Не говоря ни слова, он берет меня за запястье. Мы стоим неподвижно, утренние секунды улетают прочь. Я остро чувствую его прикосновение. На мгновение мне кажется, что сейчас он бесцеремонно отбросит мою руку, однако он к моему удивлению подносит ее к своему улыбающемуся рту и прикладывается к середине ладони мягким поцелуем.
— Ну что мне с тобой делать, маленькая шалунья?
Фыркаю.
— Баловать, разумеется.
— Да, кстати…
Он вытягивает из внутреннего кармана пиджака длинный красный футляр с золотым замочком. «Картье». Стоит представить, что лежит внутри, как пульс у меня подскакивает. Я поднимаю горящие глаза на Лоренса. Он внимательно за мной наблюдает — изучая, анализируя. На секунду я смущаюсь того, с какой откровенностью вожделею его подарок, но потом вспоминаю, почему я здесь, и мимолетная стыдливость исчезает. Зардевшись, будто какая-то девственница, я, однако, надеюсь, что Лоренс видит на моем лице алчность — на случай, если у него есть заблуждения по поводу моих истинных чувств к нему.
Он открывает подарок. На ложе из белого атласа лежит сверкающее ожерелье. Достав его, Лоренс небрежно роняет футляр на пол и, пристально глядя на меня, спрашивает:
— Ты позволишь?
Киваю и, прикусив губу, рассматриваю бриллианты на тонкой витой цепочке из белого золота. Украшение прелестно, но я, как всегда, отмечаю сходство этого холодного, безжизненного предмета с собой. Дорогое, на вид — само совершенство, а на самом деле?
Едва Лоренс оборачивает ожерельем мою шею, я испытываю желание сорвать его — такое жгучее, словно по коже поползла аллергическая реакция на металл. Золотая цепочка кажется мне кандалами, которыми Лоренс приковывает меня к себе, я порываюсь поблагодарить его и снять ожерелье, но, увидев, как он на меня смотрит, не решаюсь.
— Что? Тебе не нравится? — спрашивает он, хмуря брови.
В голове мелькает воспоминание о часах Hello Kitty, о том, что они значили для меня — больше, чем все ожерелья на свете. Но я немедленно его прогоняю. Это воспоминание принадлежит прошлому, там оно и останется.
Выдавив улыбку, я прикладываю ладонь к основанию шеи.
— Оно прекрасно. Я могла бы сказать, что необязательно покупать мне столь дорогие вещи, но врать не хочу, и потому… спасибо.
Привстаю на цыпочки и целую его в щеку. Его ладони моментально ложатся на мои обнаженные бедра и крепко их сдавливают.
— Если будешь благодарить меня так всякий раз, получая подарки, у меня не останется другого выбора, кроме как на самом деле избаловать тебя.
— Только не сломай себе что-нибудь, — шучу я.
— И еще одно.
Отпустив меня, Лоренс уходит к тумбочке. Заинтригованная, я наблюдаю за тем, как он поднимает с гладкой деревянной поверхности белый конверт, возвращается и передает его мне.
— Вот.
Изогнув бровь, беру, открываю… и впиваюсь взглядом в черную кредитку со своим именем. Как любая золотоискательница, я знаю, что этот маленький кусочек пластика — Библия среди кредитных карт. Она безлимитная, а такие доступны только очень состоятельным людям. С нею можно купить даже «Феррари» — никто и бровью не поведет.
Я поднимаю голову, наши глаза встречаются.
— Неужели мне удалось-таки тебя поразить? — интересуется Лоренс со смехом.
— Спрашиваешь!..
— Пройдись по магазинам и полностью обнови гардероб. Туфли, сумочки… купи все, что пожелаешь. Я не хочу видеть на тебе вещи, оплаченные другими мужчинами. Поняла?
— Уверен? У меня, знаешь ли, весьма недешевый вкус, Лоренс.
Он целует мой рот коротким, но захватывающим дух поцелуем.
— Уверен. Не смотри на цены. Сколько бы оно ни стоило, Блэр, я могу это себе позволить.
Я шутливо беру под козырек.
— Слушаюсь, капитан.
Неожиданно он шлепает меня по заднице, глаза игриво поблескивают.
— И еще. — Он тянет за ниточку моих стрингов.
— Да?
— В своей постели я хочу иметь тебя голой. Ты, я — и ничего больше, так что впредь эту ерунду не носи. Тебе ясно?
Вы когда-нибудь смотрели на пламя горящей свечи? На плавные колебания огонька, который, танцуя в воздухе, гипнотизирует своей красотой. Отвернуться, отвести взгляд невозможно. Вот так я чувствую себя в эту минуту с Лоренсом. Его глаза притягивают меня, прожигают насквозь, оставляя горящий след.
С пересохшим ртом я киваю.
— Мы увидимся вечером?
Едва спросив, я понимаю, что хочу поскорее увидеть его снова.
Лоренс качает головой.
— Завтра. Сегодня у меня… деловой ужин из тех, что нельзя пропускать.
Я пожимаю плечом, притворяясь, что его отказ не задел меня. Что я не почуяла за его отговоркой ложь.
— Хорошо… Можно один вопрос, пока ты не ушел?
— Да.
— Когда мы не вместе, нам разрешено или нет встречаться с кем-то еще? Я, понятно, ничего такого не планирую, просто хочется ясности на этот счет, — говорю, вспоминая Уолкера и то, как он меня огорошил.
— Блэр, мы трахаемся, и, надеюсь, нам хорошо вместе. Чем ты занимаешься в свободное время — меня не колышет. И, соответственно, наоборот.
***
После того, как мы целуемся на прощанье, я ухожу в ванную. Надо бы принять душ, но в отсутствие Лоренса я — не без оснований — чувствую себя так, словно залезла в чужой дом, и мне хочется поскорее уехать. Пока я чищу зубы новой зубной щеткой, которую оставила мне его домработница, мой взгляд падает на ожерелье, и оно напоминает мне о разговоре после нашего первого секса…
Мы лежим, раскинувшись нагишом на кровати, и потягиваем из одного бокала красное вино. В какой-то момент он спрашивает:
— Ты всегда спишь с мужчинами только за деньги?
— И да, и нет. Обычно я с ними встречаюсь. Бывает, подолгу. С Уолкером — помнишь парня, с которым ты видел меня в музее? — кажется, дольше всех.
— Зачем тебе деньги? Какие-то долги? Поэтому?
— Да нет. Просто они мне нравятся. — Я улыбаюсь, разглаживая ладонями прохладный шелк простыней.
— Ясно. Значит, благородной причины трахаться с мужчинами, вроде меня, и торговать своим телом у тебя нет, — с иронией говорит он.
— Не-а. Я трахаюсь с тобой, потому что мне нравится, сколько ты мне платишь.
Поставив бокал на тумбочку, Лоренс целует меня в подбородок, потом шлепает по заднице и усаживается спиной к изголовью.
— Тогда давай проверим, не напрасно ли я потратился.
По-кошачьи потягиваясь, я подглядываю краешком глаза, как он ласкает свой член. Потом становлюсь на колени, сажусь на него верхом, и вместе мы смотрим, как его эрекция медленно проникает в меня… как головка раскрывает меня при вторжении… и легко проталкивается внутрь по смеси предыдущего и нового возбуждения. Когда он наполняет меня до упора, я выдыхаю, взявшись за изголовье:
— Да. Давай.
…Прополоскав рот, я смотрюсь в зеркало. В отражении — амбициозная девушка с чуть раскосыми синими глазами и черной гривой волос, которая ради достижения своих целей готова на все.
На все ли?
И что это за цели? Счастье? Богатство?
Уставившись на свое отражение, я гадаю, известно ли мне, за чем я гонюсь. Вид у меня потерянный. Потерянный, зато довольный — подсказывает моя внутренняя сучка и требует, чтобы я еще раз осмотрелась. Для особняка в центре города дом огромен. Еще она напоминает, что Ронан никогда не сможет дать мне ничего подобного. Я хочу заплакать, но не в состоянии выжать из себя ни слезы. И это хорошо. Пусть плачут те, кто сожалеет о своих поступках.
Я — не жалею.
Жизнь — это спектакль, в котором наготу моей души прикрывает ложь.
И меня это устраивает, ведь в этом спектакле до конца доживает лишь тот, кто умеет приспосабливаться.
Глава 26.
Лоренс предлагает вызвать одного из своих водителей, чтобы меня отвезли домой, но я вежливо отказываюсь. Мне нужно побыть в одиночестве, чтобы переварить все то, что произошло в последние двадцать четыре часа, и меньше всего мне хочется ловить на себе осуждающий взгляд человека, осведомленного, что я всю ночь занималась сексом с его боссом. Не то чтобы я думала, что Тони меня осудит, или мне было бы не все равно, просто… не сейчас.
Пока лифт поднимается на этаж, мне не терпится поскорее оказаться дома. Раздеться, постоять под горячим душем, а после расслабиться за книжкой или вздремнуть. Но как только я выхожу из лифта, становится ясно, что этим планам сбыться не суждено.
У двери моей квартиры Ронан. Сидит, прислонившись к стене, и ждет меня. Когда наши глаза встречаются, я понимаю: вот и пришло время держать ответ.
Иду ему навстречу. Он встает. С сердито бьющимся сердцем я игнорирую свою реакцию на него, этот знакомый зуд в пальцах, которым хочется запутаться в растрепанных золотисто-каштановых волосах, обрамляющих его по-мальчишески красивое лицо. Слушай голову, а не сердце, Блэр. Однако, преодолевая разделяющее нас расстояние, я чувствую, как меня начинает душить боль.
