Немцы подтянули резервы и начали контрнаступление. Под сильным натиском врага Юго-Западный фронт стал отходить, опасно оголяя левый фланг Воронежского фронта. 16 марта Харьков пришлось оставить, поскольку сил удерживать его не было.
Отдельную танковую бригаду, в которой служил Виктор, ввели в действие не сразу. Военнослужащие слушали сводки Совинформбюро, где почти каждый день перечисляли все новые занятые нашими частями населенные пункты. Для многих красноармейцев они не были отвлеченными понятиями, в этих городах и селах жили их родные.
И вот настал день, когда они по приказу стали выдвигаться маршем к передовым линиям. В небе их прикрывали от ударов вражеской авиации наши истребители.
Продвигались днем, люки были открыты, и танкисты осматривали места недавно шедших здесь боев. С обеих сторон от дороги на полях виднелась разбитая и сожженная техника – наша и немецкая. Сгоревшие танки, раздавленные или разбитые попаданием снарядов грузовики – и всюду трупы, большей частью немецкие. Наших убитых хоронили похоронные команды или население освобожденных сел и деревень. Видимо, сопротивление немцев было сильным, поскольку военного металлолома на полях сражения было много. В одном месте, довольно близко друг от друга, стояли четыре сожженные «тридцатьчетверки», а через километр – разгромленная зенитная батарея 88-миллиметровых пушек.
Виктор не сдержался и выругался. Стояли, сволочи, в засаде, ударили неожиданно. Судя по закрытым люкам сгоревших танков, ни одному из экипажей не удалось покинуть свои боевые машины.
На марше в боевых условиях для наблюдения и отражения внезапной атаки нечетные танки поворачивали башни вправо, а четные – влево – так можно было быстрее открыть огонь. Горючего моторы жрали много, через каждые двести километров – заправка, следом за колонной шли бензовозы.
Однако заправка растянулась надолго: в бак каждого танка входили сотни литров бензина, а одновременно из одного бензовоза могли заправляться только два танка.
Пока заправились, по-зимнему быстро наступили сумерки. Но приказ надо выполнять, и продвижение продолжили при фарах, вернее – при одной. На «шерманах» стояла одна фара, да и та подслеповатая. Благо скорость невелика.
Уже к полуночи, изрядно вымотавшись, они достигли района сосредоточения. Кухни безбожно отстали, и танкисты ужинали неприкосновенным запасом – американцы заботливо комплектовали танки спиртовыми подогревателями. Они работали на таблетках сухого спирта, и на них можно было подогреть котелок с остывшей кашей или банку консервов.
Поев, уснули прямо в танках. По крайней мере, в них не дуло и было не так холодно, как на улице. Двигатели не глушили, чтобы не заморозить, к тому же прогретые моторы позволяли в любую секунду начать движение.
Виктору вспомнился «артштурм». Всем неплоха самоходка, но если вечером на морозе заглушил двигатель и не удосужился за ночь несколько раз прогреть, утром завести его уже большая проблема: масло застывало напрочь и силы стартера не хватало провернуть коленвал…
К утру замерзли все, даже в меховых куртках. Танкисты выскакивали из танков, приседали, бегали вокруг боевых машин, разгоняя кровь – в неподвижности человек замерзает быстрее.
Утром подъехала кухня. Танкистов накормили горячей пищей и напоили горячим чаем. На морозе горячее питание – первостатейное дело!
Снова дозаправились. Механики-водители, или, как их именовали сокращенно, мехводы, проверяли моторы и ходовую часть.
А едва рассвело, по рации получили приказ выдвигаться к передовой, до которой было несколько километров. При приближении к позициям врага развернулись в боевой порядок. И Виктор, как командир танка, и наводчик пушки приникли к оптике. На войне кто первый увидел врага и успел выстрелить, тот жив остался.
«Шерманы» с их тихим ходом подошли к передовой, будучи не обнаруженными немцами. Многие наши пехотинцы – да и немцы тоже – впервые видели американские танки.
Немцы открыли огонь с некоторой задержкой.
Танкисты, увидев вспышки выстрелов немецких пушек, делали короткие остановки и стреляли по артиллеристам. Если судить по виду разрыва, американские фугасные снаряды были мощнее наших 76-миллиметровых.
По броне танка то и дело стучали пули, осколки. Пару раз раздались мощные удары от попадания снарядов, но танк не получил повреждений и упрямо шел вперед.
Немного левее курса – вспышка выстрела пушки.
– Леха! – крикнул Виктор наводчику. – Слева двадцать – пушка.
Наводчик довернул башню.
– Короткая, – скомандовал Виктор.
Едва танк остановился, наводчик выстрелил. Попадание было точным, по щиту пушки. Взрыв, взметнулся снег.
– Володя, не спи! Причеши-ка их из пулемета!
Сразу забили два пулемета – курсовой у стрелка-радиста и спаренный с пушкой – наводчика. Разбегавшиеся от разбитой пушки артиллеристы попадали.
– Вперед! – Это Виктор уже мехводу Николаю.
В атаке нельзя останавливаться, быстро подобьют. И так уже два наших танка горят, а один стоит с перебитой гусеницей.
Курсовой пулемет стрелка-радиста бил почти без перерыва.
– Зигзагами давай, не жми по прямой! – приказал Виктор мехводу. Еще перед атакой он инструктировал Николая, да, видно, запамятовал тот в горячке. Первый бой – он всегда самый сумбурный, многие после него не могут вспомнить, – куда они стреляли. Все бежали, и он бежал, все стреляли – и он стрелял – зачастую не видя противника… Это уже с опытом приходило понимание, чувство опасности. Завыла подлетающая на излете мина – падай без раздумий, хоть в лужу. Снаряд или пуля мимо просвистела, а ты не услышал – то уже не твоя, мимо прошла.
Танк ворвался на позицию пушкарей и навалился на пушку, подминая ее под себя. Заскрежетало, застонало, взвизгнуло сминаемое гусеницами железо. Виктор ухватился за пушку, чтобы с сиденья не упасть. Честно говоря, испугался – не перевернуться бы. Но танк помчался дальше. Впереди мелькали фигуры убегающих немецких пехотинцев.
Внезапно раздался сильный удар в корму и двигатель заглох.
Виктор медлить не стал:
– Всем из машины!
Он открыл люк, осмотрелся. Дыма и пламени не видно. Выбираться в бою, на передовой, очертя голову нельзя, запросто можно попасть под перекрестный огонь.
Экипаж уже покинул машину и залег у гусеницы. У двоих – «томпсоны» в руках. Молодцы, не забыли!
Американцы укомплектовали свои танки двумя пистолетами-пулеметами «томпсон» и одним пистолетом «кольт М1911» – все оружие под один патрон 11,43 мм.
Оружие танкистам не нравилось. Пистолет тяжел, а магазин вмещает всего семь патронов. А у автоматов эффективная дальность огня невелика, наш ППШ значительно лучше и легче.
Виктор слез с башни на моторное отделение, спустился на землю. В правом борту зияла пробоина. Понятно, почему двигатель заглох – поврежден.
– Экипаж, в танк!
Был приказ по армии. Если танк поврежден, но пожара нет, экипажу запрещалось покидать боевую машину, он должен был поддерживать огнем пушки и пулеметов своих товарищей. Иначе остановка танка или самоходки расценивалась как трусость и оставление поля боя со всеми вытекающими отсюда последствиями. А приговоры в военное время трибуналы выносили суровые, без исключения – расстрел.
Танки бригады уже ушли вперед метров на триста.
Танкисты забрались обратно в танк и даже успели засечь вражескую пушку и сделать по ней два выстрела. А потом – куда стрелять, если бой сместился вперед?
Виктора по рации вызвал командир роты:
– Седьмой, что у вас, почему стоим?
– Снаряд в корму получили, мотор разбит.
– Понял. Пошлю к вам БРЭМ. Конец связи.
БРЭМ – это бронированная ремонтно-эвакуационная машина, фактически тот же танк, только без башни с пушкой, но с небольшим краном. Как правило, все БРЭМы были переделаны из тяжелых танков, имевших повреждения башни, и зачастую это были трофейные танки. Для БРЭМа главное – большой вес и мощный двигатель, иначе он не сможет буксировать разбитый танк.
К слову сказать, ремонтные службы в РККА были на высоте, большую часть подбитых танков и самоходок восстанавливали в полевых условиях, возвращая в войска. Иной раз из двух-трех подбитых танков собирали один.
У немцев же подобная организация была хуже. Танки отправляли на танкоремонтные заводы, а это долго и затратно. У нас определенную роль сыграла в этом простота и хорошая ремонтопригодность отечественной техники. У немцев же при всей их высокой технической культуре военная техника была мало приспособлена к ремонту в полевых условиях. Например, для замены двигателя на «пантере» необходимо было снимать башню, весящую почти десять тонн. Где в боевых условиях можно было взять кран нужной грузоподъемности? В 1943 году для таких целей у немцев была «берге-пантера», эвакуатор танков с поля боя.
За годы войны РККА безвозвратно потеряла 96,5 тысячи боевых бронированных машин, немцы же – 32,5 тысячи. Немецкий танк до подбития ходил в атаку 11 раз, а Т-34 – 3 раза. Стоили танки дорого, например «тигр» – 800 тысяч рейхсмарок, Т-34 в начале выпуска – 440 тысяч рублей. Правда, потом цена упала в 2,5 раза за счет технологических упрощений. В частности, катки перестали делать обрезиненными, оставив голое железо.
