новостях.
