По моему разумению, в сложившихся обстоятельствах ключевой фигурой становилась именно моя странная знакомая — неважно, как ее на самом деле зовут — Аглая или Екатерина. Ее свидетельство наверняка могло пролить свет как на секреты торговцев жилой площадью, так и на загадочную якобы подвижническую деятельность господина Старостина. Отсюда могло быть только два вывода — во-первых, Андрей Петрович обязательно постарается принять меры к изоляции девушки, а во-вторых, я должна всеми возможными силами ему в этом помешать. О том, какие меры может принять Андрей Петрович, каков, так сказать, диапазон его средств воздействия на своих «общинников», я пока старалась не думать. Просто я понимала, что теперь все начинается всерьез.
Находясь даже в самой затруднительной ситуации, всегда начинаешь чувствовать себя значительно лучше, если у тебя появляется план. Стоило мне четко определить для себя задачу, и у меня стало полегче на душе. Я начала думать, как мне выбраться из своей темницы.
Даже беглый осмотр входной двери давал понять, что здесь мне ничего не светит. Такую дверь можно было выворотить только прямым попаданием снаряда. Оставалось окно.
Я уже говорила, что оно было чрезвычайно узким, да к тому же закрыто снаружи железной решеткой. На первый взгляд, бежать через окно совершенно немыслимо. Наверное, именно по этой причине Андрей Петрович с легким сердцем оставил меня здесь, не предприняв более никаких мер предосторожности.
Но я не стала доверяться первому впечатлению. Подойдя к окну, я осмотрела его очень внимательно — как говорится, критическим взором.
Но сначала я попыталась понять, что происходит за окном. К сожалению, из кельи видно было немного — окно выходило не на двор, а в сад, где ничего интереснее густой листвы не просматривалось. Я видела и какую-то часть леса вдали, но это тоже мало о чем говорило — все равно как разглядывать висящую на стене картину.
Правда, я отметила некоторые перемены, произошедшие в окружающем мире. Жаркое солнце уже перевалило через самую высшую точку и начало клониться к закату. Небеса приобрели характерный густо-синий оттенок, который вскоре должен был превратиться в сумерки. Деревья в лесу и саду потемнели, и на их верхушки лег едва заметный розоватый отсвет. Почему-то в голове у меня тут же оформилась не слишком оптимистическая мысль, что с наступлением сумерек комары озвереют окончательно и мне придется выдержать поистине адские муки.
И еще, поскольку я не могла почти ничего видеть, я постаралась хорошенько прислушаться. Мне показалось, что я слышу отдаленный лай собак, какие-то крики, но ветер дул в сторону леса, и я не была уверена, что все это мне не померещилось.
Разумеется, в эти минуты я вспоминала о Ромке и Викторе. За Виктора я не так беспокоилась, как за нашего юного курьера. Единственное, что меня обнадеживало, — Ромка был парень с головой, и он имел некоторое преимущество во времени. Я надеялась, что он сумел добраться до Каратая раньше, чем Старостин догадается послать за ним погоню. И еще я была уверена, что если такая погоня все-таки состоится, Виктор наверняка сделает все, чтобы ее сорвать. Он не такой человек, чтобы выпустить ситуацию из-под контроля. Меня только смущала засевшая в памяти картина — выходящий со двора человек с ружьем и две злющие откормленные собаки рядом с ним. Такой набор, пожалуй, великоват даже для бывшего армейского разведчика.
Но обо всем этом оставалось только строить предположения. Реально повлиять я могла лишь на свою собственную участь. Итак, я отрешилась ото всех дум и приступила к осмотру окна.
На первый взгляд решетка представляла собой непреодолимую преграду, но я заметила, что снаружи кирпичная стена, в которую были вделаны железные прутья, изрядно обветшала, от длительного многолетнего воздействия дождя и ветра кладка казалась уже не столь монолитной. Будь в моем распоряжении инструменты, можно было бы попробовать раскачать решетку. Инструментов не было — значит, их нужно было найти.
Я порылась в письменном столе, но там, кроме пустой пачки из-под печенья «Юбилейное», ничего не было — даже тараканов. Я с досадой еще раз оглядела скромную келью, и меня вдруг осенило — кровать!
Старая металлическая кровать, какую давно и повсеместно сняли с производства, — ведь ее можно разобрать и прочную железную спинку использовать в качестве рычага! Сообразив это, я немедленно приступила к делу.
Не стану рассказывать, как я занималась разборкой этого допотопного сооружения и как с помощью металлических частей раскачивала решетку в окне. Это отняло у меня часа два и весь остаток сил. Мне удалось даже не выронить выломанную решетку на землю, а втащить ее в комнату, что избавило меня от лишнего шума, а следовательно, внимания хозяев.
Потом я немного передохнула, сидя на табурете и глядя на дело своих рук. Без решетки окно выглядело значительно шире, и теперь я предполагала, что сумею протиснуться в него без труда.
Пока я работала, краски дня заметно поблекли. Солнце уже не палило, а лишь слегка подогревало воздух косыми красноватыми лучами. Между деревьями легли глубокие бархатные тени. Из сада повеяло вдруг прохладой. До моего слуха по-прежнему не доносилось ни одного подозрительного звука — лишь шелестела листва, и где-то в лесу отсчитывала чьи-то годы кукушка. По ее прогнозам мне предстояло жить еще примерно лет сто, не меньше.
Обещание долгой жизни вдохновило меня. Да и вообще, следовало пошевеливаться, пока Андрей Петрович обо мне не вспомнил. Не теряя более ни минуты, я начала выбираться через окно наружу.
Все-таки это стоило мне немалых трудов, многочисленных ссадин и безнадежно испорченной одежды. Но в конце концов у меня получилось. Вскоре я повисла на стене, вцепившись в щербатый край оконного проема, а потом мягко спрыгнула в какие-то заросли, росшие вокруг дома. Получилось довольно удачно, если не считать того факта, что трава оказалась крапивой.
Но, к своему удивлению, очередное свое столкновение с дикой природой я перенесла уже не так болезненно, как раньше. Видимо, сыграло свою роль то стрессовое состояние, в котором я находилась, а возможно, мой организм просто уже начал привыкать ко всем этим укусам, ожогам и прочим мелким пакостям — возможно, он даже начал вырабатывать какие-то защитные вещества.
Пожалуй, в этот момент меня куда больше волновала возможная встреча с представителями цивилизованного мира, к которым я с некоторыми оговорками все-таки относила Старостина и его команду. И еще не следовало забывать о собаках. Поэтому я предпочла не задерживаться на одном месте и, стоически преодолевая злые ожоги крапивы, пробралась вдоль стены к ближайшему окну.
Как я уже говорила, на первом этаже почти все окна были без решеток и без стекол, и размерами они были немного побольше — поэтому проникнуть в помещение не составило никакого труда.
Я оказалась в большом замусоренном зале с каменными полами и сводчатыми потолками. Возможно, раньше здесь была трапезная или какая-нибудь особая комната для общих молитв. Теперь же царило запустение и гуляли сквозняки. Я решила здесь не задерживаться.
За дверью оказался пустой мрачноватый коридор, неухоженный и пыльный. С одной стороны просматривался выход во двор, куда без разведки соваться, пожалуй, не стоило. С другой стороны по спирали уходили наверх ступени каменной лестницы. И еще мне показалось, что сверху доносятся чьи-то раздраженные голоса. Я решила рискнуть.
Крайне осторожно, стараясь избегать малейшего шума, я поднялась по каменной лестнице и опять оказалась в коридоре второго этажа, где уже однажды попалась в ловушку. Мне совсем не хотелось повторять свой печальный опыт, но любопытство пересилило страх. Теперь я отчетливо слышала голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери одной из келий. Один голос принадлежал господину Старостину, а второй был женским — я никогда его раньше не слышала.
Продвигаясь дальше на цыпочках, я подобралась к самой двери и, спрятавшись за ней, стала слушать. В комнате происходила бурная размолвка.
— Ты немедленно отдашь мне ключи, и я уеду! — категорически заявил женский голос. — Все, что ты здесь заварил, будешь расхлебывать сам! Я к этому не желаю иметь никакого отношения.
Голос Старостина звучал как обычно — то есть привычно веско и с явственным оттенком резонерства.
— Твои желания не играют здесь никакой роли! — сказал он. — Желаешь ты этого или не желаешь, ты вынуждена участвовать во всем. И я никак не могу принять твоих обвинений, будто я что-то тут заварил. Дело мы начинали вместе, и все мои идеи до сих пор вызывали у тебя молчаливое одобрение. Теперь, когда запахло жареным…
— Да, я молчала! — перебила его женщина. — Но просто потому, что убедилась — ты не способен прислушаться к голосу разума. Ты всегда был ослеплен своим величием. Как же, верховный жрец, гуру, пророк грядущего рая! Ты сам поверил в те сказки, которые вдалбливал в головы дебилам и дешевым проституткам! Может быть, ты и в самом деле намереваешься вести всю эту орду в страну Шангри-Ла?
