— Милости прошу Виктор Сергеевич! Чего пожелаете у нас приобрести? Торгуем с гарантией, завсегдатаям скидки.
Будущий лидер бежицких фачистов (а, может, здесь и не будущий) напоминал большого хомяка — если, конечно, предположить, что у хомяков бывают квадратные плечи — или провинциального братка из девяностых. Голова с прижатыми ушами походила на яйцо тупым концом вниз, шея, перераставшая в щеки, почти не выступала из расстегнутого воротника рубашки, а над прямой челкой красовалась залысина, с трудом прикрываемая остатками шевелюры. Широкая улыбка была, по — видимому дежурной, так как оставляла впечатление какой‑то слащавости, а глубоко посаженные глаза, казалось, таили в себе тень какой‑то обиды.
— Скажите, вот это у вас можно купить и почем? — Виктор подал краткий список, включавший и нарукавники, как элемент прозодежды человека умственного труда.
Захар Федорович приблизил список к глазам. "Бухгалтерию, видать, сам ведет, оттого и близорукость…"
— Прошу прощения, Виктор Сергеевич… А вам кто стирает?
— В смысле, кто?
— Ну, у вас тут в списке полоскательница и мыло хозяйственное. Это для себя? Извините, если вопрос неуместный…
— Уместный. Я часто путешествую…
"Каждому второму объясняю, что часто путешествую. Шел, поскользнулся, упал… очнулся — другая реальность."
— А зачем?
— Что зачем?
— Так ведь тогда утюг бы был… то — есть, утюг тогда нужен. У вас плита есть?
— Плита?
— Предпочитаете угольным?.. Вы извините, я к тому, что на первый взгляд ткань на рубашке уж больно деликатная… у меня‑то глаз наметан. Осторожности требует. Не проще ли вам к прачке отнести? Они за стирку недорого берут и выгладят бережно, через тряпицу и не горячим.
— Ну, если бережно… А то, вы правы, ткань деликатная. Хлопок с примесью искусственного шелка.
— А — а… Давеча читал. Американский товар?
— От вас ничего не скроется. Уговорили. Таз и хозяйственное мыло не надо. Главное, в первую очередь зонтик и галоши…
Следующим открытием для Виктора оказались любезно предложенные Белокодовым шелковые подвязки для носков, которые носили ниже колена. В смысле, подвязки носили ниже колена, носки уж само собой.
"А в тридцать восьмом я такого не брал. Вот носки ихние брал, это точно. Еще тесноваты оказались, потому что не по номеру брал, а на вид, как эластик, а они плохо тянулись. Но не спадали. Ну да, не спадали, потому что тесные. Насчет размера надо учесть…"
— Что‑то еще хотели взять?
— Да вот, подсчитываю, сколько с этими штуками выйдет, а то я сегодня еще кое — куда хотел зайти прибарахлиться, смотрю, хватит ли наличности.
— А не извольте беспокоиться. Приличному человеку я всегда в долг отпущу… Да вы же у меня первый раз, так я и скидку сделаю, пять процентов с суммы.
— Заманчиво. Знаете, я еще похожу, посмотрю, если вы еще не закрываетесь, возьму у вас, — Виктор почувствовал, что в данном случае торг не просто уместен, а приличному человеку необходим, иначе сочтут за мота или транжиру.
— Зачем ходить, ноги бить? Десять процентов с суммы, дешевле такой товар никто не предложит. Или всучат с изъяном каким, негодный, знаете, какой народ бывает — иные видят приличного человека и обмануть норовят. А у меня сами посмотрите, какая выделка, — и он раскрыл и закрыл зонтик, — лично все смотрю и принимаю. Берите у меня, мы же всегда о цене сговоримся, что ж зря туфли стаптывать?
"Десять процентов. Как это оценивается в местном рейтинге? Мягкость характера, прижимистость, настроение… боже, сколько тут надо учитывать. Почему нет справочников для мигрантов — как правильно ходить в магазин?"
Виктор огляделся, как бы раздумывая; мир лавки окружил его каким‑то умиротворяющим обаянием. Пылинки тихо танцевали в струящихся из окон лучах вечернего солнца, что очертили теплые, отдававшие далеким детством пятна на недавно покрытом масляной краской полу. Из приоткрытой форточки снаружи долетал говор и ржание лошадей.
"Вот чего здесь не хватает. Динамика. Везде в реальностях в такой лавке музыка была. Даже в нашей иногда ставят приемник или CD — плейер… Какая ерунда."
— Ну что ж, дороговато, конечно, но бегать по магазинам, честно говоря, мне уже некогда. Ладно, деньги дело наживное, беру.
— Не пожалеете! Сами видите, какой товар. Я лучше себе в убыток сторгуюсь, чем… А погодите, я в пакет вам заверну, чтоб носить удобнее.
"М — да, обычный купчик. Культурный даже. Никакого стремления к лидерству. Может, здесь он таким и будет? Почему он стал местным вождем? Кризис власти, системы, ну и лично разорился наверное… А ведь не будь Версаля и жадности союзничков, может быть, и Гитлера бы не было. Нормальная буржуйская республика Германия, интеграционный центр европейского общего рынка. И десятки миллионов живы. Так кто же виноват в их гибели? Кто должен бы сидеть на скамье Нюрнбергского процесса вместе с нацистскими главарями? Не магнаты ли Антанты?"
С этими мыслями Виктор покинул лавку несостоявшегося вождя.
21. "А может, и не было, ее, этой страны?"
— А, Виктор Сергеевич! Доброго дня вам. Судя по покупкам, уже устроились на паровозном?
Перед Виктором стоял Веристов собственной персоной. В руке он держал плетеную корзину, накрытую куском полотна.
— И вам, Николай Семенович, доброго дня. Вы правы, обживаюсь понемногу. А вы решили, никак, за продуктами?
— Да, иногда доводится. Супруга с детьми сидит, сегодня оставить не на кого. Младшенький чего‑то подстыл… Вот, кстати, увидел вас и вспомнил про часы ваши. Они у вас с собой?
— Ну где ж им быть? Вот, пожалуйста…
— Нет — нет, доставать не надо, особенно здесь. Если не возражаете, отойдем в сторонку, поговорим.
Они подошли к углу Дома Приезжих. Откуда‑то из окна второго этажа доносилось нестройное пение подгулявших людей. "Одна возлюбленная пара — а…" Похоже, здесь это был хит.
— Знаете, Виктор Сергеевич, у меня никак не идет из головы вот эта надпись "Сделано в СССР", — продолжил разговор Веристов. — Не кем‑то сделано, а где‑то. Знаете, такое впечатление производит, будто фирма "Молния" имеет отделения в разных странах и пишет: "Сделано в Сиаме", "Сделано в Батавии", "Сделано в СССР". Вот только страны такой нет. Что скажете?
— Да, страны такой нет, к сожалению.
— Почему к сожалению?
— Вопрос бы перестал мучить.
— Может, она была и исчезла?
— А может, и не было ее, это страны?
— Простите, не уловлю ход вашей мысли. Вам не составило бы труда пояснить?
— Если это вообще не страна? Что‑то вроде экономической зоны, ну, вольного города, и по местным законам надо писать "Сделано в СССР"? А может, и вообще просто фирму там зарегистрировали, делают в другом месте, а пишут, что там сделано.
— Интересная мысль. И для чего им так делать?
— Например, налоги какие‑нибудь не платить, пошлины, или другое чего.
— Хм, об этом я не подумал. Вы знаете, когда‑то в Одессе некоторые иудеи, чтобы обойти некоторые установленные правительством ограничения, принимали турецкое подданство. И во втором поколении уже отвечают "Мой папа был турецко — подданный".
— Серьезно? Так, выходит, Остап Бендер…
— Вы его знаете?
"Паниковский, теперь и Бендер тут? Реально? А это вообще не глюки вся эта параллельность?"
— Никогда не был знаком. Как‑то от попутчика слышал смешную историю, запомнилось вот тут, что Бендер и насчет турецко — подданного только. Папа был турецко — подданный, папа был турецко — подданный… Ясно теперь, в чем юмор.
— Но это не самое главное. Дионисий Павлович, он человек пунктуальный, послал машину в Брянск за Фиольковским, старичок такой, прекрасный часовых дел мастер, показать ему часы ваши. Знаете, что там нашли?
— Неужели бомбу? Вы меня тогда просветили насчет соседа по камере, тут уж извините, в каждом предмете мерещится.
— Нет, будьте покойны, ничего такого. Знаете, ваши часы…
Веристов сделал паузу, наблюдая за реакцией Виктора.
— Краденые? Боже мой…
— Нет же, говорю, ничего такого. Они… Они странные.
— В самом деле?
— Да. Оказывается, таких часов было много изготовлено.
— Еще у кого‑то нашли? Так это теперь можно узнать, что такое этот загадочный СССР.