самого большого крана в Городе. Никакой возможности проверить мою теорию. Она сработает или не сработает; если не сработает – четыреста Синих и Зеленых и триста садоводов будут перерезаны примерно за полторы минуты, понапрасну. Не о чем волноваться… Тогда я навестил мастерские Ипподрома – три огромных ангара, где не одно и не два поколения квалифицированных мастеров с любовью строили и обихаживали искуснейшим образом спроектированные артефакты, одни из самых сложных в истории мира – фаэтоны для гонок.
Для контекста: строительство военного корабля имперского флота обходится в пять тысяч гистаменонов, а гоночная колесница обходится в три раза дороже. Каждый дюйм, каждая унция – обдуманы, обработаны, улучшены, переосмыслены с нуля. В фаэтоне двести семь гвоздей, и наилучшие умы проводили часы в напряженных подсчетах, думая о каждом аспекте каждого из тех гвоздей. Можно ли сделать этот длиннее, а тот – короче? Достаточно ли гвоздь крепок и остер – или лучше применить другой сплав? Может, хоть от одного гвоздя можно отказаться – или все-таки добавить один сверху? Может, вообще убрать гвозди, заменить их на штыри из орехового дерева? С ума сойти. Будь человек спроектирован по такой же науке, как фаэтон, – он был бы ростом восемь футов, весом девяносто фунтов, десять миль пробегал бы за полчаса и простудой никогда не болел бы.
Когда я появился в дверях ангара, пятьдесят лиц повернулись ко мне с одинаково хмурым выражением. Ничего удивительного – то, что я велел им сделать, было гораздо хуже, чем убийство.
14
– Нам необязательно заканчивать, – сказал Нико. Его зубы стучали, я полагаю, из-за холода. Вообще-то было довольно тепло. – Мы можем сдать назад.
Нико храбр как лев. Я – трус. И именно я сказал:
– Нет.
Он стоял на сходнях.
– Это хорошая идея, – сказал он, – на бумаге. Но мы не солдаты. Ты всегда нам это говоришь. Все зависит от правильного момента и от того, что мы на самом деле не проверили должным образом.
– Пойдем, – сказал я ему.
Доска слегка прогнулась под его весом. На самом деле ему не нужно было уходить, и разумнее было бы оставить его здесь, на случай, если со мной случится что-то плохое. Если уж на то пошло, и мне не нужно было уходить. На самом деле мы оба будем скорее помехой, чем помощью. Я прошаркал наверх, и кто-то помог мне подняться на баржу, как будто я был чьей-то старой тетушкой. Было темно как в мешке. Я слышал, как скрипят борта, но различал только смутные темные силуэты.
Стилико провожал. Не станет нас – он останется за главного. Его лица я не видел.
– Запомни, – сказал я ему. – Красный флаг – начало. Зеленый…
– Удачи, – коротко бросил он. Затем я услышал, как веревка шлепнулась в воду, и баржа тронулась.
– Что ж… – протянул Нико. Я сел. На дне баржи сидеть неудобно. – Флаги при нас?
Я поднял их – но, конечно, было слишком темно, чтобы он мог их разглядеть.
– Да, конечно. А теперь – успокойся и помолчи.
Мы подгадали всё так, чтобы отлив унес нас; в последнюю очередь нам нужны были шлепки весел о воду или хлопанье парусов. Любой фактор, способный всполошить врага, – часовые, как я знал, рассредоточились на мысах по обе стороны залива, – требовалось минимизировать. К тому времени, когда нам нужно будет поставить паруса или начать грести, мы окажемся вне поля зрения и слышимости. Ничего не оставалось делать, кроме как сидеть тише воды ниже травы в течение нескольких часов. Сущая пытка.
Мне совершенно не нужно было участвовать в этой эскападе. Артавасдус, которому я даже не нравился, умолял меня не ехать. Он сказал пару неловких слов о том, что я стал сердцем обороны: если со мной что-нибудь случится, все развалится, и там уж хоть ворота отворяй да пускай ублюдков. Я понимал, что он прав – по крайней мере, насчет бессмысленности моего участия, – но оно ведь как бывает: нельзя просто взять и самому себе отказать в глупости. Вот мы и пошли на компромисс: вместо того чтобы возглавлять реальный бой, где я точно стану обузой, убьюсь сам и погублю остальных, я выступлю сигнальщиком, взойдя на вершину старой башни на Сторожевом холме. Поскольку велика была вероятность того, что на башне окажутся вражеские солдаты, Нико отправился со мной в качестве одного из телохранителей. Вторым шел Лисимах из Зеленых, в настоящее время занимавший первое место в летней лиге, следовательно – по определению – самый опасный человек в мире. С Лисимахом Нико был явно лишним, но я все равно заставил его пойти со мной. Чтобы защитить меня от Лисимаха, подозреваю. Этот человек не мог не выглядеть зловеще, такова была его работа, но я действительно не хотел оставаться с ним наедине, если есть хоть малейшая возможность.
Излишне говорить, что капитан нашей чумной баржи никогда не выходил в залив ночью. Никто в Городе не признавался или, по крайней мере, не хотел признаваться в этом, опасаясь, что его назначат Верховным адмиралом и заставят принять участие в моей дурацкой авантюре. Поскольку ни на одной из барж не было освещения, у нас не имелось возможности узнать, где находятся остальные шесть, и все семь экипажей имели лишь смутное представление о том, где предположительно находится покинутый Бел-Семплан – именно туда мы направлялись. Идея состояла в том, что мы будем дрейфовать до тех пор, пока прилив не перестанет нас тянуть, а потом продержимся в слегка «подвешенном» состоянии до рассвета, пока не узнаем, где находимся. Чертовски глупая идея. Очевидно, кто ее подал.
Мне казалось, что на барже я смогу перехватить пару часов сна, но я обманывал сам себя. Мы все – двадцать человек и десять лошадей – бодрствовали, напуганные до смерти, трясясь в кромешной тьме. Фаустин очень разумно предложил, чтобы мы отправились в путь посреди ночи, а еще лучше – за три часа до рассвета; так у нас будет достаточно времени и не придется без толку болтаться по темному морю. Я отмахнулся от всех его доводов, сказал, что «поймаю отлив» – небольшое преимущество, если честно, но вряд ли это изменит правила игры, у нас же были весла, бога ради, и плыть было недалеко. Просто я знал – если бы мне пришлось ждать в Городе до третьей вахты, нервы бы сдали и я бы все задуманное отменил. Вряд ли веская причина, зато честная.
– Артавасдус был прав, – сказал Нико. Мы были уже далеко от
