Она боялась? Конечно. Но разве это причина, чтобы ценить ее меньше? Жосс и сам испытывал сильный страх. Зато Элевайз не подавала виду, что ей страшно, и это само по себе было храбростью. Как однажды, давным-давно, сказал Жоссу его военачальник, где нет страха, там нет отваги.
Они почти достигли дубовой рощи. Пробираясь через плотные заросли, Жосс напряженно всматривался в поисках тропинки, хотя бы самой незначительной. Если через чащу не было никакого пути, как же они смогут попасть туда?
Однако путь был. Еле различимая дорожка, едва ли достойная названия тропинки, вела в чащу леса. Раздвигая высокий, буйно разросшийся папоротник, за которым, как обнаружил Жосс, скрывались непролазные кусты ежевики, рыцарь шел по направлению к огню.
Время тянулось медленно. Жосс и аббатиса медленно продвигались вперед, постоянно помня о необходимости хранить тишину. Наконец заросли начали редеть. Впереди Жосс уже видел ясный лунный свет.
Они приближались к роще.
Деревья на подходе к ней были древними и высокими. Они стояли достаточно далеко друг от друга, позволяя молодой поросли разрастаться под ними. Жосс с изумлением обнаружил в их расположении некую симметрию, будто когда-то очень давно, целую вечность назад, здесь разбили аллею. Словно кто-то, желая выказать почтение тропе, что вела в священную рощу, обсадил ее двойным рядом самых почитаемых деревьев…
Все без исключения деревья, отделявшие рощу от остального леса, были дубами.
Выбрав дерево с более толстым стволом, чем у его собратьев, Жосс неслышно подошел к нему. Аббатиса последовала за ним. Прижавшись к покрытой наростами коре, они вглядывались в залитое лунным светом пространство перед ними.
В течение долгого, как им показалось, времени, ничего не происходило.
Огонь, разведенный в каменном очаге в центре поляны, все еще горел. Иногда он издавал треск, который заставляло их обоих вздрагивать. Рядом лежало массивное бревно длиной в рост человека — возможно, остатки давно упавшего дерева. Жосс взглянул на него, и ему пришла в голову странная мысль, что этот кусок дерева оказался здесь не случайно. Его намеренно принесли сюда после того как, специально отмерив, отпилили и придали бревну определенную форму в соответствии с предписаниями очень древнего обряда.
Вопреки его воле в памяти всплыли слова шерифа Пелема: «Они совершают всякие такие дела, когда луна полная». И другие, еще более пугающие: «Они, эти Лесные люди, не любят видеть чужаков на своей земле. Особенно в полнолуние».
А ведь они с аббатисой как раз и есть те самые чужаки! Чужаки, собирающиеся стать свидетелями какого-то ужасного обряда. Собирающиеся вторгнуться в запретное место, хотя за подобное вторжение один человек уже был убит.
Безрассудство того, что они предприняли — точнее, того, что он позволил предпринять аббатисе, — ошеломило Жосса точно удар обуха по лбу. Обернувшись, он прошептал:
— Аббатиса, нам нельзя оставаться здесь, это…
Но, что бы он ни хотел сказать, было слишком поздно.
В роще кто-то появился.
* * *
Притаившись за дубом, они молча наблюдали за тем, что происходило на поляне. В какой-то момент аббатиса Элевайз крепко ухватилась за его локоть. Жосс не смог бы точно сказать, когда именно это произошло. Единственное, о чем он думал в то время, да и потом тоже, так это о том, что он бесконечно рад ее прикосновению. Если бы не оно, возможно, Жосс потерял бы последние остатки рассудка. Если бы не ладонь Элевайз, лежавшая на его руке, Жосс, весьма вероятно, поддался бы забурлившему в его теле страстному желанию, выбежал бы на освещенную луной поляну и стал бы умолять, чтобы ему разрешили присоединиться к обряду.
Шериф Пелем, несмотря на кажущуюся нелепость его слов, был совершенно прав.
Как он и говорил, перед изумленными взорами Жосса и аббатисы под полной луной действительно творились «всякие такие дела»…
* * *
Все началось с появления одинокой фигуры, облаченной в длинное одеяние. Это, без сомнения, была женщина, что было ясно не только по длинным седым, серебристо-белым волосам, которые спускались до самой талии, но и по тому, насколько изящно она была сложена. Женщина держала в руке пучок каких-то трав или колосьев. Поднеся к огню тонкие сухие стебли, она зажгла их и, размахивая перед собой тлеющим пучком, медленно пошла вокруг рощи. В ночном воздухе поплыли клубы дыма, неся с собой сильный и пряный аромат.
Женщина обошла рощу трижды.
Потом, бросив остатки стеблей в костер, подняла длинный прямой жезл и, ступая, словно в танце, стала двигаться вокруг костра и бревна, вычерчивая на земле какой-то рисунок.
Закончив, она подошла к краю поляны, на мгновение скрылась за деревьями и через миг появилась в лунном свете вновь, но уже не одна.
Женщина вела за руку юную девушку в длинном струящемся одеянии из полупрозрачной ткани, не оставлявшем сомнений, что под его складками на девушке ничего не было. На ее голове красовался огромный венок из листьев, трав и цветов.
Когда женщина подвела девушку к центру поляны, та остановилась и на краткий миг подняла глаза к ночному небу. Свет полной луны озарил ее лицо. Жосс и аббатиса вздрогнули от ужаса и изумления.
То была Калиста.
Жосс ощутил, как напряглась аббатиса. Хотя Элевайз даже не шевельнулась, рыцарь прекрасно понял, что она готова немедленно вмешаться в действо. Наклонив голову, чтобы прошептать ей в самое ухо, он проговорил тихо, но как можно более убедительно:
— Нет.
Элевайз поняла. Через мгновение Жосс почувствовал, что она расслабилась.
— Это не… — начала было аббатиса.
Не — что? Жосс не успел выяснить это, так как в роще опять начало что-то происходить.
Снова послышался гул, сопровождаемый однообразными, равномерными ударами барабана. Судя по тому, как этот звук подчинял сознание, Жосс решил, что, вероятно, он уже звучал некоторое время, только оставался незамеченным. Громкость стремительно нарастала, но менялся и характер музыки: она больше не походила на монотонный гул, а, скорее, напоминала чистое и гармоничное пение. И наконец, сначала споря с гулом, а затем поборов его, зазвучала мелодия, как будто вступил самый совершенный из небесных хоров.
Должно быть, в костер добавили трав, потому что дым стал более плотным, его бледные клубы распространялись по всей роще, проникая и под деревья, где стояли Жосс и аббатиса. Дым принес ароматы… чего? Шалфея, роз и чего-то еще, что напоминало елей. По мере того как дым густел или таял, вокруг костра появлялись и исчезали, словно плывя по воздуху, букеты перевязанных травой цветов: маков, белладонны и какого-то растения с большими листьями и маленькими белыми соцветиями. Жосс подумал, что это болиголов.
Пение стало громче. Наверное, где-то, невидимые за деревьями, были люди, множество людей, и…
Шум стал оглушающим, он подавлял саму способность думать. Затем с внезапностью, причинившей ушам боль, все стихло.
В полном безмолвии по залитой лунным светом поляне женщина подвела девушку к лежавшему у костра бревну. Оно тоже было украшено цветами, возле одного из его торцов стояли две высокие свечи, горевшие ровным пламенем.
Вне всякого сомнения, это выглядело как алтарь.
Женщина сделала подушку из цветов и уложила девушку на ствол головой к свечам. Затем, обойдя вокруг, встала позади нее и взяла протянутые руки девушки в свои. Этот жест казался добрым и дружественным.
Поначалу.
Но затем, когда женщина схватила запястья девушки, стало ясно: она хотела убедиться, что та не убежит.
Пение возобновилось. Сейчас звучал лишь один голос — женский, — и он доносился от алтаря.
Это пела, закрыв глаза, девушка.
Ее голос набрал силу. Она начала двигаться, извиваясь из стороны в сторону, согнув ноги в коленях и вращая бедрами. Затем, с громким криком, девушка выгнула спину и резко развела ноги.
В лунном свете появилась другая фигура, облаченная в длинное одеяние. Лицо фигуры закрывал капюшон. По росту и ширине плеч можно было догадаться, что это мужчина.
Он подошел и остановился у бревна.
Девушка, сделав быстрое движение, переместилась ближе к торцу. Так как женщина все еще удерживала ее запястья, руки девушки вытянулись, а одеяние задралось, обнажив тело от пышной груди до босых ступней. Девушка раскинула ноги по сторонам бревна. Мужчина приблизился к ней.
Он поднял край своей накидки и накрыл им живот девушки, словно пытаясь скрыть свои действия, но, как бы там ни было, не возникало никаких сомнений в том, что он делает. Девушка снова запела — невнятно, прерываясь — и вскоре умолкла. Ее тело подалось навстречу мужчине. Их движения становились все быстрее и исступленнее, и вдруг оба застыли.
Мужчина сделал шаг назад, опустил накидку, повернулся и исчез в окутавших его плотных клубах дыма.
