— Тогда почему ее тут столько?
— Долгая история.
— Ладно, неважно, — сказала Ливия. — Мне удалось обменять у женщины наверху несколько таких банок на парное козье молоко, еще у меня пирожные, сыр моццарелла и апельсины. Годится?
— Звучит заманчиво, — кивнул Джеймс.
— Где у вас скатерть?
— Обычно мы во время завтрака обходимся без скатерти, — сказал Джеймс. — По правде говоря, мы обходимся и без стола.
— Понятно, откуда берется несварение желудка.
— Признаться, этим я не страдаю.
— Наверняка, страдаете, — бросила Ливия с категоричным видом, исключавшим всякие возражения. — Но хотя бы чистая простыня у вас где-нибудь есть?
— Ну, наверное…
— Не могли ли бы вы мне ее выдать?
Вернувшись с простыней, Джеймс обнаружил, что Ливия, сорвав веточку цветущего лимонового дерева, уже поставила ее в вазу. Застелив стол простыней, она пригласила его сесть:
— Prego!
— Вы тоже будете завтракать?
— Может быть, потом. Ну же, садитесь.
Джеймс сел. Признаться, все на столе выглядело просто великолепно. Хлеб на деревянной доске, молоко в маленьком глиняном кувшинчике, рядом ваза с лимонным цветом. Положив на стол что-то круглое во влажной газете, Ливия начала ее разворачивать.
— Что это? — спросил Джеймс.
— Ну, как же, это сыр моццарелла! Похож на burrata, что вы пробовали, только не совсем.
— Мягкий, — сказал он, пробуя вилкой положенный ею кусок.
— Никогда не ели моццареллу? — недоверчиво спросила она.
— У нас в Англии всего три сорта сыра, — пояснил он. — Чеддер, стилтон и уэнслидейл.
— Смеетесь? — фыркнула Ливия.
— Вовсе нет, — Джеймс отправил немного молочно-белого сыра в рот. — О-о! — вырвалось у него. — Это же изумительно вкусно!
Сыр был так нежен, что таял во рту, но вкус резко поражал: тягуче сливочный и одновременно терпкий.
Отворилась дверь, вошел Хоррис.
— Эй, чем это у вас так вкусно пахнет! — Он окинул взглядом стол: — Что это?
— Завтрак, — пояснил Джеймс.
— Вот это да!
Хоррис придвинул стул.
В дверь постучали, и в комнату просунулась голова Слона Джеффриса. Глаза у него были красные, обведенные темными кругами. Но, завидев стол, Слон просиял:
— Это что же, апельсины?
— Похоже, что да.
— Апельсины, — авторитетно провозгласил Слон, — это то, что необходимо для истощенного организма.
И также придвинул к столу стул.
Не прошло и двух минут, как к ним присоединились еще пяток офицеров.
Ливия поставила на стол тарелку с пирожными. Таких забавных Джеймс сроду не видывал. Каждое было замысловато украшено на манер девчоночьей шляпки, прихотливо выложено лимонными цукатами, убрано заварным кремом и марципановыми цветочками. Он с подозрением взял одно, надкусил.
И должен был признать, что на вкус пирожное было куда лучше, чем на вид. Сидевший рядом Хоррис последовал его примеру, следом быстро потянулись и другие. Когда вскоре Джеймс окинул взглядом стол, на нем не оставалось ничего кроме редких крошек.
— Постараюсь завтра накормить посытнее, — сказала Ливия.
— Если получите это место, — заметил Джеймс.
— Удивительное дело, — заметил он Ливии в половине двенадцатого, — кроме вас, других желающих на это место как будто и нет. Во всяком случае, больше никто не появился.
— Видно, к вам почему-то устраиваться не спешат, — поведя плечами, ответила Ливия.
— Я думаю, стоит объявить о найме еще раз. Не могу же я в самом деле нанять первого, кто постучался!
— Сколько вам надо поваров?
— Одного, не больше.
— Тогда сколько надо заявителей?
— Гм… пожалуй, и одного хватит.
— Ну, вот я он и есть.
— Да, но откуда мне знать, насколько хорошо вы умеете готовить?
— Если б не война, — сказала Ливия, — я бы вам как надо ответила. Но времена нынче суровые, давайте приготовлю вам обед, а вы потом посмотрите и решите, оставлять меня или нет.
Обед британского персонала обычно также состоял из легкого перекуса за рабочим столом. Но уже прежде, чем Ливия взялась пройтись по всем комнатам в поисках простыней вместо скатерти, Джеймс понял, что она вряд ли сочтет такое приемлемым решением. Все утро из кухни один за другим плыли необыкновенные ароматы, но Ливия категорически запретила туда входить, поэтому сказать, какого именно они происхождения, было невозможно.
Примерно в середине утра Джеймсу в голову пришла некоторая мысль; он подошел и постучал в дверь кухни. Когда Ливия открыла, он сказал:
— Есть одно обстоятельство, миссис Пертини. Надеюсь, еще не поздно уведомить вас: чеснок у нас не едят.
Она взглянула на Джеймса, как на умалишенного.
— Понятно, чеснок просто так не едят. Это приправа.
— Нет, я не о том… мы чеснок вообще не употребляем. В пище. Чтоб потом, понимаете ли, не пахло.
Ливия в изумлении смотрела на него:
— Может, вы еще чего не переносите? Петрушку, например, или орегано?
— Думается, зелень вполне уместна… разумеется, в умеренном количестве. Именно зелень, не специи. Но красный перец, который тут повсеместно используют…
— Peperoncino?
— Вот-вот. Это не для нас.
Ливия открыла было рот и снова закрыла.
— Это все?
— Ну, раз уж зашла речь, то картофель предпочтительней пасты… Мы небольшие любители, как вы, итальянцы, традиционных maccheroni. Увидите сами, мы не слишком притязательны. Побольше мяса, но хорошо прожаренного, помидоры лучше всего в сыром виде, хлеб, соус, если получится… Удастся разжиться сливочным маслом, будет отлично. И… э-э-э… можно немного оливкового.
Ливия понимающе кивнула. И, ни слова не сказав, прикрыла дверь.
Около двенадцати дня Ливия появилась в большой комнате, которая использовалась в качестве основного офиса.
— В кухне питаться нельзя, — сказала она. — Она слишком мала. — Окинула взглядом длинный обеденный стол. — Этот подойдет. Нельзя ли убрать отсюда бумаги?
— Боюсь, что нет, — отозвался Джеймс. — Это наша работа.
— Вот после обеда ей и займетесь. Обед будет через четверть часа.
На самом деле обед был внесен через полчаса. Ливия настояла, чтобы перед тем, как она его внесет, все расселись по местам:
— Люди ждут пасту, а не паста людей, — твердо заявила она.
Она также позаботилась, чтобы на столе уже стоял кувшин с водой, плошка с оливковым маслом, солонка, а также ваза со свежими цветами. И снова Джеймса поразило, как ловко она умеет заставить каждого делать то, что хочет. К заветному моменту все до одного британские офицеры замерли в ожидании того, что внесет Ливия.
Дверь отворилась, она вошла. В руках у нее было огромное блюдо с дымящимися fettuccine, перемешанными с соусом, приготовленным из помидор, оливкового масла, рубленного лука, сельдерея и чеснока, украшенными свежими листиками базилика. «Скажите, какая отзывчивость!» — подумал Джеймс. Хотя, возможно, выбор Ливии объяснялся нехваткой продуктов?
Наполнив миску каждого, она посыпала сверху тертым твердым сыром и немножечко перцем.
— Вы абсолютно убеждены, что ни один из этих продуктов не имеет отношения к черному рынку? — спросил Джеймс, с подозрением оглядывая сыр.
— Нет, что вы! Это я обменяла на ваш паек, — ответила Ливия.
Она не солгала, хотя не упомянула, что обмен имел место не с кем иным, как с метрдотелем «Зи Терезы».
Погрузив вилку в пасту, Джеймс принялся с трудом наверчивать извивающуюся, скользкую массу, пока та не осела на зубьях. После чего направил ее в рот.
Фантастически вкусно. Ничего подобного он никогда не пробовал — понятно, особенно когда оказался на военном пайке; но даже и раньше, за все десять лет пресного, унылого пансионного питания, или хотя бы вспомнить пережаренное воскресное жаркое матери, с неизменным водянистым картофельным пюре и разваренными овощами. Признаться, Джеймс впервые почувствовал вкус свежемолотого черного перца, а также и сыра, запорошившего, точно снег, все это блюдо… Воцарившаяся за столом долгая тишина, едва все сосредоточились на еде, свидетельствовала, что и остальные испытывают те же божественные ощущения.
Удержать fettuccine на вилке было не так-то легко: пока поднесешь ко рту, высвободившиеся ленточки пасты соскальзывают вниз. Немного попрактиковавшись, Джеймс убедился, что проще пасту всасывать, а не хватать зубами, и стал забирать ее побольше в рот. Он кинул взгляд через стол на Хорриса. Скосив глаза к носу, тот заглатывал длинную ленту fettuccine, скользившую к нему в рот, извиваясь змеиным языком. И лишь Джеффрис с явным знанием дела управлялся со скользким мотком пасты. И ни один не отставил миску до тех пор, пока все содержимое не было полностью съедено.
Под конец Хоррис, отодвинувшись от стола, изрек:
