– То есть?
Коля словно подслушивал, потому что в этот момент в дверь легонько постучали и просунулась его голова.
– Мама, ты, может, пойдешь поешь? А то бабушка все разогрела, остынет. Дяденька генерал, пусть мама поест, а то она голодная.
Я вопросительно глянула на Вездеходова.
– А папа спит? – спросил он у Коли.
– Да нет вроде.
– Пойду-ка я побеседую с папой. Пока мама обедает.
Я подумала и решила, что мне необходимо составить Вездеходову компанию, чтобы хотя бы быть в курсе того, что скажет мой постоялец. Я заявила генералу, что должна покормить больного мужа и что он может разговаривать с ним одновременно.
– Коля, неси еду к папе в комнату.
– Хорошо, я так и скажу бабушке.
C этими словами ушлый мальчонка нас покинул, и в следующий раз мы встретились с ним и Вадиком уже в гостиной. Детки крутились под ногами. Генерал попросил их выйти, к просьбе присоединилась я, украдкой подмигнув Коле. Вадик с «братом» изобразили недовольство, но из комнаты вышли, а я стала поить Лешку куриным бульоном, не забывая прихлебывать сама. Степан Петрович от приема пищи отказался.
Он не стал терять времени даром и спросил, знает ли господин болящий, в какую нехорошую историю я попала. Леша сделал удивленные глаза и покосился на меня укоризненно. А генерал выдал все про Аньку (я иногда вставляла реплики, чтобы Леше было понятнее), про то, что в Антона Константиновича, можно сказать, моего бывшего, стреляли из того пистолета, что был у Аньки, как доказала баллистическая экспертиза, и именно этот выстрел послужил причиной смерти.
– Настя стрелять не могла, – заявил Леша. – Если вы ее подозреваете.
И он сообщил генералу, что мы с ним вчера вечером были вместе – как раз в то время, когда произошло убийство. Так что муж может подтвердить мое алиби.
– Я не о Настином алиби! Что вы мне тут лапшу на уши вешаете? Я же видел вас троих вчера, когда вы к Анькиному дому подъехали. Настина «БМВ», она за рулем, ты – на переднем сиденье, Анька сзади. Ее вы высадили и куда-то поехали. Сюда?
– Да, – сказала я.
– А вы, молодой человек, по жизни чем вообще занимаетесь? – грозно уставился Вездеходов на моего постояльца.
Леша не успел ответить: в дверь позвонили.
Я рванула открывать.
На пороге стояла Анька с пакетом фотографий в руках.
При виде Вездеходова ее лицо изменилось. Степан Петрович тоже в долгу не остался, и они долго и упорно орали друг на друга. Я втолкнула Аньку в квартиру, чтобы соседи не сбежались и не позвонили в «ноль-один», потому что так можно орать только при пожаре.
Я решила временно оставить бывших любовничков одних в прихожей для выяснения отношений, цыкнула на детей, которые сами предпочли удалиться в комнату Вадика, мама спряталась в кухне, а я юркнула к Леше, желая воспользоваться возможностью хоть что-то от него узнать.
– Быстро, кто ты такой и во что меня втянул? Выкладывай, если хочешь, чтобы я и дальше тебе помогала.
Леша посмотрел на меня внимательно, но ничего не сказал. На лбу у него выступила испарина, я видела, что ему плохо.
– Леша, это ты убил Антона?
Он еще помолчал, а потом выдал:
– Сволочь был твой Антон. Он убил моего лучшего друга. И подставил меня. Я вместо него пять лет отсидел за преступление, которого не совершал.
В этот момент дверь в комнату распахнулась. На пороге стояли раскрасневшиеся и разъяренные Анька с Вездеходовым.
– Так, давайте разбираться все вместе, – заявил Степан Петрович. – Сообщнички.
Глава 13
24 ноября, среда, день
Мне пришлось плотно закрыть дверь в гостиную: я считала, что детям и маме незачем слушать то, о чем мы будем говорить. Правда, детки опять скорчили недовольные физиономии, а я им втихаря подмигнула. Коля подмигнул мне в ответ.
Я села на диван, на котором возлежал Леша, генерал с Анькой устроились на стульях. Честно говоря, я считала, что генералу полностью доверять нельзя: не уверена, что мы с ним все-таки по одну сторону баррикад. Мент – он ведь всегда мент, заложит своим коллегам – и будут у меня друзья в полосочку. А таковых иметь не хотелось. И небо в клеточку видеть я тоже не жаждала. Да и Аньку надо было выгораживать. Зря, наверное, я открыла рот перед генералом. Правильно ведь говорят: слово – не воробей, вылетит – не поймаешь. Но Вездеходов знал, на что давить…
C Лешей вопрос также был спорный. Приличные люди вечерами по улицам с пистолетами не бегают, в чужие машины не запрыгивают и водителям (в особенности женского пола) в бок стволами не тычут. Но он все-таки ранен, а мне, как русской бабе, мужика жалко, я не могу предать человека, которому предоставила кров. Может ли он предать меня, я не знала. Время покажет. Но глаза у Леши хорошие… Понравились мне его глаза. И деткам он понравился, а это кое-что да значит.
– Так, поехали, – заявил Вездеходов, взяв инициативу в свои руки. – Что ты сделала с моим пистолетом, Анна?
Она всхлипнула, обычно у нее это очень убедительно получалось. Не то что у меня.
– Украли, – сообщила подружка.
Я чуть не поперхнулась, но решила временно помолчать и послушать, что она еще скажет. Леша даже немного приподнялся на локтях, но потом снова откинулся на подушки. Вид у него теперь был не только нездоровый, но и прибалдевший.
– Кто? Где? Когда? – заорал Вездеходов, выпучив глаза.
Я попросила его говорить тона на три ниже, чтобы соседи опять же не позвонили в «ноль-один», а также одновременно и в «ноль-два», и в «ноль-три» и в МЧС, но генерал не обращал на меня никакого внимания, а только смотрел на Аньку.
– Так, давай, все по порядку, – велел он ей, чуть-чуть успокоившись.
Заливаясь слезами, Анька выдала, что пистолет прихватила – по известным генералу причинам.
– Так ты уйдешь от своей пилы? – с надеждой посмотрела она на Степана Петровича, пуская по щекам очередной водопад слез.
– Аня! – взвыл Вездеходов.
Тут подружка бросилась генералу на шею, погладила по голове, обнаружила шишку, схватилась за сердце (это у нее тоже всегда хорошо получается) и прошептала:
– Это твоя пила? Скалкой?
– Хрустальной вазой, – поправил Аньку, как и меня, Вездеходов.
– А потом пожалела вазу? Ну ничего, Степа, тебя я пожалею. Степашенька! – заворковала Анька, затем посмотрела на него серьезно. – А ты помнишь, что у меня в доме нет ни одной хрустальной вазы? Да если бы и были, я бы их ради тебя выкинула!
– Отсутствие ваз в доме – это, конечно, большой плюс, – внезапно подал голос Леша. – Я бы тоже предпочел жену без ваз. И скалок.
Я, честно говоря, не поняла, шутит он или как – у меня-то вазы (и хрусталь, и стекло) имелись в большом количестве, и все они в данный момент были заполнены цветами, подаренными мне во время последнего концерта.
А Анька продолжала расписывать генералу свои достоинства.
Но на того вдруг снизошло озарение (о чем можно было судить по изменившемуся выражению его лица), и он с довольно ехидной физиономией заявил:
– Меняю твои драгоценности на твою свободу.
– Чего? – опешила Анька.
– Рассказывай все, как было. Может, я и помогу тебе. И драгоценности отдам, чтобы тебе на адвоката хватило.
Я уставилась на генерала. Леша, по-моему, вообще не понимал, о чем речь. Я, откровенно говоря, тоже.
После речи Вездеходова Анька чуть не потеряла сознание. Я уже думала бежать за нашатырем и валидолом в придачу.
У Анькиной бабушки было много старинных драгоценностей. Подружке с детства говорилось, что это ее наследство. Драгоценности многократно демонстрировались, еще девочкой Аньке давали их примерить. После бабушкиной смерти Анька часть нашла, а часть не отыскала до сих пор и очень сокрушалась по этому поводу. В настоящее время она проживала именно в той квартире, где умерли и бабушка, и дедушка. О том, что кое-что пропало невесть куда, мне доводилось слышать много раз. Я даже помогала Аньке в очередной раз перерыть квартиру: она просила меня взглянуть свежим глазом, но и я ничего не нашла.
Когда Анька вытащила пистолет Вездеходова из кобуры, вместо него она засунула туда некий предмет цилиндрической формы, примерно подошедший по весу – чтобы генерал не сразу заподозрил пропажу. Цилиндр валялся в доме столько времени, сколько Анька там жила, и она никак не могла определить его назначения, а вскрыть его ей не удавалось.
Это удалось Вездеходову, вернее, одному его подчиненному, поскольку генерал вначале решил, что цилиндр может быть взрывным устройством, и позвал специалиста по этим делам – чтобы ненароком не взорваться. Внутри оказалось несколько колец.
– Где мои драгоценности, ты, сука?! – взревела Анька и бросила на Вездеходова, выпустив когти. В общем, каждая женщина действует наиболее приемлемым для нее способом: кто – хрустальной вазой, кто – скалкой, а кто и тем, чем матушка-природа одарила. Ногти у Аньки были крепкие и оставляли глубокие царапины, которые долго не заживают – о чем я знала, наблюдая заживление следов на лице Агнессы Геннадьевны. Или в Аньке столько яду?
