В подтверждение этого я хотел бы включить эпизод: который я лично пережил в 1945 году при отступлении немецких войск из Восточной Пруссии. Я стоял при выходе из маленького местечка и ожидал чего-то. (На войне всегда чего-то ждут.) Неожиданно я услышал обращающий на себя внимание шум, не понимая его происхождения. И тут я увидел колонну, которая приближалась почти бегом. Наконец, я разобрал в голове её немецкого раненого солдата, который опирался на двух русских военнопленных, за ними другой нес винтовку немецкого солдата и шли остальные военнопленные в деревянной обуви, которая, соприкасаясь с мостовой, и вызывала упомянутый своеобразный стук. Колонна замыкалась двумя немцами, которых опять же тащили русские военнопленные, а их винтовки нес еще один русский. Таким образом эти несчастные парни еще в 1945 году, симулируя пленение, бежали с востока на запад перед наступающей Красной армией, которая должна была их освободить.
Русские батальоны от Текселя до Средиземного моря
Поскольку приходилось считаться с близким вторжением западных союзников, началось перебрасывание русских добровольческих отрядов с их оружием в Голландию, Бельгию и Францию. При этом играли роль опасения немецкого военного командования, что при отступлении немецких войск могут создаться судьбоносные положения, когда русские добровольческие подразделения могут быть перехвачены Красной армией. Перемещение производилось через полигон при городе Милау, прежний Млаве, к северу от Варшавы. Там летом и осенью 1943 года были сосредоточены такого рода части.
Незадолго перед этим отсюда выступила в направлении своего боевого назначения на Балканах вновь сформированная тут Первая казачья кавалерийская дивизия под командой немецкого генерала Хельмута фон Паннвица. Паннвиц уже отличился, командуя немецкими частями, а теперь в кратчайший срок основательно ознакомился со всеми казачьими традициями и выучил вызывающе звучащие русские словесные обороты казаков… Он не считался с немецкими предписаниями и не обращал внимания, когда другие немецкие генералы морщили нос. Казаки на всех служебных уровнях обожали его. Они даже выбрали его своим походным атаманом, то есть боевым предводителем. И это было первым и единственным случаем в обычаях казаков — чтобы иностранец удостоился такой чести. За боевые заслуги, достигнутые им позже, уже во главе казачьего корпуса, состоящего из трех дивизий в Югославии, генерал Паннвиц был награжден рыцарским Железным крестом с дубовыми листьями. Поскольку он всюду появлялся и изображался в красочной донской казачьей форме (правда, с немецкими знаками отличия), — его до сих пор некоторые историки принимают за казака и русского, хотя он таковым никогда не был.
К концу войны казачий корпус, неся большие потери, пробился в Австрию и после большого парада, в полном военном порядке, сдался удивленным англичанам в Каринтии. Вопреки лучшему пониманию и в разительном нарушении Гаагской конвенции о ведении войны, англичане выдали Паннвица с его корпусом Советскому Союзу, где он со своими высшими офицерами закончил жизнь на сталинской виселице…
Полигон, то есть место для обучения военных частей, под Милау, был выбран ввиду его больших размеров. Туда одновременно с добровольческими частями поступал и немецкий служебный персонал для возглавления последних. С этой целью был образован штаб, который в сравнительно короткий срок сумел реорганизовать добровольческие подразделения в совершенно новые части до батальонного размера. По мере готовности они направлялись на Запад, где они попадали в уже подготовленные биваки и боевые позиции и присоединялись к немецким частям, согласно приказу ОКВ, под общим наименованием «батальон IV». Еще при формировании в Милау придерживались старого принципа, по которому в отдельные подразделения поступали люди определенной народности Советского Союза, то есть — крымские татары, волжские татары, азербайджанцы, грузины, казахи, украинцы, белорусы, узбеки и другие. Это соответствовало представлениям Розенберга, согласно которым после немецкого завоевания Российское государство должно было превратиться в раздробленную по многим народностям страну.
Власов же и понимающие обстановку немецкие военачальники отстаивали взгляд, что победа над советской властью станет возможной лишь, если народы России при их многообразии окажутся объединенными под общим, направленным против Сталина, командованием.
В общем, 72 готовых к боевым действиям батальона из добровольцев, набранных из великорусского пространства, были в начале 1944 года дислоцированы на Западе, а именно, начиная с голландского острова Тексель на севере, через Бельгию, северную Францию, вдоль всего Атлантического побережья до Биаррица и дальше вдоль берега Средиземного моря до итальянской границы. Помимо этого, маршевые батальоны были расквартированы на плоскогорье Лангр к югу от Лиона и в Верхней Савойе. В то время, как находившиеся на фронте батальоны подчинялись «Командованию добровольческих частей штаба ОБ Запад», то есть маршалу фон Рундштедту, упомянутые резервные подразделения, переведенные на Запад и предназначенные для пополнения боевых батальонов, находились в ведении «ChefHRustuBdE», то есть подчинялись главнокомандующему всеми военным резервами. В то время им был генерал-полковник Фромм, а под конец Гиммлер. Кроме того, в Конфланс, под Парижем, было открыто офицерское училище для русских добровольцев. Сюда надо причислить военные и полевые лазареты и остальные необходимые тыловые учреждения, как приюты для инвалидов и здравницы, лагеря переобучения и пр. Из резервных частей в южно-французском районе была образована Основная Добровольческая Дивизия. И ее полки были сформированы по народному отбору и поэтому были не одинаковой численности. Таким образом были созданы полки: украинский, азербайджанский, грузинский, белорусский, армянский, северокавказский, волжско-финский, казачья часть и ряд еще других. Эти полки были наследниками «восточных легионов», которые были сформированы раньше.
Штаб добровольческих соединений в Париже, равно как и командующий таковыми в ОКХ в Берлине, имели редко встречающийся в немецких боевых силах круг деятельности. Хотя эти штабы и входили в состав боевого руководства, они не руководили ни тактическими, ни стратегическими боевыми заданиями на поле битвы этих частей. Их функции ограничивались консультацией и обслуживанием их. Это опять-таки было необходимо, так как дело шло о положении, до сих пор неизвестном в военной истории. Задание состояло в том, как включить в немецкие части добровольцев из великорусского пространства, причем эти немецкие боевые части, под влиянием национал-социалистической пропаганды об унтерменшах, укреплялись в отрицательном отношении ко всему приходившему с Востока и не проявляли ни малейшего сочувствия к такому трудно выполнимому заданию. Решающим при создании обоих штабов в Париже и Берлине было то, что дело касалось не тысяч или сотен тысяч добровольцев, а возможно в будущем и двух миллионов.
Ввиду этого, эти штабы были пополнены, за редкими исключениями, выбранными для такой цели сведущими людьми. Это были офицеры, которые раньше еще на русской земле командовали такими добровольцами, ведя их на войну против Сталина. К ним присоединялись лица, по своему происхождению и карьере способные давать советы немецким учреждениям и командирам частей всех рангов. Такой выбор и должен был гарантировать полное эффективное использование добровольческих частей в современной военной борьбе. С этой целью привлекались так называемые «штохис», то есть штаб-офицеры, оправдавшие уже себя на Востоке в качестве командиров местных вспомогательных сил. Они прикомандировывались как опытные советники к штабам дивизионных, корпусных и армейских начальников и командующих. Но, к сожалению, их было слишком мало. Ведь надо было преодолеть языковые преграды, а главное — психологически вызванные препятствия у немецких командиров, вплоть до унтер-офицерского звания. Нельзя забывать, что теперь немецкий солдат должен был сражаться плечом к плечу с русскими добровольцами, одетыми в немецкую форму. Многие из них при прежних обстоятельствах несколько месяцев тому назад сражались против нынешних соратников как красноармейцы в советской форме.
Немецкие высшие и самые главные органы, включая сюда Гитлера и Гиммлера, неоднократно рассматривали таких немецких советников как русифицированных, умственно заблуждающихся, и их отвергали. Только используя высший предел убеждения, с целью вызвать эмоциональную поддержку, удавалось убедить некоторую часть начальников частей и самих немецких солдат в том, что русские добровольцы в подавляющем большинстве были готовы сражаться против Советского Союза не. только у себя на родине, но и жертвовать жизнью, сражаясь против советских союзников англо-американцев.
