осколках. Фиолетовый дым, клубившийся повсюду, порскнул в разные стороны.
…именно благодаря ушедшему дыму, а также возможности смотреть всей своей поверхностью, я и увидел возможного зачинщика происходящего — он, показавшийся мне буквально на секунду, скрылся на мотоцикле. На проклятом почти бесшумном японском мотоцикле!
Уъу, сука…
Я его сразу узнал. Человек, стреляющий в тебя из РПГ, он как-то запоминается навеки, даже если в шлеме и глухой одежде. Ну вы понимаете, да? Любовь с первого взгляда и всё такое.
Оказывается, он не просто отморозок, а… кто? Вот это надо выяснить.
На момент я пожалел, что мы в Стакомске, большом, красивом, новом, с офигенным асфальтом. Происходи дело в Саратове другого мира или еще почти где (кроме Спб и Москвы), был бы шанс догнать эту сволочь просто за счет того, что спланировать отступление в фиолетовом дыму можно только по очень ровному асфальту… но увы, тут у нас был именно такой. Поэтому я, плюнув на всё, остался дожидаться начальство. Шансов, что Окалина проигнорирует такой взрыв… не было.
Действительно, наша богатырская блондинка явилась лично, опередив своих собственных подчиненных. Скорее всего, за счет того, что явилась не на машине, а перепрыгивая с крыши на крышу, правда, не героически, а самым банальным образом удерживая карту района перед носом. Одета Нелла Аркадьевна оказалась во вполне прозаическую военную форму, вид имела озлобленный, а распознав в клубящемся вокруг тумане «собирающегося» меня, принялась еще и со вкусом материться, мрачно цедя хулительные слова между затяжками.
— Не виноватый я, — буркнул более чем виноватый я, — Угостите сигаретой, товарищ майор.
— Изотов…, — многозначительно прорычала Ржа, пиная массивный обломок клумбы, — Какого тут… случилось?!!
Пришлось докладывать. На фоне дыма, медленно поглощающего назад искалеченные дома, взорванные клумбы, перепаханную дорогу, моё повествование было довольно депрессивным. Блондинка, сдержанно распространяя холодную злобу, слушала и курила. Рассказ я попытался сделать коротким, но максимально информативным.
— Говоришь, они все молчали, да? — сунув мне вторую сигарету, осведомилась блондинка.
— Да, — пожал плечами я, слегка ежась от бодрого осеннего ветерка, — Ну те, кто наверху, там не странно, они по одному сидели, а вот те, кто внизу в войнушку играл…
— Что-то еще заметил? — нетерпеливо перебила меня блондинка, — Какую-нибудь еще странность? Она редко мигали, бледные были, потели?
— Нет, — покачал головой я, — Совершенно одинаково сидели, спокойные, сосредоточенные. У каждого рука на огнемете. Не чесались, не хрюкали, не пердели. Роботы, а не люди.
— Значит, это был неосапиант, — пробормотала майор, щурясь на яркие ксеноновые фары подъехавшего к нам броневика, — Очень странно. Ладно, Витя, вали отсюда. Я тебя позже наберу.
— А что странного-то, Нелла Аркадьевна? — шкурно заинтересованный я желал показаться выпрыгивающим из бронемашины людям, чтобы те не начали стрелять.
— Потом всё расскажу, уходи, — женщина отвернулась, раздавая указания выползающим бойцам. В том числе и не стрелять по голому худому заду, скрывающемуся в таинственном сиреневом дыму.
Дома меня ждал холодный, но всё равно безумно вкусный плов и горячий прием — Палатенцо затеяла делить на троих. Пожирая баранину, я с некоторым отстраненным любопытством наблюдал за ожесточенным девичьим спором, в котором, судя по всему, права голоса не имел. Особо-то и не хотелось, но зато шоу было куда интереснее газеты или телеящика!
Позиция Юлии свет Игоревны, несмотря на все академические обороты, аналитику, тщательно выверенные аргументы и железобетонные (с её точки зрения) доводы, была насквозь гопницкой и звучала, в принципе, так: «слышь, делись!». В пику ей Кладышева, сидящая на сломанной стиральной машинке, действовала куда мудрее — та привлекала в качестве союзницы растерянную, но постепенно вникающую в ход дискуссии китаянку, действовала намеками (стуча пяткой по машинке и интересуясь, как мне поздний ужин (как будто сама сделала!)). Янлинь же, несколько раз простодушно сломав Юльке всю игру вопросами «А тебе зачем?! С твоей-то армией поклонников?!», в конце концов всё обострила, опять же прямо заявив «Самим мало!».
Фыркнув пловом через нос, я утратил бдительность и был обворован кошкой на жирный кусок мяса. Ну этого уже душа поэта не стерпела.
— Девочки, — отфыркавшийся я решил применить логику, — А нафига вы вообще вот это вот всё? Вы ж в «Жасминной тени» не заключенные?
— В смысле «вот это вот всё»? — сидящая Вероника развернулась ко мне, упирая руки в боки, — Ты о чем это?!
— Ну, я себя в зеркале видел, — пожал я плечами, — Неоднократно. Раньше, конечно, страшнее был, но и сейчас ничего особенного. Могли бы кого получше найти. Легко.
— Она — может! — безжалостная китаянка, уже каким-то образом просочившаяся ко мне за стол, повторяла подвиг кошки, попутно тыкая пальцем в онемевшую Юльку, растерянно висящую посреди комнаты, — Её вся страна знает!
— Вам от него только одно и надо! — возопила проигрывающая Окалина, аж генерируя заряд от избытка чувств.
— Мы его убивать не пытались, — резонно, но невнятно возразила младшая Цао, жуя мой плов, — Даже наоборот!
Было дело. Как-то Янлинь выбежала, чтобы встать между мной и потерявшей берега Юлькой. Даже поймала разряд.
— А ты, Изотов, вообще молчи, — выдала Кладышева, — Умнее выглядеть будешь!
— А вдруг договоритесь? — не последовать совету было более чем логично, — Я ж сдохну! Или убегу…
— Я тебе убегу…
Спор, на три четверти не понятный мужскому разуму, продолжился. Я торопливо жевал, спасая остатки пиршества, кошачья и человечья лапа то и дело мелькали, лишая меня части снеди, а торги шли! Ставки повышались, голоса тоже, аргументы отвергались… пока Палатенцо самым банальным образом не разревелась, признавшись, что с утра её увозят из Стакомска.
Весь Союз Советских Социалистических Республик с огромной тревогой наблюдал за тем, что у нас здесь происходит. Как не выхолащивай информацию, остановить поток беженцев и распространяемых ими слухов невозможно. Каналы могут транслировать самых правильных, честных и воспитанных корреспондентов, но народ всё равно будет верить слухам. И тревожиться, что ему делать на фоне той лютой жопы, что развернулась в Европе с неосапиантами — раз плюнуть.
Обретение разума и контроля Юлией Окалиной было буквально маной небесной для этого времени. Выздоровевшая певица, актриса и звезда, прибывшая из самой глубокой и опасной части города, отделенной сейчас заблокированными проходами, рассказывающая, как обстоят дела на самом деле, в прямом эфире, в живом общении — это то, что прописал бы любой доктор. Окалина должна была
