Современники, обеспокоенные влиянием на Жуковского царской семьи, бьют тревогу. П. А. Вяземский пытается воздействовать на Жуковского через А. И. Тургенева: «Он (Жуковский. – В. К.)… говорит с душами в Аничковском дворце, где души никогда и не водились». Однако Жуковский освещал события придворной жизни совсем не в официальном ключе и не создавал панегирических виршей: он преобразовывал эти события силой фантазии, и они становились поэтическими фактами его душевной жизни, выражая свойственное ему романтическое мироощущение. Данное обращение к поэме Т. Мура диктовалось к тому же темой праздника. Любопытно, что стихи Жуковского вошли в творческую память Пушкина, который в 1825 году использовал (разумеется, переосмыслив) выражение «гений чистой красоты» из «Лаллы Рук» Жуковского в мадригале Анне Петровне Керн («Я помню чудное мгновенье…»), а императрица Александра Федоровна предстала в его сознании в поэтическом образе из стихотворения Жуковского. В рукописях VIII главы «Евгения Онегина», писавшейся в декабре 1829 – сентябре 1830 года, сохранилась строфа с такими стихами:
И в зале яркой и богатой,Когда в умолкший, тесный круг,Подобна лилии крылатойКолеблясь, входит Лалла Рук.И над поникшею толпоюСияет царственной главою,И тихо вьется и скользитЗвезда-харита меж харит…
91
Об этом стихотворении Жуковский писал А. И. Тургеневу: «Эти стихи сочинены здесь одною молодою девушкою: я их перевел». Высказано предположение, что автор оригинального текста, вероятно, Гедвига Штегеман (о «Стихах m-me Stägemаnn» упоминается в дневнике Жуковского от 1 февраля 1821 года).
92
Cтихотворение в первой публикации было озаглавлено «К N. N.». Первоначально последние два стиха в черновом автографе читались:
Не с грустью говори: на свете их уж нет,Но с благодарностью: они на свете были.
Мотив воспоминания – один из ключевых в жизни и поэзии Жуковского. Уже в 1815 году поэт изложил свою «философию воспоминания» (выражение Ц. Вольпе – исследователя творчества Жуковского): «Я когда-то написал: Счастие не состоит из удовольствий простых, но из удовольствий с воспоминанием, и эти удовольствия сравнил с фонарями, зажженными ночью на улице; между ими есть промежутки освещенные и вся улица светла, хотя не вся составлена из света. Так и счастие жизни. Удовольствие – фонарь, зажженный на дороге жизни, воспоминание свет, а счастие ряд этих прекрасных воспоминаний, которые всю жизнь озаряют… Надежда пустое слово. Оно прекрасно только для неопытности, которой жизнь неизвестна». Те же мысли развиты в дневнике от 16 февраля 1821 года и в статье «Воспоминание», причем они непосредственно следуют за текстом стихотворения: «Нет и были – какая разница! в первом потеря, в последнем воспоминание: нет значит исчезли; были значит оставили следы бытия своего. Прекрасная жизнь тех, которых мы лишились, освещает для нас и землю и жизнь нашу. Решительная минута разлуки миновалась, она навеки предана воспоминанию; недоумение кончилось; но будущее не приводит в трепет; печаль об них обратилась из страдания в благодетельную для сердца любовь; можем всем делиться с ними свободно; их образ равно светел для нас и при нашем счастьи и при нашем несчастии; ни то, ни другое не изменяет им жребия; но и в том, и в другом они с нами воспоминанием, всегда неизменным (пока не изменимся мы сами), возвышающим душу в счастии, ободряющем ее в несчастии, и такое воспоминание есть для нас, так сказать, двойник нашей совести». Мысль стихотворения Жуковский распространял и на жизнь. В частности, он писал А. П. Елагиной 12 ноября 1823 года об умершей в том году М. А. Мойер (урожд. Протасовой): «Маша для нас существует. Прошедшее не умирает. Не говорите: ее нет! говорите: она была».
93
Одно из самых совершенных стихотворений Жуковского, сразу ставшее классическим. Пушкин в письме к П. А. Вяземскому (около 25 января 1829 года) выделил из сборника «Северные цветы» это стихотворение: «Читал „Цветы“? Каково море Жуковского…»
94
Раньше считалось, что стихотворение связано с получением известия о смерти М. А. Мойер (Протасовой). Однако, как установлено И. М. Семенко, в стихотворении идет речь о последнем свидании Жуковского с М. А. Мойер (в ночь с 9 на 10 марта Жуковский выехал из Дерпта в Петербург). Подлинное заглавие основано на чтении двух автографов (см.: Жуковский В. А. Избранное. Л.: Худож. лит., 1973. С. 126 и Семенко И. Жизнь и поэзия Жуковского. М.: Худож. лит., 1975. С. 35). Однако, восстанавливая заглавие стихотворения («9 марта 1823» вместо «19 марта 1823»), нужно учесть, что стихотворение, в котором поэт вспоминает о последнем свидании, написано все же после получения известия о смерти, поскольку в нем упоминается «твоя могила», что было бы невозможным, если бы в момент создания стихотворения М. А. Мойер была жива. Даты заглавия и написания не совпадают, и в этом, возможно, заложен особый смысл: для Жуковского Мойер не исчезла из мира, а стала лишь незримой. Об этом свидетельствует письмо поэта А. П. Елагиной от 28 марта 1823 года: «Дуняша, друг, дайте мне руку во имя Маши, которая для нас все существует». В стихотворении Жуковский запечатлел последнее свидание с М. А. Мойер, которая как бы «удаляется» из «здешнего света», но остается живой, унося туда и «земные воспоминанья». Жуковский хотел продолжить стихотворение. К 1831 году относится отрывок, не вошедший в окончательный текст:
Звезды небес!Тихая ночь!Ваше молчаньеТайною чароюДушу покоит!С вами душа,Звезды небес,Тихая ночь!Счастье живоеМинувших времен,Раз улетевши,Не будет назад.
В. М. Жирмунский указал, что источником стихотворения послужил отрывок «Wie war dein Leben…» («Какова была твоя жизнь…»), в котором немецкий поэт-романтик Клеменс Брентано (1778–1842) оплакивал свою умершую сестру Софию.
95
Перевод одноименного стихотворения немецкого поэта-романтика И. Л. Уланда (1787–1862). Подчеркивая значение поэзии Жуковского для отечественной литературы, Белинский писал: «Итак, развитие романтических элементов есть первое условие нашей человечности. И вот великая заслуга Жуковского! Трепет объемлет душу при мысли о том, из какого ограниченного и пустого мира поэзии в какой бесконечный и полный мир ввел он нашу литературу! каким содержанием обогатил и оплодотворил он ее посредством своих переводов!..» Среди этих переводов критик назвал и «Победителя». Положено на музыку М. И. Глинкой и другими композиторами.
96
Перевод романса «Schon sank auf rosiger Bahn der Tag in wallende Fluten…» («Уже опускался по розовой дороге день в кипящие волны…») неизвестного немецкого автора. Положено на музыку А. Г. Рубинштейном.
97
Новое издание стихотворений (1824) открылось этим своеобразным посвящением, обращенным к поэтическому вдохновению – «Гению чистой красоты».
98
Источник стихотворения – посвящение Гёте к «Фаусту», переведенное Жуковским и помещенное в балладе «Двенадцать спящих дев», и стихотворение Ф. В. Шеллинга (см. примеч. к стихотворению «К мимопролетевшему знакомому Гению»). Белинский писал: «Таинственный посетитель» есть одно из самых характеристических стихотворений Жуковского». Приведя затем его целиком, он продолжал: «Поняли ль вы, кто такой этот „таинственный посетитель“? Сам поэт не знает, кто он, и думает видеть в нем то Надежду, то Любовь, то Думу, то Поэзию, то Предчувствие… Но эта-то неопределенность, эта-то туманность и составляет главную прелесть, равно как и главный недостаток поэзии Жуковского. Попытаемся объяснить ее». И далее Белинский поясняет содержание поэзии Жуковского, основываясь на идее стихотворения «Таинственный посетитель»: «Есть в человеке чувство бесконечного; оно составляет основу его духа, и стремление к нему есть пружина всякой духовной деятельности. Без стремления к бесконечному нет жизни, нет развития, нет прогресса. Сущность развития состоит в стремлении и достижении. Но когда человек чего-нибудь достигает, он не останавливается на этом, не удовлетворяется этим вполне; напротив, торжество достижения бывает в его душе непродолжительно и скоро побеждается новым стремлением. Отсюда чувство внутреннего недовольства, неудовлетворения ничем в жизни; отсюда тайная тоска. Можно сказать, что человек бывает счастливее, пока он борется с препятствиями к достижению, нежели когда он наслаждается победою борьбы, праздником достижения. Иначе и быть не может. Чем глубже натура человека, тем сильнее в нем стремление и тем менее способен он к удовлетворению».
99
К стихотворению Жуковский дал такое примечание в альманахе «Северные цветы на 1825 год»: «Стихи, написанные в альбоме Н. И. И., на рисунок, представляющий бабочку, сидящую на букете из реnsees (анютиных глазок) и незабудок». А. С. Пушкин в письме к Л. С. Пушкину и П. А. Плетневу от 15 марта 1825 года отметил стихотворение: «Кстати: что прелестнее строфы Жуковского: Он мнил, что вы с ним однородные и следующей. Конца не люблю». Белинский отнес «Мотылек и цветы» к числу характерных для Жуковского.
