— Роман Ростиславович, я жаловаться пришла.
Роман Ростиславович нашарил краешек стула, медленно опустился на него. Нахальный Боря тут же водрузил ему на колени свою тяжелую башку.
— Я женщина?
Рома еще раз сглотнул:
— Женщина.
— Гав! — поддержал ньюф.
— Что же она мне зеркала не дает?!
Ростиславыч огорошенно молчал. А Кира развивала мысль:
— Ладно, эти древние гречки, ох… эллинки причесывались, глядя в воду, в озеро или в горшок, этот, пифос. Это гречки! А у меня пифоса нет! Что же мне, каждые десять минут к речке бегать или в пожарную бочку смотреться?
— Безобгазие, — согласился Ростиславыч.
— Гав, — подтвердил Боря.
— В общем, я на нее жалуюсь, я ее предупредила. Я же даже Тер… Игорь Леонидыча к ней посылала, как мужчину, думала…
Ростиславыч издал странное кряхтение. Но как-то справился с собой.
— Вы пгекгасная женщина, и я этого так не оставлю!
И легонько отпихнув Борю, Ростиславыч, поднатужась, содрал со стены овальное, в виньетках, почти антикварное зеркало, выбранное завхозой специально для него.
— Пошли!
Лагерь в шоке и рукоплесканиях созерцал идущую впереди гордую, как королева, Киру в тяжелых малиновых одеждах и волокущего за нею зеркало пожилого, но еще бодрого пажа, в котором отнюдь не сразу опознали начальника. Под мышку зеркало не влезало, и Ростиславыч, обхватив его обеими руками, нес перед собой, как щит. Сзади в качестве то ли охраны, то ли рыцарского коня трусил Боря и приветствовал радостным лаем сбегающийся народ. Молодые воспитательницы и девицы постарше поумирали от зависти. Галина Васильевна получила эмоциональный инфаркт. Генаша, разглядевший процессию из окна своего домика, немного позеленел.
— Не стой, как пень! — чуткий к дружеским переживаниям Иван Владимирович чувствительно ткнул физрука в бок. Чего проще перепрыгнуть через подоконник, извиниться перед начальником, подхватить зеркало и донести до третьего отряда, заслужив Кирину улыбку. Сам бы он вот так и сделал. Но пока наставлял на путь истинный друга, видение малиновой королевы унеслось. И зеркало с Ромой тоже.
— Ты не джентльмен, — вздохнул Ванечка.
— Ты… — ответствовал Генаша.
Если в парламентских выражениях, то "оставь меня, старуха, я в печали". Непарламентских физрук не произнес: все и так читалось по лицу.
— Страдает! — Ванечка с размаху плюхнулся на кровать. — Он страдает! Когда я с ними на кладбище застрял, я разве страдал?
Он мечтательно закатил глаза.
— А когда мы воду доставали… Песня!
Случай этот Ванюша мог вспоминать не переставая. Их долго носило с Кирой и Ленкой по жаре в окружающих лесах и наконец вынесло к заброшенному лесничеству. Все трое изнемогали от жажды, а воды, стало быть, не было. И тут… колодец! Посреди зеленеющей громадной поляны стоял деревянный сруб, а внутри, как убедился Ванечка, откинув прогнившую крышку, была вода. На этом Господне чудо себя исчерпало. Так как вода была глубоко очень. А при колодце не имелось ни ворота, ни журавля. Возможно, лесники просто закидывали вниз ведро на веревке, чтобы никто их водой не пользовался. Обыскав прилегающие к колодцу лопухи и крапиву, разбавленные какой-то фиолетовой порослью (что-то посевное, для кормления коров: то ли люпин, то ли вика — за жаждой название в упор не вспоминалось), все время расширяя круги, они услышали торжествующий вопль Ленки. Ленка потрясала алюминиевой слегка дырявой кастрюлей. В кармане у Киры отыскался бинт. Далее сцена была какой-то дичайшей модификацией свидания Гришки с Мариной Мнишек у фонтана. Сопровождаемый криками Ленки:
— Осторожней спускайте, осторожнее! — Ваня трясущимися руками вытравливал бинт. Кастрюля билась о сруб изнутри, сбивая бороды мха. Оставалось надеяться, что она не отвяжется и бинт выдержит. Выдержал. Правда, три четверти воды вылилось наружу, пока кастрюлю подымали. И ладно бы через дырки в дне… Не успела кастрюля, брызжа фонтанчиками, выползти на божий свет, как к ней припали все трое (благо, фонтанчиков хватало, даже случились лишние, так что после водопоя они были не только упившиеся, но и мокрые). Взять воды впрок оказалось не в чем. И уже после следующего получаса шатания по лесу они жаждали не меньше, чем прежде. Даже раздумывали, не повернуть ли к колодцу снова. Но тут Ваня, осененный догадкой, вылетел на близлежащее шоссе. Он подпрыгивал, маша руками, и таки тормознул проезжающий мотоцикл.
— Воды!!..
Вероятно, стон и вправду вышел душераздирающим. Или впечатлили Ленка с Кирой, угрожающе глядевшие с обочины. Бедный дядька швырнул Ванечке бутыль газировки и, подняв мотоцикл на дыбы, укатил на заднем колесе. Вернее, двух, так как мотоцикл был с «галошей». Ну, с коляской, уточнил музыкант.
А они всю дорогу до лагеря наслаждались. Ну бывают добрые люди на свете!
Генаша к последним не относился. Он лег в кровать и отвернулся к стене. А то бы точно Ванечку убил. А возможно, именно в этом заключалась истинная доброта. Что не убил. Иногда Ванечка был очень полезен.
Вот и сейчас он до половины высунулся в окно и сообщил подбежавшей Ируське:
— А его нет.
Ируська подпрыгнула, пытаясь разглядеть комнату. Она знала, что иногда взрослые врут маленьким детям, хотя утверждают, что врать нехорошо. Музрук комнату собой загораживал. Тогда Ируська вскарабкалась на фундамент, посмотрела с нехорошим прищуром:
— А там кто?
— Тело, — сказал Ванечка, заботливо укрывая друга одеялом.
— Чье тело? — продолжала допытываться Ируська.
— Мертвое тело.
— А-а, — ангельское личико сморщилось. — А Гена где?
— Ушел.
— Куда?
— Туда, — Иван Владимирович неопределенно указал рукой в пространство. Место это являло собой густые заросли крапивы у забора.
— Зачем?
— Затем! — сказал Ваня веско и ссадил дитя с окна.
Он чувствовал, что пора переходить к решительным действиям.
И поэтому в самом начале тихого часа, покинув с баяном под мышкой Змеиную Горку, очутился возле корпуса, где жила Кира.
Тихий час — очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине… Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час — это здорово. Можно многое. Можно почитать. Можно поболтать. Можно позагорать и выкупаться, наплевав на границы лягушатника. Можно покурить в свое удовольствие тому, кто курит, не озираясь нервно, нет ли рядом детишек и начальства. Можно сбегать в соседнюю деревеньку за пивом. Вообще многое можно: когда удастся детей уложить.
Иван Владимирович растянул меха баяна. Результат был немедленным и положительным:
— Спятил?! — Кира показалась, как сказочная княжна в окне терема. — И так их спать не загонишь, а ты…
Ваня сел на травку, глядя снизу вверх невинными глазами:
— Песню про лес спеть?
— Сперва шарманку свою убери, — сказала Кира.
Музрук послушно отодвинул баян.
— Ну, пой. Только шепотом.
— В поле стоит дерево, — умильно глядя на Валькиру, затянул Ванечка, — а за деревом — дерево.
А за ним еще дерево.
А за деревом — куст.
А за кустом — дерево.
А за ним еще дерево.
А за деревом…
— Куст! — отрезала Валькира.
— Нет. Еще дерево. А потом два куста сразу.
— Все?
— Нет, не все, — сказал Иван Владимирович отважно. — Сколько ты будешь человека мучить?
— И многих ты уже замучила? — высовываясь рядом с Кирой, поинтересовалась Елена Тимофеевна.
— Если он о Терминаторе, то долго.
Нет, признаваться в любви в таких условиях было совершенно невозможно. Особенно, если признаешься не за себя.
— Я серенаду петь пришел, — сказал Ванечка с укоризной. — А ты мне мешаешь.
Воспитательницы переглянулись.
— Моя королева! Вторую неделю,
как я безнадежно влюблен… — язвительно изрекла Ленка.
За спиною у нее зашебуршились дети. А Ванечка поразился тому, как же точно Ленка обрисовала ситуацию. Даже время угадала!
— А почему днем? — сведя брови, спросила Кира.
— Так ночью ж игра. Я ж не варвар какой.
Дети отчетливо встали на уши. И, не слушая дальнейших объяснений, Елена Тимофеевна захлопнула окно.
— Не знаю, как кто… — скривилась она, когда мальчишки были успокоены. — Мне серенадов не посвящают. А вот проблема у нас. Простынь не хватает.
— Простыней, — поправила Кира задумчиво.
Елена Тимофеевна пожала плечами:
— Мне это без разницы. Но вот постелянша… она нам голову отгрызет.
2.
Вокруг огороженного веревками ристалища топталась придоспешенная охрана. Это чтобы азартные зрители в процессе не лезли под мечи. Зрители расселись на травке подрастающими назад рядами и нервничали. Пялились на поставленные по обе стороны палатки для участников. Томились. Заранее пробовали угадать победителя. Между ними бродил с фотоаппаратом воспитатель Вадимчик. Прицеливался. Прибежало и заняло отведенные стулья начальство. И наконец запела труба.
