отсюда. Но нужно было идти все вперед и вперед, хотя они давно уже стосковались по солнцу и небу и по ощущению ветра у себя на лице. Здесь, под сводами леса, воздух не двигался; здесь всегда было тихо, темно и душно. Это ощущали даже Карлики, привыкшие к подземельям и иногда жившие там подолгу без солнечного света; но Хоббит, привыкший жить в своей уютной норке и не любивший проводить летние дни под землей, чувствовал, что постепенно задыхается.
Ночью было хуже всего. Темнота становилась кромешной, — такой черной, что в ней не было видно ни зги. Бильбо пробовал махать рукой у себя перед носом, но не видел ее. Впрочем, едва ли будет верным сказать, что они ничего не видели: они видели глаза. Они спали, сбившись тесной кучкой, и сторожили по очереди: и когда приходила очередь Бильбо, то он видел в темноте вокруг себя какие-то отблески, а иногда на него, совсем близко, смотрели пары желтых, или красных, или зеленых глаз, которые медленно гасли и исчезали, а потом медленно появлялись в другом месте. А иногда они светились в ветвях у него над головой, и это было всего страшнее. Но еще неприятнее были другие глаза, — круглые, бледные, выпученные. «Это не глаза животных, — подумал он, — это глаза насекомых, только уж слишком большие».
Хотя было не очень холодно, они пытались зажигать по ночам сторожевые костры, но вскоре отказались от этого. Казалось, огонь собирает вокруг них сотни и сотни глаз; правда, существа — кем бы они ни были — никогда не показывались сами в отсветах пламени. Хуже того; на огонь налетали тысячи темно-серых и черных бабочек, иногда величиною с ладонь, и все они хлопали крыльями и сновали мимо самого лица. Карлики не могли стерпеть ни их, ни огромных, угольно-черных нетопырей; поэтому они отказались от костров и по ночам сидели и дремали в огромной и зловещей тьме.
Все это тянулось — как казалось бедному Хоббиту — нескончаемо долго; и он был постоянно голоден, так как они расходовали припасы очень осторожно. И все же, по мере того, как день уходил за днем, а лес оставался неизменным, они начали тревожиться. Провизия не могла тянуться бесконечно, а ее становилось уже мало. Они попытались настрелять белок и потратили много стрел, прежде чем им удалось сбить одну. Но когда ее изжарили, то она оказалась отвратительной на вкус, и они отказались и от белок.
Мучила их и жажда, так как воды у них было не очень много, и за все это время они не встретили ни ручья, ни источника.
Таково было у них настроение, когда однажды они увидели, что их путь пересекает река. Она струилась быстро и мощно, но была не широкой, а вода в ней — черной, или же казалась такой в сумраке. Это был тот самый поток, против которого предостерегал их Беорн; и они помнили это, иначе бы напились из него, несмотря на цвет, и наполнили бы свои опустевшие мехи. Но сейчас они думали только о том, как переправиться через него, оставшись сухими. Здесь когда-то был деревянный мостик, но он сгнил и обвалился, оставив только поломанные сваи у берега.
Бильбо опустился на колени у самой воды и, всмотревшись, воскликнул: — Там у берега есть лодка! Как жаль, что она не с нашей стороны!
— Далеко ли до нее, по-вашему? — спросил Торин, уже зная, что Бильбо — самый зоркий среди них.
— Не очень далеко. Не больше двенадцати ярдов.
— Дюжина ярдов! Я бы подумал, что не меньше тридцати, но зрение у меня не такое хорошее, как сто лет назад. Но двенадцать ярдов — это все равно, что миля. Перепрыгнуть мы не можем, а переходить вброд или вплавь нам нельзя.
— Сможет ли кто-нибудь из вас бросить веревку?
— Какая от этого польза? Лодка наверняка привязана, да я и сомневаюсь, можно ли зацепить ее крючком.
— Едва ли она привязана, — возразил Бильбо, — хотя, конечно, при таком освещении сказать трудно, мне кажется, ее просто отнесло к тому берегу, а он там довольно низкий, и тропа уходит прямо в воду.
— Дори из нас самый высокий, но Фили — самый младший и самый зоркий, — сказал Торин. — Поди сюда, Фили, и скажи, видишь ли ты лодку, о которой говорит Бильбо Баггинс.
Фили сказал, что видит; а пока он смотрел, разбираясь в направлении, остальные принесли ему веревку, выбрав самую длинную, и привязали к ней большой железный крюк, из тех, какими прикрепляли поклажу к лямкам у себя на плечах. Фили взял веревку, взвесил на руке и швырнул через реку.
Шлеп! Она упала в воду.
— Недостаточно сильно, — сказал Бильбо, вглядываясь. — Еще фута два, и вы попали бы крюком в лодку. Попробуйте еще раз. Едва ли волшебство повредит вам, если вы возьмете в руки мокрую веревку.
Все же Фили взял ее с опаской, когда вытащил из воды. На этот раз его бросок был гораздо сильнее.
— Стоп! — сказал Бильбо. — Теперь вы забросили его прямо в кусты на том берегу. Тащите осторожнее. — Фили медленно потянул веревку, и через некоторое время Бильбо сказал:—Осторожно! Крюк лежит в лодке, будем надеяться, что он зацепился.
Он и зацепился. Веревка натянулась, и Фили тащил напрасно. На помощь ему пришел Кили, потом Оин и Глоин. Они тащили и тащили, и вдруг все шлепнулись навзничь. Но Бильбо не растерялся, схватил веревку и с помощью ветки поймал лодочку, когда она устремилась через реку.
— Помогите! — крикнул он, и Балин едва успел схватить лодку и не дать ей уплыть по течению.
— Значит, она все-таки была привязана, — заметил он, указав на оборванную цепочку, болтавшуюся у борта. — Хороший был рывок, друзья; и хорошо, что наша веревка оказалась крепче.
— Кто переправится первым? — спросил Бильбо.
— Я, — ответил Торин, — а со мною вы, Фили и Балин. Для лодки это будет полная нагрузка. Потом Кили, Оин и Глоин и Дори, потом Ори и Нори, Бифур и Бофур, а последними — Двалин и Бомбур.
— Я опять последним, мне это надоело, — возразил Бомбур. — Пусть теперь будет еще чья-нибудь очередь.
— Не нужно быть таким толстым. Тебе придется идти последним и с самым малым грузом. Перестань ворчать на приказы, иначе с тобой случится что-нибудь скверное.
— Весел в лодке нет. Как вы отправите лодку на тот берег? — спросил Хоббит.
— Дайте мне еще одну веревку с крюком, — сказал Фили. Получив требуемое, он забросил крюк через реку, как можно выше. Так как крюк не упал,
