– Я всё понимаю, – штабист опасливо покосился на комиссара, и с этого момента обращался только к бывшему генералу. – И всё-таки отправляться теперь рискованно. Триста верст по открытой степи, фактически по вражеским тылам – вы можете попасть в засаду.
– Что за чушь! – вспылил комиссар. Ему явно пришёлся не по душе этот напомаженный франт из бывших золотопогонников. – Да вся наша экспедиция с первого же дня рискованная затея! Но настоящий большевик должен быть готов, не задумываясь отдать свою жизнь за торжество мирового интернационала трудящихся!
Штабист снова развёл руками, давая понять, что в этом случае он умывает руки:
– Тогда я вижу один выход – положиться на то, что под капотом вашей машины не меньше лошадиных сил, чем коней в банде. А на крайний случай у вас имеется пулемёт.
– Это правильно, – поддержал его генерал. – Лучший способ защиты для нас – это скорость. Надо постараться проскочить весь путь, как можно быстрее. Если же кольцо вокруг Астрахани всё же сомкнётся раньше, что ж, пойдём на прорыв!
Под конец разговора со штабистом у Одиссея сложилось полное впечатление, что этого вялого типа с подёргивающимися красными веками и бесцветной речью по большому счёту мало волнует судьба экспедиции. Он не пытался всерьёз предостеречь москвичей от возможных ошибок, да и в общем ничего путного не посоветовал. Хотя, наверное, как специалист, в полной мере владеющий ситуацией на фронте, мог бы дать действительно ценные рекомендации. Похоже, ему вообще было глубоко безразлично, что твориться на фронте. Пережидая лихое лихолетье в штабе у красных, этот конформист думал только о собственном благополучии и комфорте, и наверняка имел заготовленное алиби на случай, если переменчивая фортуна лишит его уютного местечка, и придётся искать подходящую службу у белых. Как успел заметить Луков, таких приспособленцев у красных было немало. И любой из них мог оказаться Джокером.
За первые сутки пути путешественникам встретилось несколько калмыцких поселений. В одном из них, состоящем всего из одной кибитки, было решено сделать короткую остановку. Юрта, в которой они оказались, была сделана из войлока и имела пирамидальную форму с отверстием наверху для дыма. Внутри – ложе или кошма, грубо сколоченный шкаф несколько больших сундуков, в которых хранилась одежда, конская сбруя и некоторая кухонная утварь. Обстановка самая незатейливая, но по местным меркам свидетельствующая о зажиточности хозяина. Он оказался человеком гостеприимным. Всё, что имелось в доме, оказалось на столе. В первую очередь хозяйка поднесла каждому из закоченевших на ледяном ветру путников по ковшу горячего конского сала из кипящего котла. Выпив его, Одиссей быстро согрелся. Пришло ощущение райского блаженство, когда с вьюги, да в уютное тепло.
Особенно молодому человеку пришлась по вкусу нежная и очень жирная брынза. Местные жители готовили такой сыр из молока овец.
За едой молодой учёный жадно расспрашивал хозяев об их быте. Востоковедение было для него не просто профессией, а страстью.
Хозяин дома отвечал охотно. Калмык по национальности, он тем не менее гордо носил казацкую фуражку и серьгу в левом ухе, так как при царе был записан в казачье сословие. Хозяин стойбища также рассказал гостям, что послал 13-летнего сына за много вёрст в степь, чтобы тот отыскал выгнанную наёмными чабанами на дальний выпас отару, и привёз ещё молока.
– Вот вернётся сынок, жена приготовит для дорогих гостей пышные лепёшки с сыром – пальчики оближите! – пообещал он.
Шофёр автомобиля заметил висящие на стене в качестве украшения часы-ходики, которые правда не ходили. Их цепочкой забавлялся умильный котёнок. Рукастый парень предложил хозяину починить часы, только попросил вместо лучины зажечь свечу, чтобы ему было хорошо видны детали часового механизма.
Шофёр на удивление быстро справился с задачей при помощи небольшой отвёртки, и обрадованный хозяин попросил его посмотреть ещё и примус. Этот деревенский парень просто не мог не нравиться своей непринужденностью, отзывчивостью и простотой. Правда, шофёр не обладал высоким интеллектом. Все его интересы буквально крутились вокруг бивуачного костра и его любимой машины, что-то другое мало занимало его воображение. Но в целом, он был, что называется добрый малый.
Когда гости отогревались у очага после обильной трапезы, вернулся сын хозяина. К седлу его верблюда были приторочены кожаные мешки со свежим молоком.
Однако стоило мальчику войти в дом, как пронзительно вскрикнула и метнулась к сыну перепуганная мать, схватился за сердце старик-отец. На бледном лице мальчика выделялись огромные, расширенные и остекленевшие от боли и ужаса глаза. Рот и подбородок его были в крови, кровь широким потоком брызгала ему на грудь. Вместо слов из груди потрясённого страдальца вырывалось свистящее мычание. Мальчика уложили на шкуры, тепло накрыли. Вокруг захлопотали мать и сёстры. Они были так заняты, что огонь в очаге стал гаснуть. К сожалению, гости тоже были так взволнованы, что не сразу обратили на это внимание. Казалось под руку с одной бедой явилась и другая, ибо, что может быть страшнее, чем потухший в юрте очаг. Но стоило хозяйке мимоходом подбросить на очаг несколько кусков сухого навоза, и снова блеснуло яркое ровное пламя.
Перед тем как потерять сознание подросток успел знаками объяснить потрясённому отцу, что недалеко от дома наткнулся на незнакомых всадников, которых он очень наглядно показал «рыщущими по степи шакалами». Мучителей ни в чём не повинного ребёнка действительно трудно было назвать людьми, скорее двуногими зверьми. Они перехватили возвращающегося домой пастушонка и по дьявольской, бессмысленной своей жестокости урезали мальчишке язык. Впрочем, возможно в их поступке имелась своя логика…
Через некоторое время хозяин дома отозвал генерала в сторонку и о чём-то шептался с ним минут десять. Ещё недавно такая уютная, теперь обстановка внутри войлочного жилища стала тягостной. Когда пламя в очаге качалось, по стенам и крыше юрты метались зловещие тени.
После разговора с хозяином Вильмонт сделался очень озабоченным, и приказал уже расположившимся на ночлег подчинённым немедленно собираться в дорогу.
Все с большой неохотой покидали тёплое гостеприимное жилище, но понимали, что в дом пришла беда и теперь хозяевам не до чужих людей.
Глава 16
Стоило экспедиционерам снова оказаться в степи, как погода резко испортилась, но водитель обнадёжил – впереди, не так уж далеко есть ещё жильё, где можно будет заночевать. Буран, или шуган по-местному, поднимал облака песка, смешанного со снегом. В этом хаосе они чуть не проскочили мимо обещанной деревни.
Но вот посреди белого пространства действительно показались тёмные очертаниями жилых построек. Это был калмыцкий зимовник, состоящий из нескольких домов, тройки мазанок, каких-то сараев, конюшни. Однако долгожданное селение оказалось свежим кладбищем. Тиф выкосил всех его жителей. Трупы погибших людей валялись между домами – там, где человека застала смерть. Генерал запретил водителю останавливать машину. Хотя для продрогших до костей пассажиров каждая из проносящихся мимо построек под камышовой крышей, представлялась спасительным ковчегом, где можно было разжечь огонь и укрыться от ветра и холода за надёжными стенами. Не было для них сейчас большего наслаждения, чем слушать завывание ветра изнутри, пусть самого убого приюта. Хоть бы полчасика посидеть в тепле и сухости, прежде чем снова оказаться на семи ветрах!
Но генерал был неумолим. На полной скорости они проскочили селение и вновь оказались в степи. Путешественники не имели даже подходящего обмундирования, ибо большая часть полученных в Москве тёплых вещей пропала под Симбирском во время беспорядочного драпанья. Ах как бы им сейчас пригодились толстые лётные комбинезоны и унты из оленьих шкур! Там под Симбирском осталась не только одежда, чтобы укрыть страдающую от холода плоть, но и ящики с научными приборами, картами и книгами! Впрочем, каждый сожалел о своём.
– Эх, сейчас бы поспать пару часиков в шубе-венгерке, отороченной каракулем! – мечтательно произнёс комиссар, вспоминая о подаренной ему симбирскими коллегами-чекистами роскошной вещи.
Ситуация складывалась настолько скверно, что генерал даже временно отменил введённый им же сухой закон. Всем за исключением водителя, было позволено выпить немного спирта. А чтобы сидящий за рулём бедняга не превратился на ледяном ветру в сосульку, сумевший немного вздремнуть немец Вендельмут заменил его. После чего закоченевшему шофёру тоже позволили припасть к драгоценной фляге с согревающим.
Эта ночь, начавшаяся скверно, неожиданно закончилась совсем неплохо. Сперва в поднявшемся буране машина сбилась в пути, и казалось, всему конец, но неожиданно в свете фар возник длинный сарай без окон, с местами разобранной крышей. Это оказалась заброшенная овечья кошара, внутри которой путешественники развели костёр. По распоряжению генерала было установлено дежурство. Начальник первым взялся охранят спящих товарищей.
