– Вы третья, кто использует эту фразу!
– Вот как? – Она казалась удивленной. – А чем вы занимаетесь теперь, мсье Пуаро?
– Разговариваю с людьми – вот и все.
– Но вы не спрашиваете их об убийстве?
Пуаро покачал головой:
– Нет, я просто… как бы это сказать получше… собираю сплетни.
– Это помогает?
– Иногда. Вас бы удивило, как много я знаю о повседневной жизни в Уормсли-Вейл за последние несколько недель. Я знаю, кто куда ходил, кто с кем встречался, а иногда и кто что говорил. Например, я знаю, что Арден шел по тропинке в деревню мимо «Фарроубэнка» и спросил дорогу у мистера Роули Клоуда, что у него был рюкзак на спине и не было багажа. Я знаю, что Розалин Клоуд провела больше часа на ферме с Роули Клоудом и была там счастлива, что для нее весьма необычно.
– Да, – кивнула Линн, – Роули мне рассказывал. Он говорил, что она вела себя как горничная, которой предоставили несколько свободных часов.
– Так он сказал это? – Пуаро сделал паузу. – Да, я знаю многое о происходящем здесь. И многое слышал о людских затруднениях – например, ваших и вашей матери.
– Это не секрет, – усмехнулась Линн. – Мы все пытались выклянчить деньги у Розалин. Вы это имеете в виду, не так ли?
– Я этого не говорил.
– Но это правда! И, полагаю, вы слышали разговоры обо мне, Роули и Дэвиде.
– Но ведь вы собираетесь замуж за Роули Клоуда?
– Разве? Хотела бы я это знать… Как раз это я и пыталась решить в тот день, когда Дэвид выбежал из леса. У меня в голове словно застрял огромный вопросительный знак. Выходить мне за Роули или нет? Даже поезд в долине, казалось, спрашивал о том же. Дым превосходно изобразил в небе знак вопроса.
На лице Пуаро появилось странное выражение. Линн неправильно его поняла.
– Неужели вы не видите, мсье Пуаро, как все сложно? – воскликнула она. – Дело вовсе не в Дэвиде, а во мне! Я изменилась! Меня не было здесь три… четыре года. И я вернулась совсем не такой, какой была, когда уезжала отсюда. Такие трагедии происходят повсюду. Люди возвращаются домой изменившимися, им приходится приспосабливаться. Невозможно несколько лет вести другую жизнь и не меняться!
– Вы не правы, – возразил Пуаро. – Трагедия всей жизни как раз в том, что люди не меняются.
Линн уставилась на него, качая головой.
– Так оно и есть, – настаивал он. – Почему вы вообще уехали?
– Почему? Я поступила в армию – в Женскую вспомогательную службу флота.
– Да, но почему вы туда поступили? Вы любили Роули Клоуда и были с ним помолвлены. Вы ведь могли работать на ферме здесь, в Уормсли-Вейл.
– Могла, но мне хотелось…
– Вам хотелось уехать за границу, повидать мир. Возможно, уехать от Роули Клоуда… И теперь вам все еще не сидится на месте! Нет, мадемуазель, люди не меняются!
– Когда я была на Востоке, то тосковала по дому! – запротестовала Линн.
– Да, там хорошо, где нас нет. У вас, возможно, всегда будет такое чувство. Вы воображали себе картину возвращения Линн Марчмонт домой. Но картина оказалась ложной, так как воображаемая вами Линн Марчмонт была не настоящей, а такой, какой бы вам хотелось быть.
– По-вашему, я нигде не буду знать покоя? – с горечью спросила она.
– Я этого не утверждаю. Но, уезжая, вы были не удовлетворены вашей помолвкой и теперь, когда вернулись, все еще ею не удовлетворены.
Линн сорвала длинную травинку и стала задумчиво ее жевать.
– Вы все знаете, не так ли, мсье Пуаро?
– Это мое métier, – скромно отозвался он. – Но думаю, есть и другая истина, которую вы еще не осознали.
– Вы имеете в виду Дэвида? – резко спросила Линн. – По-вашему, я влюблена в него?
– Это решать вам, – сдержанно ответил Пуаро.
– Но я сама этого не знаю! Что-то в Дэвиде меня пугает, а что-то притягивает… – Помолчав, она добавила: – Вчера я разговаривала с его бригадиром. Он приехал сюда, услышав об аресте Дэвида, чтобы узнать, нельзя ли ему чем-нибудь помочь. Бригадир сказал мне, что Дэвид был одним из самых храбрых людей, когда-либо служивших под его командованием. Но, несмотря на все похвалы, я чувствовала, что он не вполне уверен в его невиновности.
– И вы также в этом не уверены?
Линн криво улыбнулась:
– Я никогда не доверяла Дэвиду. Можно любить человека, которому не доверяешь?
– К сожалению, да.
– Конечно, я была к нему несправедлива. Я верила грязным сплетням, будто он никакой не Дэвид Хантер, а просто дружок Розалин. Мне стало стыдно, когда бригадир сказал, что знал Дэвида еще мальчиком в Ирландии.
– C’est épatant,[27] – пробормотал Пуаро, – как часто люди хватают палку не с того конца!
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что сказал. Не могли бы вы вспомнить, звонила ли вам миссис Клоуд – жена доктора – в тот вечер, когда произошло убийство?
– Тетя Кэти? Да, звонила.
– По какому поводу?
– Запуталась в каких-то цифрах.
– Она говорила из дома?
– Нет, ее телефон испортился, и ей пришлось выйти к автомату.
– В десять минут одиннадцатого?
– Около того. Наши часы никогда не показывают точное время.
– Около того, – задумчиво повторил Пуаро. – Это был не единственный звонок вам в тот вечер? – деликатно осведомился он.
– Нет, – кратко ответила Линн.
– Дэвид Хантер звонил вам из Лондона?
– Да. – Она внезапно вспылила: – Полагаю, вы хотите знать, что он сказал?
– О, я бы не осмелился…
– Можете знать! Дэвид сказал, что уходит из моей жизни, что он для меня слишком плох и никогда не сможет исправиться – даже ради меня.
– И так как это, по-видимому, правда, она не пришлась вам по вкусу, – заметил Пуаро.
– Я надеюсь, что он уедет, – конечно, если его полностью оправдают… Надеюсь, что они оба уедут в Америку или куда-нибудь еще. Тогда, возможно, мы перестанем о них думать и научимся рассчитывать только на себя. Мы перестанем исходить злобой…
– Злобой?
– Да. Впервые я это почувствовала однажды вечером у тети Кэти – она устроила нечто вроде приема. Возможно, это было потому, что я только вернулась из-за границы и все воспринимала обостренно, но я просто в воздухе чувствовала злобу нашего семейства к Розалин. Мы все желали ей смерти! Это ужасно – желать смерти человеку, который не причинил тебе никакого вреда!
– Разумеется, ее смерть – единственное, что может принести вам практическую пользу, – деловым тоном заметил Пуаро.
– Вы имеете в виду – финансовую? Само пребывание здесь Розалин действовало на нас разлагающе! Завидовать человеку, ненавидеть его и у него же попрошайничать – такое никому не на пользу. А теперь Розалин совсем одна в «Фарроубэнке» – ходит как привидение, смертельно напугана и выглядит так, словно вот-вот сойдет с ума. И она не позволяет никому из нас помочь ей! Мы все пытались… Мама предлагала ей погостить у нас, тетя Франсис приглашала ее к себе. Даже тетя Кэти предложила пожить с ней в «Фарроубэнке». Но Розалин не хочет иметь с нами никакого дела, и я ее не порицаю. Она даже не захотела повидаться с бригадиром Конроем. По-моему, она больна – больна от беспокойства, страха и горя. А мы ничего не можем сделать, потому что она нам не позволяет.
– А вы сами предпринимали какие-нибудь попытки?
– Да. Я ходила к ней вчера и спросила, не могу ли я как-нибудь ей помочь. Розалин посмотрела на меня… – Линн неожиданно вздрогнула. – По-моему, она меня ненавидит. Она сказала: «Вы – в последнюю очередь!» Думаю, Дэвид велел ей оставаться в «Фарроубэнке», а Розалин всегда его слушается. Роули приносил ей яйца и масло из «Плакучих ив». Кажется, он единственный из нас, кто ей нравится. Она поблагодарила его и сказала, что он всегда был к ней добр. Конечно, Роули очень добрый…
– Некоторые люди, которые несут на своих плечах слишком тяжелое бремя, – промолвил Пуаро, – вызывают огромную жалость и сочувствие. Я испытываю колоссальную жалость к Розалин Клоуд и с радостью оказал бы ей помощь, если бы мог. Даже теперь, если бы только она меня выслушала… – Он поднялся с внезапной решимостью. – Давайте пойдем в «Фарроубэнк», мадемуазель.
– Вы хотите, чтобы я пошла с вами?
– Если вы готовы проявить великодушие и понимание.
– Конечно! – воскликнула Линн.
Глава 13
Им понадобилось всего около пяти минут, чтобы добраться до «Фарроубэнка». Подъездная аллея вилась между аккуратно посаженными кустами рододендронов. Гордон Клоуд не жалел ни трудов, ни расходов, чтобы сделать «Фарроубэнк» как можно более презентабельным.
Горничная, открывшая парадную дверь, казалось, удивилась при виде посетителей и засомневалась, смогут ли они повидать миссис Клоуд. Она объяснила, что мадам еще не встала, но провела их в гостиную, а сама поднялась наверх.
Пуаро огляделся вокруг. Он сравнивал эту комнату с гостиной Франсис Клоуд, которая отражала характер ее хозяйки. Гостиная в «Фарроубэнке» была абсолютно безликой – она свидетельствовала только о богатстве, уравновешенном хорошим вкусом. О последнем позаботился Гордон Клоуд – все здесь отличалось высоким качеством и даже художественными достоинствами, но нигде не ощущалось никакой печати индивидуальности владельцев дома.
