Иду ему навстречу. Он встает. С сердито бьющимся сердцем я игнорирую свою реакцию на него, этот знакомый зуд в пальцах, которым хочется запутаться в растрепанных золотисто-каштановых волосах, обрамляющих его по-мальчишески красивое лицо. Слушай голову, а не сердце, Блэр. Однако, преодолевая разделяющее нас расстояние, я чувствую, как меня начинает душить боль.
— Вот так просто, да? Все кончено — и никаких объяснений, кроме гребаной смс?
Я вызывающе вздергиваю подбородок.
— Я подумала, так будет лучше. Ненавижу сцены.
— Не-а, все не так, Блэр, и ты это знаешь. Просто я подобрался слишком близко, со мной ты впервые почувствовала нечто настоящее, вот и сбежала при первом удобном случае.
— Не льсти себе, — говорю медленно. — Мы просто трахались. И все.
Он мотает головой.
— Чушь. А ты — долбаная трусиха, которая трясется от страха, лишь бы никого к себе не подпустить. Поэтому ты выставила меня вон вместо того, чтобы разобраться со своими чувствами по-взрослому.
От правды больно, и во мне мигом вскипает гнев. Самое смешное, я знаю, что он имеет полное право на меня злиться за то, как я с ним обошлась, но ничего поделать с собой не могу. Стерву лучше не дразнить красной тряпкой. В ответ она способна не просто ранить, но растоптать.
— Ой. Ты что, надеешься задеть меня за живое? Бедняжка Ронан… Похоже, из-за меня тебе и правда хреново, но я ведь предупреждала со мной не связываться. Я сразу сказала, что не гожусь для тебя.
— Да, похоже, я облажался. Думал, за твоим безупречным фасадом есть что-то настоящее, то, что мне нужно, то, чего я хочу всей душой. Теперь я вижу, что ошибался. Ни хера там нет.
— Ты видел то, что придумал себе сам, Ронан. Я никогда перед тобой не притворялась, — напоминаю ему, а сама чуть не плачу, вспоминая, как он смотрел на меня — как ни один мужчина в моей жизни.
— Как можно быть такой красивой и такой бессердечной?
Я издаю горький смешок.
— А вот так. У меня нет сердца. Я убила его. Нам не дано быть вместе, так что выкинь нахер эту идею из головы. Не переживай. Через пару недель ты меня забудешь.
— Забуду тебя? Что ты такое говоришь? — Он запускает руки в волосы, тянет за кончики. — С тех пор, как мы встретились, и дня не проходит, чтобы я о тебе не подумал. Все во мне кричит, болит без тебя, тянется к тебе.
И тут я срываюсь.
— Замолчи! Замолчи! Замолчи!
Поддавшись минутной слабости, я представляю, что будет, если покончить с Лоренсом и попросить Ронана простить меня и дать второй шанс. Да ничего хорошего.
Господи, какая же я дура.
Ясно же, во что оно выльется. Если я откроюсь ему, он одним поцелуем сокрушит мою оборону, и тогда мне конец. Я влюблюсь в него до безумия. Я поверю в то, что у нас есть будущее. Начну думать, что обрела то, что искала всю свою жизнь. Но однажды наступит тот день, когда он посмотрит на меня и ничего не почувствует. Ничего. Свет уйдет из его глаз. Все, что раньше казалось ему прекрасным, станет обыденным. Он осознает, что все это время за красивым фасадом пряталась ничтожная дрянь, и бросит меня, как все остальные. А может это я не выдержу первой. Например, заскучаю с ним — как моя мать с отцом. Или захочу сумочку Chanel, которая окажется ему не по карману — в отличие от кого-нибудь вроде Лоренса. Итог в любом случае будет одинаков и только докажет, насколько я недостойна любви.
Взгляд Ронана впервые смягчается.
— Блэр, не делай этого. Не отказывайся от нас.
— Ты слеп, Ронан, — бормочу я сквозь зубы дрожащим голосом.
— Нет, Блэр. Это ты слепая. Дай мне шанс показать тебе, что я вижу. Дай шанс доказать, что нас связывает нечто особенное.
Пока мы смотрим друг на друга, мою душу и сердце опять начинает разъедать гнев. Его добрые, но острые, как зазубренный нож, слова сделали мне больно. Он сказал правду, жестокую правду, но такова извращенная природа честности. Безболезненной она не бывает.
Я делаю несколько шагов ему навстречу.
Остановившись напротив, замечаю, что Ронан глядит на меня с опаской. Хорошо. Повод для беспокойства у него действительно есть. В моих венах пульсирует адреналин. От кондиционера веет холодком, но меня лихорадит. То, что я готовлюсь сделать, нельзя расценить, как нечто спонтанное. Нет. Все просчитано. Я осознанно собираюсь причинить Ронану боль. Показать, что ситуацией управляю я, а не он. Показать наглядно, какая я дрянь, чтобы раз и навсегда разрушить его возвышенное, но искаженное представление обо мне. Он думает, я слепая? Нет, это он слепой. И сейчас я покажу, насколько.
Я одариваю его самой ослепительной из своих улыбок — той, что заставляет взрослых мужчин терять головы и забывать обо всем, кроме желания засунуть в меня член. Вжимаюсь в него, на задницу сразу ложатся его ладони. Наши тела сливаются; я трусь о его бедра и чувствую, как он набухает, как я сама мгновенно воспламеняюсь.
Кладу руки ему на плечи, тянусь вверх, пока меж нашими губами не остается всего дюйм. Вдыхаю древесный запах его одеколона, слышу тепло его дыхания на губах, вижу на переносице золотистую россыпь веснушек. И самое главное: чувствую, как наше влечение друг к другу обволакивает все пространство пустого коридора.
— Ты говоришь, я слепая, Ронан, но это не так. Я отлично знаю, кто я. А вот ты упорно отказываешься это понять.
И с этими словами я целую его. Жестким поцелуем, которым хочу наказать, поставить его на колени, и поначалу это неплохо мне удается. Наши языки сталкиваются в борьбе за власть. Но как только Ронан отпускает мой зад и ласково берет мои щеки в ладони, я проигрываю. Это он наказывает меня — своей нежностью.
Своей страстью.
Своей красотой.
Своими поцелуями, полными света.
Он прерывает поцелуй первым. Откидывается назад, ладони дрожат от желания и отчаяния.
— Разве ты не чувствуешь, Блэр? Это притяжение между нами, оно не временное. Оно никуда не денется, и ты это знаешь. Ты можешь рассказывать сказки своей голове и даже им верить, но тебе не обмануть свое сердце. Оно всегда знает правду. А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что тебе на меня наплевать. Что ты на самом деле хочешь выгнать меня из своей жизни. Тогда я уйду и никогда больше тебя не побеспокою.
Я молча трясу головой, но он упорствует.
— Скажи мне, чего ты так сильно боишься?
Нет.
— Скажи, Блэр.
Я с усилием отталкиваю его руки, пытаясь проглотить выросший в горле тугой ком. На языке трепещет ложь, но в глазах Ронана светится такая искренность, которая мешает мне его обмануть.
— Тебя, доволен? Тебя! Меня пипец как пугает то, что я чувствую, то, чего начинаю хотеть рядом с тобой. — Мой голос ломается.
— Не надо… Не надо меня бояться.
— Ох, Ронан, ну когда ты поймешь?
— Никогда.
Под его взглядом я касаюсь своих губ, на них еще горит призрак его поцелуя. Его слова резонируют глубоко внутри, с каждой секундой разрушая мою решимость, и в конце концов я ловлю себя на желании им поверить. Словно Гамельнский крысолов и его дудочка, он искушает меня вернуться в точку невозврата. Но я не позволю. Я не могу.
— Неважно. Хочешь узнать обо мне кое-что интересное, Ронан? — спрашиваю, снова приближаясь к нему вплотную.
Он ловит меня за бедра, пальцы больно, до вмятин впиваются в мою плоть. Я целую его шею, а после шепчу:
— Всю прошлую ночь я трахалась с другим. — Целую кадык, он дергается под моими губами. — И не по любви. — Целую за левым ухом, позволив себе лизнуть солоноватую от пота кожу. — Я до сих пор чувствую, как он во мне двигался… на моем языке остался его вкус… ну как, хороший я человек? — Хватаю его за руку и, поместив ее между ног, начинаю тереть себя его пальцами, чувствуя сквозь кружево белья их тепло. — А если я скажу, что и тебе можно иметь меня всю ночь — при условии, если ты сможешь себе это позволить?
Он с силой отталкивает меня, наши руки разъединяются.
— Хватит, Блэр… Хватит.
Я не слушаю, продолжаю. Я хочу открыть ему глаза и развенчать все его иллюзии, чтобы он раз и навсегда понял, кто я на самом деле.
Чудовище.
— Я трахаюсь за деньги, ясно? — Его челюсть напрягается, и я испытываю болезненную радость. Значит, мне удалось-таки его зацепить. — И, откровенно говоря, не похоже, что ты потянешь мой ценник. А теперь, Ронан, спрошу снова. Я тебе нравлюсь? Ты все еще считаешь меня особенной? Все еще думаешь, будто я слепая? А то лично мне кажется, что слепец из нас двоих — ты.
Все. Надеюсь, этим я его заткнула.
Внутри я чувствую себя трупом. Но если бы жизнь во мне еще теплилась, с нею окончательно расправился бы его взгляд. Мне хочется трусливо зажмуриться, чтобы не видеть его осуждение, но я не могу. Когда мужчина на твоих глазах теряет голову от ярости… от ненависти, в этом зрелище есть нечто величественное и извращенно-притягательное. Невозможно отвести взор, даже рискуя оказаться под обломками его гнева.
