положиться на свою храбрость и удачу и на пищу, которую я даю вам. У входа в лес я попрошу вас отправить мою лошадь и моих пони домой. Но я желаю вам быстроты, и мой дом открыт для вас, если только вы будете возвращаться этим путем.
Они, разумеется, благодарили его и кланялись, размахивая капюшонами и повторяя множество раз: «К вашим услугам, о хозяин прекрасных деревянных залов!» Но сердце у них упало при его серьезных словах, и все они почувствовали, что их приключение гораздо более опасное, чем они думали до сих пор, и что после всех опасностей пути им предстоит еще встреча с Драконом.
Все это утро они были заняты приготовлениями. Вскоре после полудня они поели вместе с Беорном в последний раз, а после того сели на лошадок, которых он им одолжил, и, попрощавшись с ним, выехали из ворот.
Миновав высокую изгородь на восточном краю его владений, они тотчас же повернули на север, а потом на северо-запад. По его совету они не направились к большой лесной дороге на юге его страны. Если бы они прошли по перевалу, то их путь шел бы вдоль горной речки, впадающей в Великую Реку гораздо южнее Каррока. В этом месте на реке был глубокий брод, который они могли бы миновать, если бы у них еще были пони, а оттуда начиналась тропа, ведущая к опушке Чернолеса и к началу дороги от него. Но Беорн предупредил их, что этой тропой часто пользуются Орки, а сама лесная дорога, как он слышал, заброшена и заросла в своей восточной части и ведет теперь к непроходимым болотам, где давно уже нет никаких путей. На востоке она выходит из леса гораздо южнее Одинокой горы, и им предстоял бы тогда длительный и трудный путь к северу. Но севернее Каррока край Чернолеса подходил близко к берегу Великой Реки, и хотя Туманные горы здесь тоже подступали ближе, но Беорн посоветовал им выбрать именно этот путь; ибо на расстоянии нескольких дней пути прямо на север от Каррока находилось начало малоизвестной тропы сквозь Чернолес, ведущей почти прямо к Одинокой горе.
— Орки, — говорил Беорн, — не посмеют пересечь Великую Реку даже в сотне миль севернее Каррока или приблизиться к моему дому, — он хорошо охраняется ночью! — но я должен буду спешить; ибо если они пойдут в набег, то могут пересечь Реку южнее и заполнить всю опушку Леса. Тогда вы будете отрезаны, а Варги бегают быстрее, чем пони. Но все же ехать на север вам будет лучше, так как этого они ожидают меньше всего, а поймать вас им будет труднее. Ступайте же, и торопитесь, как только можете!
Вот почему они ехали сейчас молча, пускаясь вскачь каждый раз, когда почва становилась травянистой и мягкой; слева от них темнели горы, а черта реки и деревьев вдали становилась все ближе. Солнце только что перешло к западу, когда они выехали, и до вечера золотило местность вокруг. Трудно было думать о преследующих Орках; и, отъехав от жилища Беорна на несколько миль, они начали говорить и петь и забыли о предстоящем темном пути через лес. Но вечером, когда упали сумерки, а вершины гор на западе померкли, они устроили стоянку и выставили стражу, и многие из них спали неспокойно и слышали во сне завывание голодных волков и крики Орков.
Но следующее утро было ясным и солнечным. На земле лежал белый осенний туман, и воздух был холодный, но вскоре поднялось румяное солнце, туман исчез, и они снова пустились в путь, пока тени были еще длинными.
Так они ехали еще два дня, не видя ничего, кроме травы, цветов, птиц и изредка разбросанных деревьев; да еще иногда им попадались небольшие стада оленей, щиплющих траву или отдыхающих в тени в полдень. Порою в высокой траве Бильбо видел рога какого-нибудь старого самца и сначала принимал их за сухие листья. На третий день они очень торопились, так как Беорн говорил, что они достигнут входа в лес рано утром четвертого дня: и они продолжали ехать в сумерках и даже ночью, в лунном свете. Когда смерклось, то Бильбо показалось, что поодаль, то справа, то слева, маячит смутным пятном большой медведь, продвигающийся рысцой в ту же сторону. Но когда он осмелился сообщить об этом кудеснику, тот сказал только:
— Тссс! Не обращайте внимания.
На следующий день они двинулись в путь до рассвета, хотя спать им пришлось мало. Как только рассвело, они увидели лес: он словно шел им навстречу или ожидал их, как черная, хмурая стена, высящаяся перед ними. Равнина превратилась в поднимающийся кверху склон, и Хоббиту показалось, что вокруг них распространяется молчание. Птицы пели все меньше. Олени исчезли, даже кроликов не было видно. К полудню они достигли опушки Чернолеса и отдыхали почти под нависающими ветвями его передовых деревьев. Стволы у этих деревьев были толстые и искривленные, ветви изогнутые, листья большие и темные, и они были опутаны плющом, свешивающимся почти до земли.
— Итак, вот и Чернолес! — произнес Гандальф. — Величайший из лесов Северного мира! Надеюсь, он вам понравится. А теперь вам пора отпустить домой этих замечательных пони, которых вы взяли временно.
Карлики хотели заспорить, но кудесник сказал им, что они глупы. — Беорн не так далеко, как вы, кажется, думаете; и, во всяком случае, вам лучше держать свое Слово, потому что он — могучий враг. У Бильбо Баггинса глаза зорче ваших, если вы не видели каждую ночь Медведя, идущего вместе с нами или охраняющего наши стоянки издали. Он не только охранял вас и показывал вам дорогу, но и тревожился за своих пони. Беорн может быть вашим другом, но своих животных он любит, как родных детей. Вы даже не понимаете, какую милость он вам оказал, позволив вам ехать верхом на пони так далеко и так долго; и вы даже не представляете себе, что с вами было бы, сели бы вы попытались взять их с собою в лес.
— А что насчет вашего коня, в таком случае? — спросил Торин. — Вы не говорите о том, чтобы отослать его обратно.
— Не говорю, потому что не отошлю.
— Так-то вы держите свое слово?
— Это мое дело. Я не отсылаю своего коня, я еду на нем.
Тут они поняли, что Гандальф хочет покинуть их у самых пределов Чернолеса, и пришли в отчаяние. Но они не могли сказать ничего, что бы заставило его передумать.
— Мы говорили обо всем этом раньше, когда высадились
