История. Уничтожение и моделирование
Хотя Корея столетия находилась под китайским культурным влиянием, этой стране удавалось оставаться изолированной от мира вплоть до начала XX века.
Когда в 1919 году весь мир собрался в Версале, на конгрессе была представлена каждая страна; даже молодой вьетнамец Хо Ши Мин, который не смог присутствовать лично, направил ходатайство о независимости Вьетнама во Францию. Но в те годы Корея была оккупирована японской армией, и ее представитель не мог принять участие в заседании. Корейский выпускник Принстонского университета, чье имя Ли Сын Ман, попытался отправиться в Париж, но ему было отказано в визе. После Второй мировой войны он стал президентом новой независимой Южной Кореи.
Полуостров был захвачен японской армией в 1910 году. Аннексия положила конец династии Чосон, которая управляла страной с 1392 года. Последующая японская оккупация оказалась крайне жестокой и была направлена на то, чтобы стереть национальную идентичность, национальный язык и любую форму национальной гордости. С 1933 года мелкие партизанские отряды на маньчжурско-корейской границе, возглавляемые Ким Ир Сеном, при поддержке Советской армии начали сопротивление японцам.
Во время Второй мировой войны японцы организовали в Корее систему проституции, похожую на ту, что была создана и в других частях Большого Восточной Азии, так называемой «сферы взаимного процветания». Красивые женщины (ianfu) были уведены из своих домов, японцы заманили их обещаниями работы на заводах и в ресторанах, но обрекли на сексуальное рабство.
После окончательного поражения Японии страна была разделена на Северную, занятую коммунистами под руководством Ким Ир Сена, и Южную, занятую Соединенными Штатами под председательством Ли Сын Мана.
Новая война была неизбежна и вскоре вспыхнула — в июне 1950 года. Следующие три года стали временем зверств против гражданского населения, разрушительных бомбардировок, массового голода и бесчисленных жертв. После перемирия 1953 года страна вышла из войны в состоянии исключительной бедности и была разделена на два государства. К 1960 году оба государства управлялись свирепыми военными диктаторами. Ким Ир Сен правил Севером, в то время как Пак Чон Хи, генерал, который сотрудничал с японцами, правил Югом.
И Северная, и Южная Корея начали восстановление с нуля, две различные модели были приняты взамен уничтоженного прошлого: советская — Ким Ир Сена — идеология чучхе, подобие мистического коммунизма с гипернационалистическими настроениями, и капиталистический процесс индустриализации Пака, который привел Южную Корею к долговечному индустриальному росту и сегодня сделал ее одиннадцатой из наиболее промышленно развитых стран в мире.
Я говорю о двух системах моделирования, потому что оба лидера, Ким Ир Сен и Пак Чон Хи, выбрали свои пути, основываясь на модели исчезнувшей идентичности корейского народа.
Моделирование порождает копию, которая не имеет прототипа, это имитация чего-то, что не существует и никогда не существовало, кроме как в сознании имитатора. Северная модель — выставка счастья и народный праздник славных достижений полубогов, династия которых руководят страной: бессмертный отец-основатель Ким Ир Сен, его сын и внук. Это не просто пропаганда, это что-то более удивительное и всеохватывающее. Это ежедневно реализуемый сценарий спектакля, в котором каждый должен играть свою роль и жить одновременно.
Южная модель — симуляция с помощью компьютера, вариант второй жизни, жизни в цифровом мире, которая поглотила первую и охватывает все пространство воображения и коммуникаций. Samsung одновременно изменяет физические характеристики страны и обеспечивает каждого человека в стране смартфоном для ориентации в новом цифровом мире.
В то время как традиционными краеугольными камнями старого конфуцианства были семья и уважение к родителям, в Северной Корее появилась новая концепция семьи: трудовой коллектив, партия, национальное государство, представленный неоспоримо авторитет нового «отца», великого вождя. По идеологии чучхе, разработанной Ким Ир Сеном, руководитель является безупречным мозгом для народного тела, народные массы обязаны проявлять лояльность к нему, а партия является нервом этого живого организма.
Эти понятия внедрены в сознание населения, каждый человек должен принять их как неизменную норму. День начинается в 8:00 с одного часа учебных занятий под руководством партийных чиновников. Затем начинается работа и продолжается до 20:00, после чего следует занятие с коллективным обсуждением и самокритикой до 22:00[96].
На юге демонстрация счастья менее обязательна, чем в северном «коммунистическом раю». Тем не менее с тех пор, как была создана южная симуляция, изображение счастья настоятельно рекомендуется всем, имеющим целью добиться успеха в единственной игре, имеющей смысл в Южной Корее, — игре богатства.
В то время как Северная Корея неподвижно застыла в повторении ритуалов, которые давно потеряли свое значение, но до сих пор должны выполнятся неизменно, в южнокорейской политике все изменилось в течение десятилетий. После двух десятилетий военной диктатуры, восстания в Кванджу 1980 года и выборов, которые восстановили политические элиты, Южная Корея начала демократические преобразования, поддержанные экономическим подъемом революции в электронике, промышленности и повседневной жизни. Тем не менее для общества, которое потеряло большую часть своего прошлого физического и культурного ландшафта, экономическое кредо остается главным основанием для идентификации.
Цифровой город
Хангыль, корейский алфавит, изобретенный в XV веке при короле Седжоне Великом, считается одним из источников недавнего экономического успеха страны. Это единственная письменная система в мире, для которой имя его создателя и дата его изобретения являются точно известными. Король Седжон, четвертый монарх династии Чосон, был просвещенным деспотом, который решил создать инструмент для распространения знаний населения о законах, велел создать алфавит, сегодня называемый хангыль, предназначенный для перевода самого простого способа разговорной речи в письменную.
Аристократические элиты королевства и чиновники находились под сильным культурным влиянием китайцев и не одобряли создание национального алфавита, опасаясь, что грамотные простые люди могут угрожать их власти. Несмотря на оппозицию привилегированного класса, хангыль стал распространяться среди населения, особенно среди женщин, и в XX веке полностью заменил китайскую логографическую систему письма.
По мнению многих лингвистов и антропологов, способность корейцев передавать цифровой контент быстрее, чем представители любой другой страны мира, — это следствие влияния системы письма хангыль, которая идеально подходит для эры цифровых технологий.
В отличие от других систем буквенного письма, хангыль имеет одинаковое число согласных и гласных. Таким образом, можно организовать проектирование клавиатуры симметрично назначив согласными 14 клавиш слева и 12 — гласными справа. Клавиатура мобильного телефона имеет гораздо меньше клавиш, чем компьютерные клавиатуры, но так как в хангыль есть только восемь основных систем при наборе номера или текстового сообщения, это получается сделать быстрее и проще, чем в любом другом алфавите. Ведущий производитель сотовых телефонов Кореи применил основные принципы хангыль для создания методов ввода текста[97].
Изучив художественные галереи, музеи и внешний облик молодых людей — их образы и жесты, иронические надписи на футболках («Я прост, но слишком занят для вас»)[98], — я был впечатлен важностью роли дизайна в современном Сеуле. Следы традиционной жизни скрыты, их обогнали новые конструкции жизни. Социальная коммуникация была тщательно переработана с учетом современных достижений связи. Представление данных было тщательно сконструировано для экранов всех размеров.
Большинство корейцев непрестанно глядят на экраны своих мобильных устройств. В стране Samsung и LG нахождение в сети является постоянным условием, неважно, что делает человек: гуляет, или сидит в кафе, или стоит на улице, или ожидает поезда метро. Руки постоянно заняты смартфоном или планшетом, движения пальцев разграничивают бесконечные потоки информации, которые скользят по экранам.
Сидя на скамейке в парке, я смотрел на группу из трех молодых девушек, стоявших под деревом, каждая из них глядела в свой телефон, фотографировала окрестности и саму себя, прежде чем поделиться результатом, улыбаясь в камеру, стоя в неизменном молчании.
Экраны везде: большие экраны на стенах небоскребов, средние экраны в зале ожидания железнодорожной станции. Но маленькие личные экраны смартфонов требуют непрерывной преданности толп людей.
