Лагерь. Фабрика. В представлениях Ады тюрьма всегда была большим викторианским зданием с решетками на окнах. Ада помяла в руке замерзшую простыню. Эта тюрьма другая. Ада поежилась, зимний ветер продувал ее насквозь. Что-то здесь не так. Дым, вонь. Слова, что употребляют немцы. Untermensch. Ungeziefer[53]. Вредители. В Лондоне, случалось, умерщвляли газом крыс в канализации, а потом сжигали их трупы.
О женщине с отменным шелком и песиками Ада уже и думать забыла, но однажды январским утром 1945-го та явилась на примерку в скромной юбке, вязаном жакете и кофточке, оба терьера были при ней. На русалочий хвост ткани хватило бы с избытком, но Ада скроила платье до полу прямым, облегающим, без затей. Пусть заказчица увидит его на себе. Пусть почувствует его магию.
— Если вы все еще желаете русалочий хвост, — предупредила Ада, — я переделаю.
Она заранее смастерила розу, всего одну, разрезав шелк по косой, сложив его вдвое, перекрутив так, чтобы роза цвела и сияла. Заказчица надела платье, и Ада застегнула его сзади.
Голые плечи дамы на фоне черного, как ночь, шелка казались вырезанными из слоновой кости, роза у горла — алый, притягивающий взгляд бутон.
— Зеркала нет, — сказала Ада. — Вам придется пройти к фрау Вайтер.
Все клиентки пользовались зеркалом в спальне наверху, вертелись, разглядывая свое отражение с одного бока, с другого, сзади, спереди, обсуждая наряд в отсутствие Ады, словно не она его сотворила. Почему ей не позволяют держать в комнате зеркало, недоумевала Ада. Опасаются, что она разобьет его? Возьмет осколок и перережет им глотки? Ножницами это сделать куда легче. Либо они чересчур самолюбивы и тщеславны? И не хотят дать ей понять, что они знают, насколько они не достойны нарядов от Ады.
— Komm[54], — приказала псам заказчица.
— Можете их оставить. Я пригляжу за ними.
Дама поколебалась, улыбнулась:
— Bleib![55] — Она грозила собакам пальцем, пока те не улеглись на пол.
Стоило даме удалиться, как Ада окликнула собак. Их теплые мускулистые тела извивались под ее ладонью; собаки поскуливали, норовя лизнуть ее в лицо, щекоча ее шелковистыми бородками. Ада прижимала их к себе, целовала в лоб, словно это был ее последний шанс приласкать живое существо и получить ответную ласку. Она заплакала, промокнула слезы собачьим мехом, вытерла насухо.
— Schön, — объявила заказчица, вернувшись вместе с хозяйкой дома. — Элегантно. Perfekt[56]. — Собаки метнулись к ней. — Sitz, — велела она, и собаки сели, подрагивая, молотя хвостами об пол.
— Никакого русалочьего хвоста? — переспросила Ада. — И роза одна?
— Вы были правы. Спасибо. Danke.
Никому прежде и в голову не приходило благодарить ее. У Ады комок подступил к горлу. Ада стыдилась себя за радость, которую испытывает, до чего же она жалка! Но доброта здесь — такая редкость.
— Я должна подшить платье, — сказала Ада. — Пожалуйста, будьте любезны, встаньте вот на это. — Она вытащила табуретку на середину комнаты. — Осторожнее.
Забираясь на табуретку, клиентка оперлась на плечо Ады. Фрау Вайтер набычилась. Ада никогда не предлагала ей встать на табуретку, не решалась: слишком тяжелой была эта фрау, и толстые ноги плохо ее слушались. Ада надавила пальцем на икру клиентки немного выше щиколотки:
— Думаю, мадам, это наилучшая длина. Чуть длиннее — и подол будет волочиться по полу. Сделать короче — получится ни то ни се.
Ада подкалывала подол, когда я скажу, повернитесь, и клиентка, мелко перебирая ногами, сделала круг на табуретке, чтобы подол был совершенно ровным. С другими женщинами Ада никогда не разговаривала и уж тем более не спрашивала: «Это для особого случая? Собираетесь на торжество?» Она сомневалась, стоит ли задавать такой вопрос, но что ей терять?
— Платье вам очень идет, мадам. Могу я узнать, для чего оно предназначено?
— Nein, — выкрикнула фрау Вайтер. — Да как ты смеешь?
— Почему бы ей не полюбопытствовать? — возразила клиентка. Она взглянула на Аду: — Это секрет. Скажем так: я надену это платье в тот особенный день, о котором мечтает каждая женщина.
Фрау Вайтер пыхтела от ярости. Как бы ее кондрашка не хватила, подумала Ада. А что, запросто. Вот и славно. Ада станет работать на эту клиентку. Растолкует ей, что черный — не самый подходящий цвет для такого дня. Скорее уж для похорон.
— Наденьте каблуки повыше, — посоветовала Ада. — И уберите волосы назад, чтобы они не падали на лицо.
Клиентка улыбнулась. Обыкновенная милая женщина.
— Монахиня слов на ветер не бросает, — обратилась она к фрау Вайтер. — Вы же не станете ее наказывать.
Фрау Вайтер шумно вдохнула, не зная, что ответить. Ада наслаждалась ее смятением.
— Значит, вы довольны моей портняжкой? — спросила комендантша умильным, заискивающим тоном.
— Очень, — ответила клиентка. — Не сомневаюсь, моему кавалеру платье понравится. Наверняка объявит его лучшим из моих нарядов. В придачу за него не надо платить. — Она рассмеялась: — Это ему понравится больше всего.
Клиентка спрыгнула с табуретки, встала на цыпочки, повернулась кругом.
— Отошлите его мне, когда будет готово, — велела она фрау Вайтер. — В Берлин. Возможно, мы еще увидимся, сестра Клара.
Она переоделась, подозвала собак и ушла.
Вернуть остатки ткани она не потребовала. А осталось немало — ярд с лишком. Хватит на жакетик, болеро с короткими рукавами реглан и алым пятном на груди слева, шелка-сырца достанет на маленькую розочку.
Гул самолетов раздавался теперь каждую ночь. Иногда самолеты сбрасывали бомбы, иногда лишь пролетали над головами. Фрау Вайтер нервничала все сильнее, сыпь на ее талии сочилась кровью, которую Аде приходилось отстирывать с белья фрау. Мерзкая работенка, но за нее комендантша хотя бы платила своими мучениями. Оберштурмбанфюрер приходил домой поздно. Как поняла Ада, оберштурмбанфюрер Вайс опять принял на себя командование лагерем. Ада слышала, как фрау Вайтер орала на мужа, поминая имя Вайса. А Томас? Где Томас? Умоляю, сберегите его, повторяла про себя Ада. Отправьте куда-нибудь в деревню, подальше от падающих бомб. Война накрыла Германию. Фрау Вайтер возбужденно делилась с Анни новостями. На французском фронте немцы отбросили американцев назад, но напрочь истощили силы, а тем временем с другой стороны подбираются русские. Эти русские — чисто звери, необузданные, мстительные. Кто нас защитит? — Что у них там в голове, у тех, кто наверху? — верещала фрау Вайтер. — Что с нами будет? Мы теперь никому не нужны.
Вечерами стало светлее, но не теплее. Выходя во двор с бельем, Ада не раз поскальзывалась на льду, падала, а потом с трудом, задыхаясь, вставала. Анни по-прежнему возилась на кухне, но продуктов было мало. Железные дороги и автобаны бомбили. Транспорт встал. Авиация уничтожала посевы и заводы, аэродромы и оружейные склады. Конец уже близко.
Надежда не приносила облегчения, наоборот. Словно норовистую лошадь, Аде приходилось постоянно ее обуздывать. И она не знала, удастся ли ей продержаться до победы. У нее тряслись руки, и она вдруг начинала плакать и не могла остановиться, стояла у раковины, умываясь, а слезы скатывались, как камешки, образуя круги на воде, и Ада вспоминала тетю Лили, когда с той случался нервный припадок. Заболевая, тетушка приезжала к родителям Ады, жила у них, плача и стеная дни напролет. У Ады тоже сдали нервы? Она на грани срыва? Сейчас, когда все почти закончилось? После того как она столько вынесла за эти страшные годы?
У них пока оставались овощи, выращенные заключенными, но запасы таяли, а до весеннего урожая было еще далеко. Луковицы, размякшие внутри. Проросшая картошка. Подгнившая безвкусная капуста. Ада кормилась очистками; правда, Анни по-прежнему позволяла ей выскребать сковородки и допивать последние капли супа. Рыбные консервы были на исходе, муки едва хватит до конца месяца. Анни, как обычно, пекла хлеб, но распоряжалась им очень бережливо, выдавая по куску в день и ни крошки Аде. Кухарка сооружала ловушки и расставляла в саду. Поймав голубя, сворачивала птице шею, ощипывала и готовила из него жаркое. Аду донимали боли в желудке, тошнота и запоры. Она худела, слабела. На большую стирку, глажку или штопку у нее уже не было сил. Фрау Вайтер орала непрестанно, пихала ее, била, стегала ремнем. Месячные у нее тоже прекратились, словно тело щадило себя, сберегая драгоценную кровь.
Черное шелковое платье отослали заказчице. Ада дошивала жакет. С подкладкой было бы лучше, но где взять материал. Ничего, он и так будет хорошо сидеть. Надо лишь обметать швы. Шелк сыпался по краям, тонкие нитки рвались прочь из тесного плетения. Будто солдаты, думала Ада: сомкнутые ряды, не подступись, но по одному их можно выцепить — щелк.
