В Сиднее Гудини посетил могилу Уильяма Генри Давенпорта и обнаружил, что она заброшена и поросла бурьяном. Он добился, чтобы за могилой стали присматривать, и сфотографировался рядом с ней. Копию фотографии он послал в Мэйсвил, штат Нью-Йорк, где жил брат Уильяма Давенпорта, Айра.
В Австралии Гарри научился водить автомобиль, чтобы пораньше приезжать на летное поле. Но никто, кроме Брассака, у которого были железные нервы, не ездил с ним. После отъезда из Австралии в мае Гудини никогда больше не летал на аэроплане и не садился за руль. Его страсть умерла так же быстро, как и родилась.
История о том, как Гудини обыграл жителей Фиджи, соревнуясь с ними в нырянии в воду за монетками (эта игра была их собственным изобретением), рассказывалось много раз, но почему-то умалчивали о приспособлении, с помощью которого он вылавливал монетки, брошенные в море.
Когда пароход пришел в Суву, мальчишки-аборигены с лодок призывали пассажиров бросить монетки и наблюдать, как они будут доставать их, ныряя в воду, кишащую акулами. Они и впрямь выныривали с монетками во рту.
Гудини был в хорошей форме, море было спокойное, и он устал вести сидячий образ жизни. Правда, он выиграл корабельные соревнования по прыжкам со скакалкой, подпрыгнув 439 раз без перерыва, но в этом соревновании не было элемента риска, без которого он жить не мог, да и особой ловкости не требовалось. А эти мальчишки с их монетками могли дать ему как раз то, чего он жаждал.
Гарри вступил с ними в спор и обвинил в надувательстве. Они якобы ловят монеты руками и только потом суют их в рот. Дабы установить истину, он вызвал одного из мальчишек на состязание, предложив нырнуть со скованными за спиной руками. Наручников туземцы испугались, но один храбрец позволил связать себе руки веревкой. Сам Гарри был в наручниках. Две монетки полетели в воду, два человека нырнули. Островитянин вынырнул без добычи, а Гудини появился на поверхности, держа во рту обе монетки! Пассажирам он объяснил, что снял наручники и, поймав идущие ко дну деньги, сунул их в рот, после чего снова сковал себя.
В такой ситуации он, должно быть, использовал «прыгающие наручники», которые расстегивались от резкого рывка. Поймать монетки в море такому пловцу как Гудини, было раз плюнуть. Ведь они погружались медленно, выписывая зигзаги.
Короткий наезд домой летом 1910 года совпал с шестьдесят девятой годовщиной его матери, которую Гарри праздновал с ней. 5 июля он съездил в Мэнсвил и сфотографировался со старым Айрой Давенпортом, который умирал от рака горла. Последние силы Айры ушли на демонстрацию его знаменитой веревочной связки. Во всяком случае, так потом утверждал Гудини.
Контракты в Англии были подписаны на осень, и 10 августа Гарри поднялся на борт «Мавритании». Море опять пощадило его, и он развлекал пассажиров во время путешествия. Но едва пароход миновал Сэнди-Хук, как Гудини засел за стол с карандашом и бумагой, разрабатывая новый номер, который должен был прийти на смену молочной фляге, уже порядком утомившей публику.
К своему удовольствию, он обнаружил, что новые номера, вскоре надоедавшие американским зрителям, подолгу привлекают к себе менее капризных британцев. К тому же, англичане гораздо охотнее верили тому, что читали в газетах. В Четеме Гудини показал трюк, который заключался в том, что его привязывали к стволу старой пушки с зажженным фитилем, и он освобождался прежде, чем огонь доходил до пороховой полки. Он не счел необходимым информировать зрителей через прессу, что пороха в пушке не было.
Чтобы исполнять номера, ставшие для него рутиной, Гарри приходилось создавать образ супермена, способного сбрасывать любые оковы и проходить сквозь стены. Он понимал, что есть лишь один способ заставить зрителей поверить в его сверхчеловеческие способности: надо самому уверовать в них. Причем уверовать всей душой, иначе нет смысла заниматься любимым делом. Как следствие, Гарри был убежден (и вполне искренне), что он представляет собой нечто сродни сверхчеловеку Ницше. Невосприимчивость к болезням еще больше укрепляла миф о Гудини. Он упорно тренировался, и это помогало ему сохранять здоровье. Но в начале 19.11 года Гарри подвергся пустячной операции по удалению фурункула. Это и раздосадовало, и разозлило его, ибо миф о неуязвимости едва не был развеян.
В апреле 1911 года он приехал домой, сгибаясь под тяжестью новых сокровищ, купленных у букинистов и торговцев антиквариатом. Однако наличных денег, как думали некоторые, он не привез. Гарри всадил целое состояние в книги и не жалел средств на перевозку своей библиотеки, которую повсюду таскал с собой. В сезон 1910–1911 годов он показывал трюки со смирительной рубашкой, молочной флягой и иголками. Весь реквизит не весил и ста фунтов, однако счета за перевозку багажа были просто астрономические.
Однажды он откопал где-то старую картину, изображавшую канатоходца на ярмарке. Сияя, Гарри привез свою находку домой, велел Коллинзу сделать для нее какой-нибудь футляр и повсюду таскал ее с собой. Он вообще старался держать свои ценности при себе, так как считал почту слишком медлительной, а в надежность товарных складов просто не верил. Бывало, что по ночам Гарри подолгу рассматривал свои сокровища, а дом на 113-й улице был буквально завален книгами и старым реквизитом иллюзионистов.
Гудини был вынужден ждать, когда американская эстрада достигнет его уровня. Он не знал, что ключ к успеху — в разнообразии, и поэтому задумал сенсационный трюк, который можно будет показывать, когда наручники и кандалы перестанут интересовать публику.
Новый захватывающий трюк, по существу, был очень прост. Это было захоронение заживо. Гудини вел пространные записи по этому проекту. Трудность состояла в том, чтобы вылезти из гроба и прорыть себе путь на поверхность сквозь рыхлую почву.
Согласно записям, ящик должен быть снабжен двумя досками, запирающимися специальным приспособлением и открывающимся внутрь. Тогда Гарри сможет бросать землю в гроб, прорывая себе ход на поверхность. В коллекции Сиднея Раднера есть связка из четырех крюков, сделанных из стальной проволоки, к одному из которых прикреплен бумажный ярлык с надписью «Погребение заживо». Эти крюки, очевидно, были использованы для того, чтобы вывернуть внутрь доски, которые образовывали одну из стенок ящика-гроба.
Гудини всегда испытывал особые чувства к кладбищам, могилам, надгробным памятникам, к участкам земли под могилы, склепам. Он приложил героические усилия и настойчивость, чтобы его «погребение заживо» превратилось в легенду.
Между тем, летом 1911 года он показывал освобождение от мокрых простыней на глазах у зрителей, отыскивая способ наиболее эффектной его подачи. Можно предположить, что ему так и не удалось добиться воздействия, соразмерного с усилиями. К тому же мысль о том, что в каждой клинике наверняка есть хотя бы один больной, способный выпутаться из кокона, казалось, уязвляла Гудини. Правда, у больного не было ни зрителей, ни необходимости ставить рекорды быстроты.
20 ноября 1911 года Гудини писал из Нью-Йорка: «Мой дорогой Голдстон! В нескольких словах сообщаю вам, что я пережил весьма необычное событие и прикован к постели со строгими инструкциями не вставать. В Дейтройте, штат Мичиган, я был связан ремнями так крепко, что у меня порвались сосуды в почке. В течение двух недель у меня было кровотечение, потом я обратился к врачу, и сразу после осмотра мне был предписан постельный режим. Таким образом, у меня сейчас «отпуск», я лежу на спине и думаю. Я потерял несколько недель, но я смогу работать, так как кровотечение кончилось. Надо, однако, подождать, пока срастется порванный сосуд. Мне сказали, что они заживают очень быстро, так что не тревожься. Заканчиваю, так как нет времени много писать. С лучшими пожеланиями. Искренне ваш. Гарри Гудини».
Это было время, когда Гудини надлежало, как некогда в Лондоне, позаботиться о своем здоровье. В этих заботах он и провел конец года. Судя по тому, как неохотно он лечился, Гарри был человеком одержимым. В течение двух недель он давал представления с больной почкой, сложность трюков возрастала, а с нею росла и вера Гарри в свои сверхчеловеческие свойства.
Те две недели, что Гарри отлеживался в Нью-Йорке, не прошли праздно, хотя он то и дело забирался на полчаса в постель. Гарри следил за распаковкой своих приобретений, составлял каталог афиш и писем, вставлял в рамки старые эстампы, диктовал заметки для будущих книг.
Первого декабря он возобновил выступления в театре Кейт в Колумбусе, штат Огайо. Он еще недужил и говорил друзьям: «Наверное, я слишком рано начал работать. Стоило бы поваляться еще с недельку».
Почка все время причиняла ему боль, и он был вынужден спать со специальной подушечкой под боком. Гарри стал очень чувствителен к свету и надевал на глаза на время сна черную шелковую повязку.
