Его губы касаются моей мочки уха.
— Иногда трудно понять, что для тебя хорошо, а что плохо.
От теплой ласки его дыхания у меня по спине пробегает приятная дрожь. Мое тело отвечает его собственному желанию. Я поворачиваюсь к нему, протягивая руку. Не знаю почему. Я просто хочу прикоснуться к нему.
Он ловит мое запястье твердой, но нежной хваткой.
— Позже, — рычит он, лаская мою ладонь подушечкой большого пальца.
Этот простой маленький жест вызывает у меня мурашки по коже.
Я знаю, что это.
Это приглашение.
Но это еще не все.
Это заявление о намерениях.
— Я достаточно отдохнул, — заявляет Кайм, осторожно отпуская мою руку. Разочарование и тоска кружатся во мне. — Нам нужно идти. Мы почти на южном конце Комори. Есть еще несколько способов добраться до твоей деревни. — Его лицо темнеет. — Мы можем встретить сопротивление.
— И ты будешь сражаться, — мягко говорю я, прекрасно зная, что Кайм принесет быструю смерть любому мидрианцу, который встретится на его пути.
— Мы с тобой заключили сделку, Амали. Я буду защищать твой народ любой ценой.
Странно, я думала, он согласился только для того, чтобы помочь мне предупредить моих людей. Я ничего не помню о защите.
Не то чтобы я жалуюсь. Наличие Кайма на моей стороне — даже если оно на его условиях — выходит за рамки того, что я когда-либо могла себе представить.
Второй раз в жизни я больше не чувствую себя бессильной.
Я смотрю на грязные повязки, обмотанные вокруг его левого плеча.
— По крайней мере, позволь мне закрепить повязку, прежде чем мы уйдем.
— И так заживет, — повторяет он немного раздраженно.
— Не будь упрямым, — рычу я, повторяя его предыдущие слова. — Честно говоря, все вы, мужчины, одинаковы, когда дело касается ран, болезней и тому подобного. Почему так трудно позволить, чтобы о тебе позаботился кто-то другой?
Брови Кайма нахмурились в смятении.
— Я такой же упрямый, как они? Как люди? — многозначительно говорит он.
— Нет. Ты еще хуже, — рявкаю я. — Дай мне это сделать. Ты не пойдешь сражаться с мидрианцами, пока я не поправлю повязку. В самом деле, Кайм. Это меньшее, что я могу сделать.
— Хорошо. — Он поднимает темную бровь и загадочно смотрит на меня. Затем он слегка приподнимает руку, демонстрируя мне скульптурное совершенство своего тела. Наполовину расписаный черный змей на его руках смотрит на меня. В некоторых местах чернила настолько плотные и темные, что блестят в лунном свете.
Я с трудом верю, что он позволяет мне это делать, и все же это кажется совершенно естественным. Где-то по пути между нами что-то изменилось. Я этого не понимаю, но не могу сопротивляться.
Я снова сомневаюсь. Мои руки дрожат.
— Давай, — протягивает Кайм, казалось, более чем довольный собой. — Как уже сказал, я не кусаюсь.
— Не хочешь кусать или не будешь кусать?
— Не хочу. Во всяком случае, не тебя… — он приподнимает хитрую темную бровь, — если, конечно, тебе не нравятся подобные вещи.
Нравятся?
Мои внутренности скручиваются, когда я пытаюсь представить, каково было бы чувствовать его губы, его рот… и даже его зубы на моей голой коже.
— Заткнись и позволь мне закрепить повязку, — рявкаю я, когда мои щеки заполыхали жаром.
Кайм просто наклоняет голову, глядя на меня темным непроницаемым взглядом.
Я начинаю думать, что он всегда будет так смотреть на меня. И начинаю к этому привыкать.
Моча размышляю, могу ли я вообще получить удовольствие от его укусов.
Глава 20
Амали
К счастью, мои пальцы перестают дрожать, когда я разворачиваю грубую повязку и исследую рану Кайма. Я вздрагиваю, отрывая жесткую ткань и обнажая рваную красную рану.
У меня перехватывает дыхание.
Это не порез, это изуродованное месиво из разорванной плоти и кожи. Как будто его несколько раз ударили ножом в одно место, а потом укусили. Рана очищена, но сильно кровоточила. Полоски засохшей крови окрашивают его бледную кожу, смешиваясь с замысловатой татуировкой змеи, которая обвивается вокруг его руки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты ничего не говорил о том, как все это ужасно, — ворчу я, внезапно почувствовав к нему жалость.
Видите ли, даже загадочные и безжалостные убийцы время от времени заслуживают небольшого сочувствия
— Я все еще двигаюсь, — пожимает плечами Кайм.
— Не пытайся казаться крутым. — Я качаю головой. Он напоминает мне мужчин в моей деревне — то, что они все становятся грубыми, ворчливыми и угрюмыми, когда о них заботятся. — Для раны нужна припарка из отварного змеиного листа. Иначе есть риск заражения.
— Я ценю твое бесокойство, но заражения не будет.
— Как ты можешь быть так уверен?
— Я не заражаюсь инфекциями, — категорично заявляет Кайм. — И исцеляюсь быстрее, чем большинство. Просто перевяжи. Нам нужно двигаться дальше.
Конечно, у него неестественно быстрое исцеление. Я мысленно добавляю его к моему растущему списку волшебных сил Кайма.
— Ну, я все равно могу промыть и положить сюда змеиный лист. Ты уверен, что будешь…
— Я буду в порядке, — холодно говорит он.
— Тебе повезло, я не брезглива. — Я быстро разворачиваю повязку и скатываю ее. Ткань жесткая от засохшей крови, но годится.
Я начинаю обматывать ее вокруг плеча Кайма, начиная с неприятной раны, покрываю рваную плоть, свернувшуюся кровь и покрытую обсидиановыми чернилами алебастровую кожу. Мои пальцы покалывают, пока работаю. И я остро ощущаю тепло его кожи, жесткие контуры мышц плеча и бицепса.
Отчасти он говорил правду.
Он наполовину смертный.
Как иначе он мог быть таким теплым и истекать обычной красной кровью?
— Так-то лучше. — Плотно заматываю повязку и завязываю, аккуратно прикрывая рану. — По крайней мере, ты не будешь истекать кровью, пока убиваешь людей.
Кайм фыркает. Его губы почти — почти — изгибаются в улыбке, но затем выражение его лица становится жестким.
И вот момент утерян.
Он встает на ноги.
— Пора идти, Амали. — И протягивает руку.
Я вкладываю пальцы в его ладонь, и Кайм без труда поднимает меня на ноги. Его рука сжимается вокруг моей…
Затем он притягивает меня к себе.
Наши тела соприкасаются.
Его скульптурный торс прижимается ко мне, и я чувствую каждую линию, изгиб и плоскость через грубую ткань его туники. Его туника. Которая одета на мне сейчас. Которая пахнет им. Мои проколотые соски невероятно чувствительны от ощущения его гладкой алебастровой кожи.
Это пытка.
Прямо сейчас я нахожусь где-то между холодными глубинами подземного мира Лока и блаженным небом Селиз.
— Отлично, Амали. — Он одобрительно смотрит на свое плотно забинтованное плечо. Затем встречается со мной глазами, и я нахожу его таким подавляющим, что почти отворачиваюсь.
Но не могу.
Он поймал меня в ловушку своим темным колдовством. Я не могу оторваться.
Вместо этого я еще немного прижимаюсь к нему, желая почувствовать его обнаженную кожу своей.
Мое тело дрожит от дикой энергии. Я прогибаю спину и прижимаюсь нижней частью живота к явной выпуклости в его штанах. Давление его эрекции посылает горячую волну желания в лоно. Между бедрами истекает влага.
Я не могу этого вынести.
Кайм глубоко вздыхает. Он берет пальцами мой подбородок, запрокидывает голову и смотрит мне в глаза, требуя моего пристального внимания. Он проводит пальцами по моим волосам, по покалывающей коже головы и вокруг шеи, его хватка крепкая и властная. В этот момент в нем нет ничего нежного.
Его ноздри раздуваются.
А губы слегка приоткрылись.
Его глаза самого глубокого темного цвета, которые я когда-либо видела. Чем дольше я смотрю в них, тем больше чувствую, что плыву — это как если бы внешний мир застыл во времени, а мы с ним последние живые существа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Колдовство.
И мощное.
С моих губ срывается слабый всхлип. Я вся дрожу.
