В те дни я знал всего несколько арабских слов: здравствуй, до свидания, спасибо (салям алейкум, маа-с-саляма, шукран).
Всякий раз, когда я проходил мимо стройки, каменщики приветливо здоровались со мной. Они уже знали, что я новый русский доктор: в Сане не так уж много европейцев, а врачей — тем более.
Среди каменщиков особенно выделялся высокий, худощавый человек лет тридцати. Его лицо с тонким профилем и светлой матовой кожей украшала маленькая черная бородка. Именно такими я всегда представлял себе арабов.
Мы с Хамудом — так звали каменщика — быстро познакомились. Я узнал, что он потомственный каменщик: его отец и дед занимались тем же ремеслом. Хамуд мог не только прикинуть на глазок, но и вычертить план любой постройки. Он всегда одевался в серую холщовую рубаху, перепоясанную широким платком. За поясом — неизменная джамбия. На ногах — деревянные сандалии, на голове — коническая без полей соломенная шляпа, а поверх нее — чалма — хорошая защита от палящего солнца.
Хамуд жил в маленьком домике всего из одной комнатушки. Просторные дома он строил для других. Здесь же вместе с ним ютилась семья: мать, жена, трое ребятишек (шестеро детей Хамуда умерло). Йеменцы, как правило, многодетны. Если бы не большая детская смертность, семьи с 12–14 детьми были бы у них не редкими.
Я и сейчас помню комнату Хамуда. Керосиновая лампа тускло освещает несколько подушек, брошенных на простые циновки. Никакой мебели, а теснота такая, что с трудом удается разместиться всем. Но как бы ни был беден его дом, каменщик привязан к нему и своей семье всем сердцем…
Рабочий день каменщика начинается с зарей. Омовение, молитва, завтрак — лепешка из дурры, ячменя или пшеницы и чашка напитка из шелухи кофейных зерен, называемого здесь кишр. В 12 часов молитва и обед. Обед состоит из хельбы — традиционного блюд из мелко нарезанных ароматных трав, муки, яиц и пряностей. После обеда он спит, а по праздникам жует кат[14]. Кат дорог, и покупать его каждый день ему не по карману.
С 3 часов дня и до позднего вечера Хамуд снова на стройке: воюет с крепким камнем. Затем вечерняя молитва и скромный ужин (лепешка, чашка кишра).
Так же, как Хамуд, жили его товарищи и бо́льшая часть трудящегося люда Саны.
В годы нашей работы в Йемене система здравоохранения в стране была примитивной. Во главе министерства здравоохранения (или министерства здоровья) стоял знатный йеменец, не имевший отношения к медицине. Министерству подчинялись три госпиталя в городах Сана, Ходейда и Таизз. Поскольку фармацевтическая промышленность в Йемене отсутствовала, министерство здравоохранения закупало медикаменты за границей. Лечебные учреждения укомплектовывались иностранцами, ибо своих врачей в Йемене не было. Министерство вело «страницу здоровья» в газете «Наср» («Победа»). Эта газета издавалась раз в две недели.
Как уже говорилось, в городах проживала меньшая часть населения страны, поэтому лечебной помощью в стационарах, к сожалению, могли пользоваться очень немногие.
Жители Тихамы, гор и предгорий вынуждены были обращаться к знахарям. Помимо так называемых «истинных знахарей», которые прибегают к заклинаниям ритуальным обрядам, существует и другая категория врачевателей — «народные йеменские лекари», имеющие некоторые представления о лечебных свойствах многих растений. Применяя, например, при малярии настой коры хинного дерева, прикладывая к гнойной ране плесень или ткань, пропитанную соком чеснока, «народный лекарь», даже не зная ничего о действиях хины и существовании пенициллина, фактически помогает больному.
Весьма распространенный лечебный прием «народных лекарей» — прижигание. При заболеваниях ряда внутренних органов, например при почечных камнях, воспалениях желчного пузыря, катарах желудка, а также при радикулитах и невритах, особенно часто встречающихся в горной части страны, кожу прижигают раскаленным прутом.
Подобная «отвлекающая терапия», чрезвычайно напоминающая прижигания из арсенала китайской медицины, получила в Йемене широкое признание. Часто можно встретить йеменца, на коже которого видны старые рубцы или свежие следы недавно проведенного прижигания.
Аптекари — наиболее многочисленная категория работников здравоохранения в Йемене; многие из них имеют определенную медицинскую подготовку (окончили средние медицинские учебные заведения за границей или курсы среднего медицинского персонала при госпиталях) и выполняют к тому же обязанности фельдшера, оказывая населению посильную медицинскую помощь. Аптекари владеют некоторыми врачебными приемами, умеют ставить банки, делать подкожные инъекции. Владеющие английским языком следят за проспектами фирм, выпускающих медикаменты, которые они закупают для своей аптеки частным образом за границей.
Помощники врача, медбратья, или «сахы», существенно помогали нам в работе. Добросовестное отношение к порученному делу, любовь к медицине делали их незаменимыми и в часы амбулаторных приемов, и при обходах, и во время ночных вызовов.
Госпитали королевства, расположенные в крупных городах, были по структуре однотипны и отличались друг от друга только количеством коек. Королевский госпиталь в Сане — самое большое лечебное учреждение в стране. Это целый больничный городок. Перед госпитальными воротами, на площади, всегда толпы людей. Шум и толчея, словно на базаре.
Больных доставляют сюда отовсюду. Их привозят на лошадях, ишаках, верблюдах, редко — на машине. Иногда родственники и друзья больного несут его на носилках десятки километров из какого-нибудь дальнего селения.
Кофейня на площади перед госпиталем всегда переполнена: больные и посетители дожидаются очереди на прием, а чашечка ароматного кофе бодрит и сокращает время ожидания.
На циновках или бараньих шкурах у входа в госпиталь полулежат часовые. Они следят за всеми, кто входит на его территорию. В непогоду и ночью охранники забираются в каменную будку, стоящую тут же, у самых ворот.
Каждое утро старший аскер (Хамуд Бехри, загорелый солдат со старой винтовкой в руках), улыбаясь, приветствует нас, отдает честь, поднося ладонь к чалме.
— Салям алейкум, доктор! — кричит он и подает табель, в котором надо расписываться ежедневно.
Госпиталь назывался королевским. Начальнику госпиталя Мухаммеду Зуфри было всего 35 лет. Мудир Зуфри призводил впечатление очень энергичного и умелого администратора. Он окончил фармацевтический институт в Италии, знал итальянский язык, носил европейскую одежду.
Я познакомился с Мухаммедом Зуфри в первый же день по приезде в Сану. Меня провели к нему в кабинет. В большой комнате толпился народ: очереди на прием к начальнику не бывало, посетители проходили, к нему беспрепятственно. В комнате стояли письменный стол и стулья. На столе, на подставке, красовался маленький национальный флаг.
