Дом для престарелых сохранился. Ворота и каменная ограда исчезли, и сад напоминал чистое поле, но Ада узнала здание. Фрэнк помог ей спуститься на землю, взял сумку сестры Жанны и швейную машинку.
— После вас, — сказал Фрэнк, предлагая пройти в дом.
Ада побрела к крыльцу, толкнула дверь, вошла в холл с шахматным полом. Сестра Бригитта была уже там.
— Сестра Клара. — Монахиня двинулась ей навстречу, раскрыв объятия. Ада упала ей на грудь, и сестра Бригитта обняла ее и крепко прижала к себе. — Хвала Господу, — повторяла монахиня, — хвала Господу.
Одежду сестры Жанны монахини сожгли, как и одежду Ады.
— Вы не обязаны ничего возвращать, — сказала сестра Бригитта, сажая Аду в постели и взбивая подушки. — А теперь ложитесь и хватит нервничать.
— Герр Вайс? — спросила Ада. И увидела, как он входит в комнату, постукивая тростью, и ложится рядом с ней.
— Герр Вайс? Скончался, упокой Господь его душу.
Угнобь Господь его душу.
— А швейная машинка?
— У вас под кроватью. Никто ее не тронет.
(«Не перечь ей, — случайно подслушала Ада разговор сестры Бригитты с сестрой Агатой. — Нервное истощение».)
Война по-настоящему закончилась. Гитлер мертв. Германия сдалась. Ада лежала в постели под мягким пуховым одеялом. У фрау Вайтер было такое же. Federbetten. Ада не верила, что под столь легким покровом можно согреться, и ошиблась: до чего же ей сейчас тепло и уютно. Кровать Ады стояла в большой светлой комнате, окна выходили в сад. Охранники исчезли. Ада видела лишь ветвистую березу, закипевшую молодой листвой, и двух стариков с пледами на плечах: они семенили по саду, опираясь на сестру Жозефину. Ростом монахиня была выше стариков, а ее апостольник сиял свежестью и белизной. Чудо, что они выжили, и не только эти старики, но и сестра Тереза, перебиравшая четки скрюченными неподатливыми пальцами и тихо похрапывавшая по ночам. В комнате было шесть кроватей по числу монахинь. Настоящие кровати, на ножках, со спинками и постельным бельем, слегка протершимся посередине и обтрепавшимся по краям, но чистым. Монахини просыпались на рассвете, читали молитвы и расходились по своим делам, оставляя Аду дремать в тишине и покое.
Как только Ада встанет на ноги, сразу примется искать Томаса. Он должен быть здесь, где-то поблизости. Ада написала домой: «Дорогие мама и папа, надеюсь, вы здоровы. Ну и задали же вы перцу мистеру Гитлеру!» Она представила их лица, когда они получат письмо. Весть мигом разлетится по округе. Конверт с иностранной маркой. Соседям будет о чем посудачить. Держу пари, это от Ады. На что спорим? «У меня все хорошо». Не нужно их волновать. Они и так натерпелись за эти годы. «Здесь со мной много всякого приключилось». Упоминать о Томасе пока не стоит, рановато. «Расскажу обо всем, когда вернусь домой, что произойдет очень скоро, я надеюсь. Ваша любящая дочь Ада».
— Фрэнк спрашивал о вас сегодня. — Сестра Бригитта поставила поднос с суповой тарелкой Аде на колени. — Он появляется дважды в неделю, привозит нам продукты. Вы ему приглянулись, так я считаю.
Ада улыбнулась. Фрэнк был симпатичным.
— Можно мне зеркало? — попросила Ада.
— Нет, нельзя, — отрезала сестра Бригитта. — Сперва выздоровейте. — Она присела на край кровати, и Аде пришлось ухватить поднос, чтобы тот не упал. — Знаю, вы не монахиня, сестра Клара, но мы гордимся вами. Мы все у вас в долгу. Как ваше настоящее имя?
— Ада. Ада Воан.
Беззвучно она повторяла имя снова и снова, много раз. Вот кто она такая, Ада Воан. Она не произносила этих слов с… с какого времени? Загибая пальцы, Ада пересчитала годы. С тех пор как попала в немецкий плен. В 1940-м. Пять лет, почти день в день. Она опять станет Адой, станет самой собой, вернется в родной дом, к нормальной жизни. Портниха extraordinaire[58]. Она сможет включать свет когда захочет, носить капроновые чулки, мыть голову. Надо поинтересоваться, что сейчас в моде. Будет танцевать. Встретит хорошего парня и заживет своим домом. Она и Томас. Ее маленькая семья. Ее надежда.
— Что ж, Ада, — улыбнулась сестра Бригитта, — не помышляли ли вы о том, чтобы принять обет?
Не сумев сдержаться, Ада рассмеялась. Суп выплеснулся из тарелки на поднос.
— Наверное, нет, — подытожила сестра Бригитта.
— Наверное, нет. — Ада помешала суп ложкой. Собралась с духом: — Когда мне станет лучше, сестра Бригитта… — она запнулась, подбирая слова, — я должна найти Томаса. Вы мне поможете?
Сестра Бригитта сидела к ней вполоборота. Она постарела за эти военные годы, заметила Ада, вокруг рта прорезались глубокие морщины.
— Не тешьте себя надеждой, моя дорогая, — сказала монахиня спокойным деловитым тоном. — В войну творились страшные вещи. Мы еще не все знаем. Прошу, ешьте суп. Понемножку и часто.
— Не хочу. — Ада протянула ей поднос.
— Я настаиваю. Вам нужно набираться сил. Физических и духовных.
Поняв, что сестра Бригитта не отступит, Ада поднесла ложку ко рту. Монахиня поднялась, подошла к окну:
— Мы выжили, потому что выращивали овощи. И держали свинью, кур, уток. Птицу у нас воровали. Они бы и свинью украли, если бы не боялись, что та поднимет визг. Свиньи, они смышленые, — продолжила сестра Бригитта. — Умные животные. Они чуют, когда им приходит конец. Но умереть тихо, покорно — ни за что. — Она взглянула на Аду: — Тем не менее нам пришлось превратить сад в огород, чтобы прокормиться. Теперь нас кормят американцы. Скоро мы посадим цветы там, где они всегда росли. И старики смогут любоваться этой красотой. Доели?
Ада кивнула, сестра Бригитта забрала у нее поднос, прижала его к бедру, поддерживая одной рукой:
— Отца Фриделя убили.
— Знаю, — отозвалась Ада. — За то, что он говорил правду.
— Ну не совсем так. Его убили в назидание епископу, говорившему правду. Отец Фридель, он был староват. Вряд ли он ясно понимал, что происходит. Его взяли в тот день, когда родился ваш ребенок.
Ада зажала рот ладонью, шумно втянула воздух носом.
— Они не младенца искали, — продолжила сестра Бригитта. — Во всяком случае, так нам объяснили. Но мы представления не имеем, куда он его дел. И спросить некого.
— Может, он отдал его в приют, в католический приют для сирот, — предположила Ада.
Сестра Бригитта нахмурилась, она явно хотела что-то сказать, но передумала и поправила поднос, соскользнувший с бедра.
— Да, — затараторила Ада, не желая больше слушать сестру Бригитту. Она была так близка к тому, чтобы найти его, обнять, заплакать от счастья: Томас. — Именно так отец Фридель и поступил. Я отправлюсь туда. Когда мне станет лучше. — Приют для сирот, ну конечно! Не мог же он просто передать ребенка фрау Вайс. — Вы поедете со мной?
Сестра Бригитта помедлила секунду, прежде чем ответить:
— Возможно. — И после паузы: — В приют попала бомба. (Ада вскрикнула.) Детей эвакуировали.
— Куда?
— В Дахау.
Но все складывается. Фрау Вайс. Она кладет глаз на Томаса. В Дахау. Пригожий младенец. Дети, что Ада встретила по дороге обратно в Мюнхен, они были из приюта. Она вернется в Дахау, отыщет приют. Ее там непременно выслушают и помогут найти Томаса.
Волосы отросли, и Ада немного округлилась. Когда минули две недели постельного режима, ей позволили встать. Ада спустила ноги на пол, оттолкнулась от кровати, сперва ее покачивало, не бойся, шагай, так ребенок учится ходить. Каждый день она делала все больше шагов, сначала обходила кругом спальню, затем одолела коридор и добралась до оранжереи. При мысли, что она опять увидит герра Вайса, Аду сковал страх. Подойдите же, дорогуша. Сядьте рядом со мной. Сестра Бригитта рассказала ей, как он умер. Самоубийство. Вспорол себе вены мясницким ножом. Оставил записку, адресованную племяннику, обер-штурмбанфюреру Мартину Вайсу: «Следую за фюрером». В оранжерее Ада не задержалась и вышла в сад. Для мая погода была холодной, но полуденное солнце твердо обещало тепло. Сестра Бригитта принесла ей одежду: пару обуви, юбку, слишком длинную и широкую, блузку из хлопка с начесом.
— Фрэнк купил. Говорит, заплатил хорошими сигаретами, — без тени улыбки сообщила монахиня. — Ни у кого нет продуктов. Люди в отчаянии. Готовы продать что угодно. А сигареты — это деньги. — Она указала на швейную машинку, пылившуюся под кроватью: — Воспользуйтесь. Подшейте. Подгоните по фигуре.
— Я привезла ее с собой? — опешила Ада. — О чем я думала?
— Вы не думали, — сказала сестра Бригитта. — Вы сходили с ума.
Ада водрузила машинку на стол. Нитка, вставленная еще в Дахау, не порвалась. Движок не помешало бы смазать, но работала машинка отменно. Как часы.
— А зеркало? — напомнила Ада. — Вы ведь обещали.
