крича. Из порезов на ее коже потекла гнойная кровь.
Ворон каркнул, и стая в едином порыве спустилась вниз, окутав демона черным облаком. Вопли жертвы потонули в какофонии звуков. Наконец первый ворон – самый крупный в стае – вырвался из этого безумия и уселся Каю на плечо.
Надолго они ее не задержат, – голос мальчика эхом раздался в голове Кая.
Уточнений не требовались. Кай рванул по улице и резко свернул за полуразрушенный гараж рядом с кладбищем старых автомобилей. Ворон последовал за ним.
– В каком смысле, черт возьми, они не задержат ее надолго? Пусть заклюют ее до смерти!
Ворон зашипел. Это перья и воздух, гигантский ты олух.
Кай выглянул из-за угла.
Злобная стая исчезла. Русалка металась и визжала, как банши[3], в полном одиночестве. Птицы были всего лишь проклятым миражом.
– Ни хрена себе, – пробормотал Кай, перелез через стену и поспешил вниз по переулку. Перепрыгнув через сетчатый забор, волк обогнул разбитую машину. На задворках свалки начиналось болото, позволяющее ему выиграть драгоценное время.
– Нам нужно поговорить, – сказал Кай.
Не здесь. – Безмозглый устремился вперед и скрылся из виду над трясиной.
Превозмогая боль в ноге, Кай перешел на бег.
– Засранец, – поморщился он.
Влажная почва хлюпала под ботинками Кая, не глядя по сторонам, он едва поспевал за вороном, пролетающим сквозь кроны деревьев и проворно огибающим огромные стволы кипарисов. И все же место казалось до жути знакомым. Он чувствовал дрожь в позвоночнике, каждую секунду ожидая, что гибкие лианы оживут и обовьют его лодыжки.
Вскоре кипарисы расступились, и Кай резко затормозил, упираясь носками ботинок в берег черного озера. Вдалеке виднелся островок с возвышающимся над ним мертвым вязом. Лишь тогда волк понял, где они очутились.
– Какого черта ты меня сюда притащил? – раздались в тишине требовательные слова Кая.
– Потому что, – ответил мальчик, стоя позади. Его голос накладывался на другой, грубый, как наждачная бумага, скребущая по стеклу. – Здесь мы можем прикоснуться к миру снов.
Кай обернулся, и то, что предстало перед ним, поразило его сильнее, чем увиденный пейзаж. Гавран больше не был трупом ребенка с окровавленными зубами. Он превратился в мужчину примерно одного роста с Каем, с крепким жилистым телом и вытянутым острым лицом. Блестящие черные волосы, зачесанные назад, открывали широкий лоб, прорезанный глубокими морщинами, и густые брови. Только его глаза остались прежними – темными, как уголь, и глубокими, как шахта, в которой его добывают.
Ворон – пятно в небе, размытое, как краска на воде – спикировал вниз, опустился на худое плечо Гаврана и в знак приветствия нежно клюнул в ухо.
– Это Серый Нарост, – два голоса слились в один.
Вопросы застряли в горле, как куриная кость. Когда они перенеслись в мир снов? Обычно этому предшествовал какой-то знак – колебание воздуха или стремительное падение сквозь землю. Но Кай ничего не заметил.
Почувствует ли Мия, что он ушел? Как он смог вернуться без нее?
– Я могу доставить тебя сюда, но не обратно, – сказал Гавран.
– Получается, я единственный идиот, который не способен перемещаться ни в одном направлении?
– Похоже на то. – Гавран вздохнул и устало посмотрел в сторону болота. – Ах, ее зрение вернулось.
– Русалка освободилась, – Кай сглотнул.
– Говори быстрее, волк. Хотя надеюсь, ты здесь не для того, чтобы умолять о помощи, – он шевельнул губами, изобразив подобие улыбки. – От меня ты ее не получишь.
– Тогда ты бесполезная пташка, – нахмурился Кай.
– Я настолько добр, что исполню твою последнюю просьбу. – Его ухмылка стала шире, в чернильных лужах на лице заискрилось веселье.
– Черт. – Кай подавился смехом. – Похоже, ты жаждешь моей смерти.
Гавран усмехнулся.
– Из-за тебя и твоей уязвимости страдает Сновидица. Будь ты сильнее и увереннее, то никогда бы не заразился.
– Хватит нести чушь, – рявкнул Кай, стыд съедал его живьем. Русалка приближалась, он уже чувствал, как ее флюиды затуманивают границы разума. – У меня есть одна просьба. Считай ее последней.
Гавран поджал губы и дернул плечами, едва сдерживая презрение.
– Говори.
Кай сжал кулаки, пытаясь унять дрожь. Твердый, как камень, взгляд устремился на человека, чья кожа служила костюмом Гаврану.
– Отведи меня к Абаддону, – велел он. – У меня есть дело к этой плаксивой твари.
Глава 18
МЕЙСОН
– Я не понимаю! – крикнул Мейсон вслед Мие и Аме, но его слова достигли лишь захлопнувшихся тяжелых дверей бара.
Он никогда не понимал. Особенно если это было что-то важное.
– Тебе подлить? – спросила бармен, перекидывая полотенце через плечо. – Похоже, тебе не помешает, и, если честно, у меня язык чешется от желания посплетничать.
– Не смею вас винить. – Мейсон опустил плечи и плюхнулся обратно на табурет. – Налейте самое крепкое, что есть, Дэ…
– Зови меня Лом, – кивнула она. – И будет сделано.
– Лом, – усмехнулся Мейсон.
– Верно. – Она налила в бокал со льдом какой-то темный, землистого оттенка напиток. Бутылка была высокой, темно-коричневого цвета, с широким круглым горлышком, но без этикетки.
– Что это? – спросил он, когда Лом пододвинула к нему напиток. Мейсон поднял бокал и рискнул понюхать, затем, сморщив нос, отстранился.
– Самогон, – гордо улыбнулась она. – Сама делала.
Мейсон осторожно отпил и со стуком поставил стакан на стойку. Глаза наполнились слезами, он стиснул зубы, пытаясь унять пожар во рту.
– Господи Иисусе, – закашлялся он. – Что это такое?
– Это, – она склонилась над стойкой, – не разглашается в присутствии медработников.
Мейсон застонал и опустил голову.
– Пожалуйста, скажите, что это законно.
– Возможно.
– Возможно! – Он сел прямо и, прищурившись, посмотрел на бармена.
– Что? – Она невинно пожала плечами. – Тебе же стало лучше, верно?
Нехотя он сделал еще глоток.
– Неделя выдалась долгая.
– Правда? – Она подтащила табурет со своей стороны барной стойки. – Ну, выслушивать посетителей и давать полубезумные советы – моя работа, так что я вся внимание. Что тебя гложет? Это как-то связано с Мией?
Мейсон на мгновение задумался. Ракетное топливо в его стакане согревало желудок и плавило мозг. И хотя профессиональная этика требовала от него большей осмотрительности ради интересов клиента, импульсивный детектив в нем все же одержал верх. Мейсон всегда быстро пьянел, а штука, которой потчевала его Лом, была настолько крепкой, что могла бы вырубить регбиста, только что сожравшего огромную пиццу и ведро крылышек.
– Хорошо, ладно, – невнятно произнес он, а затем поднял вверх палец. – Но ты никому не расскажешь, да?
– Да, да, поняла тебя, подружка. Мы же не в старшей школе. – Лом шлепнула его по руке. – И не размахивай передо мной своей клешней.
– Прости, – пробормотал он. – Ты ведь помнишь, что я врач? Я привык указывать людям, что делать.
Она закатила глаза.
– У тебя на лбу, знаешь ли, написано, что ты учился в университете Лиги плюща[4].
Мейсон разинул от удивления рот и нахмурил брови.
– И что это значит?
– Господи, чувак, просто расскажи уже мне эту гребаную историю!
– Ладно, ладно, фух, – простонал он и, преувеличенно громко вздохнув, уставился в свой стакан. – Родители Мии наняли меня, чтобы ее найти.
– Так ты не только врач, но и следопыт?
– Нет! – огрызнулся Мейсон. – Она пропала без вести три года назад! По закону в
