— Вов, что зря кричать. Ты что, не видишь? Это же слуга Тьмы. Он тоже за фашистов.
— Чево-о-о?! — заорал капитан. — Это кто фашисты?! Ты что несешь, чернозадый?!
— Ты, фашист! — заорал на него Вовка. — И твои дружки, эсэсовцы — тоже фашисты (интересно, почему эсэсовцы?).
— Молчать, щенок! Ты знаешь, что бывает за оскорбление при исполнении?!
— Кому бывает-то? — спокойно спросил Тимка. А Вовка, похоже, «спустил пар» и тоже, спокойно так, говорит:
— Подождите, капитан, я щас, я быстро. Только туда и обратно. Узнаете, кому и за что бывает, — а потом нам говорит:
— Саня, Тим, я сейчас. Только за Кириллом сгоняю, — и… он исчез…
Капитан и два других милиционера растерялись: понять не могут, куда Вовка пропал. Капитан вскочил из-за стола и стал дико озираться по сторонам. Заглянул под стол, под скамейку, даже за сейф, который вплотную к стене стоял. В общем, рыскал по кабинету он минут пять. Потом он орать стал:
— Куда этот щенок спрятался?!
И я тут же услыхал голос Вовкиного брата:
— Ты в сейфе еще не искал? Отопри, может он там.
Я повернулся на голос, милиционеры — тоже. Кирилл и Вовка стояли около окна. Кирилл был серьезен, даже суров, а Вовка злорадно улыбался.
— А это еще кто? — в растерянности пробурчал капитан.
— Дед Пыхто, — ответил Кирилл, и, кивнув, на Вовку:
— А это мой младший брат. Ну как, будешь извиняться перед нашим другом?
— Это я?! Извиняться?! Перед кем это я должен извиняться?! Перед всякой шпаной?!
— Нет, не перед шпаной, а вот перед ним, — Кирилл кивнул на Тимку.
— Перед этим чернозадым?! — а Кирилл, спокойно так, говорит:
— Теперь ты должен извиниться два раза, за два оскорбления и, стоя на коленях.
— Ты чего на меня тыкаешь?! Я тебе кто, чтобы тут безобразие нарушать?! — орет капитан.
— Кир, да оставь ты его, — говорит Тимка, — идемте домой, а то точно уроки сегодня не сделаем.
— Тим, не торопись. Уроки сделать успеете. А я, пока вот с этим дружком скинхедов не разберусь, никуда не уйду. Это вот из-за таких гадов люди всех милиционеров бандитами считают, — и, обращаясь к тем двум милиционерам, что стояли в полной растерянности посреди кабинета:
— А вы идите, погуляйте. — Он ударил в ладоши, и… милиционеры будто испарились.
— Ну, а ты, будешь извиняться, или как? — спросил Кирилл у капитана. — Ну? У тебя полминуты на раздумья.
Я увидел, что с милиционером дело стало худо. Он стоял испуганный и бледный, как чисто выстиранная простыня. Ноги у него ослабли, и он опустился на стул, тупо уставившись на Вовкиного брата.
— Полминуты прошло, — сказал Кирилл. — Значит, не будешь извиняться, я правильно понял? — милиционер молчал, вылупив глаза. Тогда Кирилл снова ударил в ладоши.
Уж чего я только сегодня ни видел, но чтобы такое! Короче, милиционер превратился… в негра, в самого настоящего, африканского, с кудрявыми черными волосами, темно-коричневым лицом, с толстыми губами. При этом он продолжал безвольно сидеть на стуле, а Кирилл на прощанье сказал ему:
— Посмотрись в зеркало, и подумай, как ты теперь будешь объяснять своим дружкам-нацистам свое «арийское происхождение». Для них ты теперь недочеловек, — и, обращаясь к нам:
— Идемте. Пусть этот «негритос» поразмыслит над «поворотом судьбы».
— Не, — поправил Тимка, усмехнувшись, — негритос, это неполиткорректно.
— Да? А как же будет политкорректно?
— Сам знаешь как — афрорусский. — Мы с Вовкой от души расхохотались.
Мы вышли из кабинета и направились к вестибюлю, а позади, за дверью, раздался ну просто звериный вой. Столько тоски и безысходности, столько животного страха было в том звуке. Я понял: капитан посмотрелся в зеркало. Мне даже стало его жалко.
Мы прошли мимо усыпленной Кириллом охраны. Когда мы вышли из здания милиции, я спросил у Вовки:
— Вов, а почему ты тех лысых эсэсовцами назвал?
— Потому что они и есть эсэсовцы. Это сокращение такое от названия их партии: «СС», то есть «Славянский Союз».
Мы вышли на проспект Гагарина. На остановке толпились люди. Из ворот университета вышла группа студентов. Студенты о чем-то весело болтали, смеялись. На часах, на главном здании университета, было уже десять минут четвертого. А ведь надо еще делать уроки. Особенно ту дурацкую задачу. А задача такая:
«Один третьеклассник может отлупить трех первоклассников. Но уже четыре первоклассника отлупят третьеклассника сами. Кто будет побеждать сначала и кто победит в конце, если лупить друг друга начнут 12 третьеклассников и 48 первоклассников, а затем на вопли о помощи прибегут еще 5 первоклассников и 3 третьеклассника?».
Странно, как только я представил себе картину этого нелепого массового побоища, задача решилась сама собой, в уме решилась. Оказалось, что сначала первоклассники ввалят этим придуркам — третьеклассникам, а потом наоборот, те ввалят первоклассникам. Жаль. Таким третьеклассникам, которые с малышами дерутся, по шеям надавать надо. Нет, лучше не по шеям, лучше их в колонию посадить, которой нас сегодня пугали.
Когда я пришел домой, мама набросилась на меня:
— Ты где шлялся?! Тебе что было сказано?! Забыл?! Пока двойку не исправишь чтобы нос на улицу не показывал! Только в школу и из школы.
— Мам, я двойку уже исправил, — и я протянул ей дневник с моей первой пятеркой по математике.
Глава 5. Кошмар в Мире Снов
Мама долго смотрела дневник и все еще не верила в такое невозможное чудо. Это чтобы я, да по математике, да пятерку? Это где ж такое видано? Но с фактами не поспоришь.
Не знала еще она, какие задачки мы решаем. А я как раз сел домашнее задание делать. Ну а задачку ту я уже в уме решил — я уже говорил. Ну, его, то есть решение, я стал просто писать в тетрадь. А мама, ну никогда не интересовалась, какие задачки мы решаем, а в этот раз читать стала.
В общем, я пишу — мама читает. Прочитала, позвала папу. Папа тоже прочитал и тоже начал возмущаться. Ну, наконец-то! А то все я виноват, что двойки получаю. Потом они долго спорили, кому из них идти в школу ругаться с Вероникой Ивановной. А чего с ней ругаться-то? Я ту книжку видел. Там ясно написано: «рекомендовано министерством образования…», ну, и все такое. Это надо с министерством образования идти ругаться.
Я, пока они спорили, успел не только математику — все уроки успел сделать. Пошел мультик по телеку смотреть, который скоро начаться должен. Не только, правда, мультик, а всю ту передачу. Папа с мамой всегда надо мной подсмеиваются, из-за того, что я эту передачу смотрю. Говорят, что я давно из малышового возраста вырос, а все смотрю это. А что я могу поделать, если нравится мне эта передача? Ну, показывают там глупые мультики, и чего? Я привык эту передачу смотреть. У меня от этого настроение улучшается и засыпается легко.
Включаю я телек, а там… В общем, новости, — программа «Вечер трудного дня». А новости-то… про нас, про то происшествие около парка. Только вранье все: бандитов называют пострадавшими, а нас бандой. В общем, ведущая так подробно все рассказывала, что можно было подумать, будто она сама там была и все «видела».
Ведущая рассказала, как на проспекте Гагарина банда подростков (это про нас) напала на прохожих. «Прохожих», оказывается, «зверски избили». Представляете? Это, получается, два раза ударить, защищаясь, — называется избить, да еще зверски.
А вот дальше была хохма. Дикторша рассказала следующее: «Хулиганов доставили в отделение милиции, но туда ворвался африканский террорист. Террорист похитил милиционера и помог хулиганам скрыться. Чтобы отвести от себя подозрения, террорист присвоил себе милицейскую форму и документы похищенного милиционера. Террорист арестован и уже дал признательные показания».
«Вот это да! — думаю. — Это они, выходит, своего же арестовали. Интересно, как это они от него добились „признательных показаний“? Били что ли?». Мне стало смешно, ну не смог я удержаться и рассмеялся. А родители тоже эти новости смотрели. Мама и говорит:
— Ну и чего ты ржешь? Что тут смешного? Твои сверстники совсем распоясались: прохожих избивают, с африканским террористом связались. Ужас просто, а тебе смешно. Не удивлюсь, если и ты с этой шпаной свяжешься.
Ох, не знала она, кто «та шпана». А тут как раз «пострадавших» показали. Ну, я их сразу узнал. Родители «ах», да «ох», да «какая жестокость». И точно, их так вырядили! В общем, у одного голова забинтована, у другого пластырь на носу, третий в инвалидном кресле стонет, за спину держится.
Интересно получается. Вроде башку Тимка никому не разбил. Разве что, легкое сотрясение тому бандиту сделал, так зачем башку бинтовать? И второму всмятку нос никто не разбивал — в милиции у него кровь из носа уже не шла. Зачем тогда ему на нос такой здоровый пластырь клеить — в полморды? Вовчик, правда, того, третьего, здорово трубой огрел. Тот скинхед даже не сразу поднялся. Только он его не по спине, а по мягкому месту огрел. А потом тот бандит нормально ходил, а тут прямо инвалида показали.
