Поначалу предмет, возникший в глубине темного стекла, был размытым и просвечивал, но потребовалось всего несколько секунд, чтобы изображение обрело отчетливость. Устройство определенно напоминало продвинутый пикт-проектор, но те выдавали картинку, довольно условно передающую реальность. Тут же предмет казался подлинным, реальным артефактом, заключенным в стеклянный куб.
Сор Талгрон видел перед собой открытую книгу, написанную от руки чернилами и золотой краской. Края страниц покрывал невероятно сложный узор, состоящий из вензелей и линий. В общий рисунок были включены стилизованные изображения людей и мифических существ. Каждая страница была исписана плотным, уверенным и удивительно знакомым почерком.
Как и любой из боевых братьев XVII Легиона, Сор Талгрон ежедневно по нескольку часов проводил в уединении и рисовал, но ему никогда прежде не доводилось видеть такой восхитительной работы. Стиль и умение автора были столь феноменальны, что ни капитан, ни кто-либо другой из Несущих Слово не могли даже и надеяться достигнуть подобных высот. Книга была делом рук несомненного гения, и вряд ли это могли быть руки простого смертного. В самом деле, сравниться с этим произведением искусства могли лишь труды самого Уризена, но капитану лишь пару раз удавалось мельком бросить на них взгляд…
Глаза Сора Талгрона окончательно расширились от удивления, когда он присмотрелся внимательнее. Текст был написан на диалекте высокого готика, употреблявшемся исключительно духовной элитой его собственного родного мира — Колхиды.
— Что это? — изумленно заморгав, прошептал Сор Талгрон.
Капитан перевел взгляд на стоящего рядом старика, но не смог понять того выражения, что увидел в его глазах. Тогда командир штурмовиков вновь посмотрел на книгу, заточенную в темном кубе.
— «…И да объединится вся Вселенная в вере…» — вслух прочитал он строчку, открывавшую страницу. Его голос задрожал. Ему были знакомы эти слова. Более того, он знал этот текст наизусть. Сор Талгрон тяжело сглотнул. — «…Объединена под властью… Бога-Императора Всего Человечества», — продолжил он хриплым шепотом, заканчивая чтение священной строки.
В растерянности и недоумении капитан повернулся к священнослужителю.
— Я не понимаю, — произнес Сор Талгрон.
— Мы — Отпрыски Бури, — ответил старик, широким жестом обводя всех собравшихся в зале людей.
— Именем Лоргара, и что это должно было мне сказать? — прорычал капитан.
Старик фыркнул, хромая, прошел мимо него к кубу и приложил пальцы к поверхности устройства. Страницы заточенной в стекле книги замерцали и начали быстро перелистываться. Каждая из них была украшена искусными узорами и испещрена плотными письменами. Слегка поводив пальцами по кубу, священнослужитель замедлил смену страниц, продолжавших переворачиваться, пока глазам десантника не предстала самая первая из них.
Старик печально усмехнулся, указывая на нее.
Капитан Тридцать четвертой роты в изумлении взирал на изображение, занимавшее весь лист, — сияющую фигуру, облаченную в удивительные золотые доспехи. Божественный лик был запрокинут к небу, его окружал золотой нимб.
Бог-Император Человечества.
Взгляд Сора Талгрона был прикован к изображенной на рисунке броне, к узорам на искусно украшенном древнем нагруднике… том, что Он носил еще тогда, когда возглавлял армии Объединения, в стародавние времена маршировавшие по разоренной Терре… На доспехах были начертаны символы Его власти — символы, которые узнавали и которых обоснованно страшились еще до наступления Древней Ночи, они же украшали и броню Легио Кустодес, личной гвардии Императора.
Знаки эти выступали барельефом на броне Императора и воплощали Его гнев… молнии.
И тут капитан понял все.
Жители Сорок Семь — Шестнадцать поклонялись Императору.
Сор Талгрон нервно сглотнул, по-прежнему не в силах отвести взгляд от Повелителя Человечества.
Отпрыски Бури — так назвал старик свой народ; дети грозы. Они почитали Императора как бога, считая Его воплощением бушующих на их планете штормов.
— Теперь ты знаешь, — произнес жрец.
Он снова коснулся гладкой поверхности куба, и трехмерное изображение священной книги исчезло.
— Значит, в этой войне с самого начала не было необходимости, — произнес Сор Талгрон. — Ваши люди не еретики.
— Нет, — ответил старик. — Мы мечтали присоединиться к Империуму. Мы так долго полагали, будто остались одни в этой тьме.
— Мы можем все остановить, — сказал Сор Талгрон. — Вы должны отключить щиты, чтобы я мог связаться со своим командованием.
Сколько людей уже погибло! И ради чего? Капитан почувствовал себя опустошенным. Весь этот геноцид стал следствием простого недопонимания.
Отпрыск Бури грустно улыбнулся и подошел к Сору Талгрону, а затем приложил морщинистую ладонь к левой стороне груди капитана, туда, где находится сердце.
— Дай слово, что остаткам моего народа будет сохранена жизнь, и я отключу купол, — произнес старик.
— Клянусь, — сказал Сор Талгрон.
Как только энергетический купол, защищавший храм-дворец Отпрысков Бури, замерцал и исчез, Сор Талгрон поспешил связаться с «Фиделитас лекс» и доложить обо всем, что узнал.
— Понял тебя, Талгрон, — кратко ответил Кор Фаэрон. — Мы немедленно сообщим Уризену. Оставайтесь на месте.
Вокс-связь дальнего радиуса прервалась, и людям Сора Талгрона пришлось провести в томительном ожидании несколько долгих минут. Несущие Слово продолжали удерживать толпу под прицелом, пока Сор Талгрон пристально изучал изображение Императора.
Медленно тянулись секунды. Когда щит был выключен, отделение «Геликон» стало получать потоки вокс-сообщений от своих товарищей. Исходя из них можно было понять, что боевые действия на Сорок Семь — Шестнадцать полностью прекратились.
— Фиксирую сигнатуру телепорта, — доложил наконец Эршак.
— Скоро уже все закончится, отец, — уважительно произнес Сор Талгрон. — Уризен будет рад, когда удостоверится, что мы с вами — единоверцы.
Еще мгновение, и по кругу верхнего яруса амфитеатра стали один за другим возникать темные силуэты воинов, телепортировавшихся с зависшего на низкой орбите «Фиделитас лекс». Сначала они казались просто яркими пятнами света, но постепенно обретали плоть.
Вскоре вся сотня закованных в терминаторские доспехи космических десантников материализовалась полностью и тут же нацелила оружие на людей Сорок Семь — Шестнадцать. Капитан Тридцать четвертой роты слегка приподнял бровь.
— Ты несколько перестарался с драматическим эффектом, брат, — вздохнул Сор Талгрон, поднимая руку, чтобы поприветствовать Кора Фаэрона.
Тот сухо кивнул в ответ, но спускаться к ним не стал.
Начали материализоваться еще две фигуры, но на сей раз на помосте возле Сора Талгрона. Увидев, кто именно спускается к ним, капитан изумился и поспешил припасть на одно колено и почтительно склонить голову. Он чувствовал, как тяжело забилось его сердце в ожидании окончания телепортации.
Теплая ладонь опустилась на его темя; прикосновение было тяжелым, но в то же время мягким.
— Поднимись, сын мой, — произнес новоприбывший спокойным властным голосом.
Но по телу Сора Талгрона все равно прокатилась дрожь с трудом сдерживаемой паники. В конце концов, Астартес редко доводилось оказываться в подобной ситуации.
Распрямившись, капитан Тридцать четвертой роты поднял взгляд, чтобы посмотреть в озабоченное лицо полубога.
* * *
Лоргар был столь же величествен и пугающ, как и всегда. Голова его была полностью лишена волос, а каждую пядь обнаженной кожи покрывал узор в виде золотых листьев, благодаря чему примарх сиял, подобно статуе, отлитой из живого металла. Веки полных мудрости и невероятной сосредоточенности глаз были выкрашены сурьмой; как и всегда, Сор Талгрон даже одной секунды не смог выдержать взгляда Уризена.
Такая жизненная сила, такая глубокая боль, такое напряжение и, да, такая затаенная жестокость таились в этом взгляде, что, пожалуй, только другой примарх и сумел бы посмотреть в его глаза, не разрыдавшись и пав на колени перед живым богом.
Лоргар был на голову выше Сора Талгрона, его стройное тело было заключено в поистине потрясающие доспехи. Каждая из перекрывающихся пластин была выкрашена в гранитный цвет и гравирована клинописью Колхиды. Поверх брони была накинута роскошная мантия цвета запекшейся крови, богато украшенная золотой вышивкой.
Уризен, Золотой, Миропомазанник — у примарха XVII Легиона было много имен. Для тех, кого он провозглашал еретиками, Лоргар становился воплощением смерти, для тех же, кто принимал истинную веру, он был — всем.
