Когда мы во время нашей инспекционной поездки ночевали при штабе дивизии или корпуса, то всегда находилось время для обширных разговоров о политическом положении. Нам с полной откровенностью задавали много вопросов, особенно потому, что мы приехали прямо из Берлина. «Как долго будет продолжаться этот обман? Все потеряло всякий смысл! Ведь война проиграна. Чего еще хочет Гитлер? К чему мы сидим во Франции? Если союзники высадятся, мы бессильны что-либо предпринять, так как превосходство в воздухе на их стороне…»
Один из лучших батальонов стоял в Ст. Назере, и его командиром был майор Герст. В свое время он служил в эстонской национальной армии, свободно говорил по-русски, и между ним и добровольцами установилось хорошее понимание.
Известная океанская гавань Ст. Назер окружена высокими скалами, в которых взрывами были вырублены стоянки для немецких подлодок. Вход в бухту прикрывался полуостровом, и на нем занимали позицию 8 батарей. На полуострове находились одни русские, что доказывало, какое большое доверие оказывалось им на такой ключевой позиции.
Когда Жиленков в сопровождении офицеров артиллерийского дивизиона заседал в собрании, заместитель майора Герста, хитрый толстый украинец Попенко позволил себе ряд «шуточек», вроде: «Когда мы приняли от немцев эти батареи, мы были вынуждены, в согласии с нашими навыками, переменить все предписания боевого огня».
Это замечание было оставлено без внимания, но я, не будучи артиллеристом, спросил Попенко — почему это было нужно? Он ответил: «Немцы предвидели для каждой батареи координаты для 480 морских целей, это было слишком сложно. Несомненно люди в решающий момент выбрали бы неправильную цель. Мы же нацелили батареи только на 70 возможных целей».
Тут генерал Жиленков задал вопрос: «А что если противник появится с земли, из ущелья, и у вас для него не будет координат, что вы тогда предпримете?»
— Тогда я скомандую: примерно цель 70 и слегка направо! А кроме того я рассчитываю на природный инстинкт моих русских наводчиков, — хитроумно ответил Попенко.
Немецкий генерал с кораном
Немецкие командиры из состава Штаба добровольческих частей, входившего в состав штаба «ОВ Запад», не ограничивались только изданием кабинетных инструкций и тоже ездили посещать добровольческие части в целях инспекции, с небольшой свитой из 2–3 офицеров в сопровождении переводчиков из Дабендорфа, или без них.
Еще до начала наступления союзников, в начале июня 1944 года, командующим в Париже был генерал фон Вартенберг, после него вскоре генерал Риттер фон Нидермайер, который одновременно был и ординарным профессором военной географии и геополитики. Что касается Нидермайера, то он был высоко ценимым знатоком России. В течение почти девяти лет он, на основании соглашения в Рапалло, был шефом засекреченной военной комиссии в Москве. Свое отношение к службе в Париже он выражал следующими словами: «Я стараюсь как можно меньше пребывать в этом неприятном месте». Он попал в Париж с итальянского фронта, где начался десант.
Генерал фон Нидермайер был прямо предназначен для своего нового задания. Он уже весной 1943 года на Украине сформировал восточные легионы в составе 162-й пехотной дивизии, которая потом превратилась в 162-ю тюркскую дивизию. Она почти целиком состояла из туркестанских и кавказских добровольцев. Помимо этого, он владел 13 иностранными языками, из которых восемью восточными. По научным соображениям он уже десятки лет тому назад принял исламскую веру.
Всего за несколько дней Нидермайер освоился со службой в Париже и отправился в инспекционную поездку по батальонам добровольцев в сопровождении своего первого офицера-ординарца и водителя машины. Эти отряды, как мы уже слышали, были размещены, начиная от голландского острова Текселя, в Бельгии, Северной Франции вдоль Атлантического побережья до самой Ниццы на юге. Офицер-ординарец знал все батальоны на основании рапортов. На третий день десанта он побывал в передовой линии у сражавшихся там четырех батальонов русских добровольцев и узнал от командующего на этом участке генерала Маркса в St16, что эти четыре батальона, «вопреки всем ожиданиям, сражались превосходно», невзирая на отсутствие воодушевления и недостаточное вооружение и снабжение.
Начальник штаба маршала фон Рундштедта генерал Блументритт приказал, чтобы, на основании такого рода докладов, в военной сводке Главной Ставки была отмечена доблесть русских добровольческих батальонов. После многих дней безрезультатного ожидания, наконец, появилась следующая заметка: «В оборонительных боях в районе десанта храбро сражались плечом к плечу со своими немецкими товарищами также и добровольческие отряды с Востока».
Это упоминание в сводке Главной Ставки вызвало среди сторонников и окружения генерала Власова новую надежду, что Гитлер наконец даст сигнал на создание боевой силы под командой генерала Власова. Но опять ничего, вообще ничего, не последовало. Еще раз не сбылась надежда! Вообще никто (кроме Гитлера и Кейтеля) не знал, что Гитлер никогда не собирался создавать русскую боевую силу против Сталина, так как он мечтал занять западную часть русской территории и превратить ее в свою колонию.
В противовес многим другим, Нидермайер видел в лице Власова единственного человека, могущего обеспечить возможный успех в борьбе против большевизма, причем он так же, как Власов, предвидел лишь великорусский вариант. Люди же как Розенберг проектировали создание автономных правительств для всех народностей в России.
Одна из первых инспекционных поездок привела генерала Нидермайера в русский полк, которым командовал полковник Буняченко. Этот отличившийся в Красной армии командир сразу предложил Нидермайеру план — как более выгодно использовать добровольческие батальоны. Генерал принял предложения Буняченко и среди них особенно следующее. Он советовал атаковать американские части, днем прорвавшиеся через немецкие позиции, следующей же ночью самостоятельно действующими русскими добровольческими отрядами и оттеснить их обратно. Понимая и психологически правильно учитывая боевые навыки немцев и американцев, Буняченко рекомендовал такого рода ночные действия для русских солдат, которые, в отличие от немцев и американцев, были в них хорошо обучены и охотно участвовали в ночных атаках. Однако при этом Буняченко определенно настаивал на том, чтобы выбранные им для такой операции части были подчинены ему. Для того, чтобы обучить и подготовить людей к такого рода действиям, ему нужна была неделя времени.
Но этот план был заранее обречен на неудачу. Выбранные для этого русские добровольческие части могли лишь постепенно в течение нескольких дней прибывать на сборный пункт. В походах они страдали от атак истребителей-бомбардировщиков и могли быть брошены без приказа сверху в жестокие бои сражавшихся в этом районе немецких частей. Таким образом Буняченко в решающий момент вместо пяти или шести предусмотренных батальонов получил бы в свое распоряжение всего два или три.
Дело было не в недостаточной готовности всех участвующих учреждений и не из-за этого не состоялись ночные атаки. События были сильнее. Численное превосходство американцев и их военно-техническое снаряжение в боевом хаосе обрекали даже самый тактически продуманный план на неудачу. Упорный дух Буняченко не допускал никакого отступления. Этот человек, с необузданной силой воли встречался позже с разными задачами и наконец в конце 1944 года с производством в генерал-майоры был назначен командиром первой одобренной Власову дивизии, которая формировалась в Мюнцингене.
Неутомимо переезжал Нидермайер из батальона в батальон, но везде не хватало все время упоминаемого в пропаганде генерала Власова. Нигде на фронте он не появлялся. Но русские добровольцы и русские начальники частей чувствовали себя власовцами, а не немецкими наемниками. Они ведь не могли знать того, что было известно в штабе генерала, ведавшего добровольческими отрядами. А там было известно (но должно было остаться тайной), что Гитлер злоупотреблял именем Власова для пропаганды и рассматривал его как марионетку.
Попытки завербовать Малышкина
Для того, чтобы разрешить эту дилемму, Нидермайер обратился за помощью к генерал-майору Малышкину, которого Власов с согласия немецких учреждений послал в Париж. Помимо всего прочего, он хотел представить немецким штабам этого весьма импонирующего бывшего советского офицера генерального штаба как полную противоположность так называемым русским «унтерменшам» и вести хлопоты вместе с ним. По своей сущности и личному шарму Малышкин особенно подходил для того, чтобы выступать на одинаковом уровне с немецкими генералами и опровергать существовавшие предрассудки. При этом было удобно, что генерал Нидермайер мог одновременно взять на себя обязанности переводчика, и не было необходимости вызывать для переговоров какого-нибудь зондерфюрера. При содействии Малышкина удалось добиться уравнения в правах русских офицеров добровольцев с немецкими командирами частей. Во многих случаях неподходящие немецкие офицеры, которых русские считали за «комиссаров», были устранены от командования.
