Ага, подумала я, значит, руки он поранил о стекло — выходит, сам пустился на поиски, волновался.
— У вас претензии? — удивилась я. — Какое совпадение — моя машина тоже пострадала.
— А я в курсе, — спокойно ответил Андрей Петрович. — Говорю же, мы нашли вашу машину. Но должен заметить, уважаемая Ольга Юрьевна, вы сами виноваты. В погоне за сенсациями вы забываете об осмотрительности.
— Есть грех, — согласилась я. — Но ведь трудно предусмотреть, что в обычном русском лесу могут быть расставлены капканы на автомобили!
— Может быть, кто-то просто пошутил? — негромко сказал Старостин, глядя на меня сквозь стекла очков непроницаемым взглядом. — Вы же вот решились повторить шутку. Видимо, она показалась вам достаточно остроумной…
— В таком случае почему не предположить, что мы здесь ни при чем? — сказала я. — Скажем, тот же самый шутник, что вывел из строя нашу машину, просто решил продолжить веселье…
— Хорошо, будем считать именно так, — ровным голосом произнес Старостин. — В конце концов, это ничего не меняет. Автомобили нуждаются в ремонте. «Волгой» мои ребята сейчас займутся, а вот ваша машина, боюсь, застряла тут надолго. Сами понимаете, с запчастями здесь туго.
— Но связь с городом, я надеюсь, у вас имеется? — спросила я.
Андрей Петрович с сожалением покачал головой.
— Увы, у нас здесь нет даже электричества, Ольга Юрьевна! — сказал он. — С закатом солнца все погружается просто-таки в библейскую тьму. Зато именно здесь начинаешь в полной мере осознавать свою истинную цену, свои бессилие и ничтожество перед огромным безжалостным космосом, Ольга Юрьевна, на фоне которого мы — просто песчинки.
— Со времени нашей последней встречи ваш ораторский дар стал еще мощнее и красочнее! — похвалила я. — От картины, которую вы нарисовали, просто мороз пробирает. Не понимаю, как вы-то здесь живете? Каждую ночь чувствовать себя песчинкой, а днем приглядывать, как бы какой шутник не набросал на дорогу гвоздей…
— Мы не просто живем, Ольга Юрьевна, — важно ответил Старостин. — У нас здесь община.
— Ах, вот как? — иронически сказала я. — Ну, это многое объясняет… Толпой-то конечно, веселее!
— Именно что не толпой, — строго возразил Старостин. — И собрались мы здесь как раз для того, чтобы преодолеть страх, чтобы преодолеть разброд в душах, чтобы найти наконец верный путь во тьме…
— Ну, слава богу! — сказала я с облегчением. — Кажется, это то, что мне нужно. Дорога в неведомую страну Шангри-Ла — это ваша затея? Туда, где все светлые души сольются в экстазе? А вы кто же в этой доморощенной системе — гуру, наместник бога в сосновом бору, мессия?
— Ольга Юрьевна! — с тихим упреком произнес Старостин. — Я просто учитель. Вы же знаете! А кроме того, вы уже могли убедиться в моем принципиальном неприятии такого явления, как сектантство. Поэтому ваши странные намеки о мессианизме, о какой-то неведомой стране вызывают у меня, мягко говоря, недоумение…
— Чем же вы в таком случае здесь занимаетесь? — спросила я. — Что за община такая вдали от людских глаз?
Андрей Петрович улыбнулся краем губ. Улыбка вышла у него совсем невеселой — я бы сказала, серьезная это была улыбка.
— С удовольствием расскажу вам об этом, — пообещал он. — Но давайте зайдем сначала в дом. Вы и так натерпелись от здешней, гм… фауны. Да и проголодались, наверное?
Меня не слишком тянуло в этот странный дом с решетками на окнах, да и аппетита у меня не было совершенно, но предложение Старостина по тону больше напоминало приказ, а весомость приказа усиливалась присутствием Микки, Разгуляя и мрачного субъекта с двустволкой под мышкой.
Но, похоже, и этого показалось мало Андрею Петровичу, потому что в подкрепление своих слов он взял меня под руку своей мощной ладонью и без затей направил меня к дверям двухэтажного строения, в котором, как я теперь заметила, даже стекла в окнах присутствовали только на втором этаже.
Почти втолкнув меня в темный, пахнущий мышами коридорчик, Андрей Петрович вдруг попросил меня минуточку подождать и вернулся во двор, сославшись на то, что забыл отдать распоряжения «ребятам». Насколько я поняла, он вовсе не опасался того, что я могу сбежать — в данных условиях это было попросту невозможно, — но мне показалось, что Старостина совершенно не устраивает мое присутствие во дворе. Этому могло быть только одно объяснение — я могла увидеть что-то такое, чего видеть никак не имела права.
Что это могло быть? Я опять подумала про тихое призрачное пение, которое то ли мне примерещилось, то ли действительно звучало где-то поблизости. Я вспомнила Аглаю и ее бесхитростные слова насчет ежедневного очищения и пения мантр. Не так уж часто мне приходилось в своей жизни слышать исполнение мантр, поэтому я даже не знала, похожа ли на них моя слуховая галлюцинация. Приблизившись к раскрытой двери, я попыталась повнимательнее прислушаться к звукам на улице, но, как ни старалась, уловить прежнего заунывного неразборчивого мотива так и не смогла. Может быть, мне это только померещилось?
Старостин тем временем внушал что-то обоим своим долговязым помощникам. Несмотря на их не слишком малый рост, он все равно возвышался над ними на полголовы. В детстве мне внушали, что если я не буду хорошо кушать, то не вырасту. Андрей Петрович, видимо, кушал в детстве просто замечательно. Возможно, он съедал даже чью-то порцию еще. Теперь я не сомневалась, что он вполне на это способен.
А ведь подумать только — на какой-то миг, пусть краткий, но я была этим человеком очарована! Все-таки мы, женщины, непростительно доверчивы, а внешность и уверенные манеры так легко вводят нас в заблуждение!
Старостин закончил наставлять своих подручных и не торопясь, вразвалочку зашагал к дому. Парень с заячьей губой оглянулся — в какой-то момент его неприязненный взгляд буквально ожег меня — с остервенением свистнул, подзывая собак, и направился к открытым воротам. Второй его приятель, шаркая ногами, потащился к приземистому зданию напротив и с видом полнейшего равнодушия уселся у порога.
— Вы не соскучились? — спросил Старостин, входя в коридор. — Что поделаешь — хозяйство! Постоянно чем-то приходится заниматься. Как говорится, глаз да глаз! — он принужденно рассмеялся и продолжил: — А мы с вами сейчас поднимемся на второй этаж. Внизу мне пока еще не удалось создать условий для жизни. Уж очень все запущено!
— Как вам вообще пришла в голову идея поселиться в этом медвежьем углу? — поинтересовалась я. — Наверное, это влетело вам в копеечку?
— Вовсе нет, — ответил Старостин. — Я не покупал эти развалины. Они никому не нужны. А оформить грошовую аренду при нынешней коррупции не составило никакого труда. Все равно расходы окупились сторицей.
— Неужели? — удивилась я. — Торгуете картофелем, яблоками из своего сада? Или поставляете лягушек в парижские рестораны?
— Не каждую выгоду можно измерить деньгами, Ольга Юрьевна! — назидательно промолвил Андрей Петрович.
— Ах да! У вас же община! — воскликнула я. — Вы ищете путь во тьме, а на это, конечно, никаких денег не жалко!
— Вы прячетесь за маской иронии, Ольга Юрьевна! — неодобрительно заметил Старостин. — А ведь ирония — это не что иное, как способ спрятаться от проблем, не так ли?
— Вы совершенно правы, — серьезно ответила я. — Наверное, вместо этого мне следовало бы смело и открыто поинтересоваться у вас, когда вы успели завести дружбу с теми самыми хулиганами, от которых спасали меня, прогуливаясь по вечернему Тарасову? Наверное, следуя примеру Макаренко, вы взяли их к себе на воспитание?
Наша беседа проходила на темной скрипучей лестнице, ведущей на второй этаж дома. Андрей Петрович поднимался следом за мной, и поэтому я не могла видеть его лица. Только когда мы очутились в узком и душном коридоре наверху, я заметила, что мой спутник хмур, но спокоен.
— Сюда, пожалуйста! — проговорил он, указывая на глухую дубовую дверь, окованную железными полосами. — А что касается вашего последнего замечания, Ольга Юрьевна, то должен заметить, что воспринимаю его лишь как неудачную попытку пошутить. Люди, которых вы здесь видели, не имеют абсолютно никакого отношения к тем мерзавцам, что напали на вас в Тарасове. Наверное, вас сбила с толку заячья губа. Люди, страдающие этим изъяном, зачастую кажутся похожими друг на друга.
— Очень верное замечание, — согласилась я. — Ваша рассудительность и жизненный опыт просто подавляют…
— Мне хотелось бы рассчитывать на взаимопонимание, — возразил Андрей Петрович, входя следом за мной в небольшую, с низким потолком комнату. — Ни о каком подавлении и речи идти не может. Это не в моем характере. Я всегда стараюсь найти общий язык с каждым… А вот это моя келья! В таких мы тут живем. Скромно, но достойно.
