Да… – только и смог сказать отец. Он замолчал, осмысливая услышанное.
Нет, вы как хотите, – взяла на себя инициативу мать, – а я звоню Ляле. Она человек в этих делах опытный, она разберется.
Да, – снова сказал отец, игнорируя высказывание супруги. – Можно сказать, что ты родилась в рубашке. Во всяком случае, вчерашний день можешь считать своим вторым днем рождения. Скажи, а почему ты решила, что тот человек, ну, тот, которого ты увидела на фоне пламени, представляет для тебя угрозу?
Н-не знаю, – про Нюточку Анна решила никому не рассказывать. Еще не хватало, чтобы ее сочли сумасшедшей. – В тот момент мне все казалось угрожающим. А как бы ты себя повел, если бы тебя ни с того ни с сего начали таранить на дороге?
Д-да… А ты никого не подрезала случайно? Знаешь, как бывает…
Знаю, знаю. Никого я не подрезала. Ехала, как паинька, со скоростью восемьдесят и даже ни разу не перестроилась, пока этот придурок не начал на меня давить.
Д-да… Наверное, надо сообщить в милицию. – Отец казался растерянным. Его жизненный опыт в такой ситуации оказался бесполезен.
Сейчас Ляля придет, – полным надежды голосом сообщила вернувшаяся на кухню мать.
Ляля, жившая по соседству, не заставила себя долго ждать. Одним своим появлением она сумела вселить оптимизм в души перепуганных родителей. Ляля полгода, как вышла на пенсию и мучалась от вынужденного безделья, не зная, как убить такую уйму свободного времени. К случившемуся с Анной она отнеслась со всей серьезностью человека, знающего толк в подобных вещах. Сначала она выслушала ее рассказ о происшествии, потом долго выспрашивала, уточняла, задавая самые неожиданные вопросы. Особенно ее интересовало – не попадался ли вчера им с Иркой на глаза несколько раз один и тот же человек? Анне даже пришлось позвонить Ирке, чтобы задать этот вопрос. Заинтригованная Ирка принялась было ее расспрашивать, но Анна оборвала ее, пообещав рассказать все позже.
Ты полагаешь, за ними могли следить? – спросил встревоженный отец.
Ну… Сейчас ничего нельзя исключать. По сути дела, информации никакой. Одни эмоции и предположения. Ведь ты даже не можешь твердо сказать, что машина, из-за которой ты вылетела с дороги, этот тот самый джип, подрезавший тебя несколькими минутами ранее? – Ляля посмотрела на Анну. Та утвердительно кивнула головой. – Да и прятаться за фурой тебя никто не вынуждал. Все очень похоже на случайность. Конечно, в милицию с таким рассказом соваться глупо. Но… Я на своем веку повидала столько подобных случайностей…
Что же нам делать? – растерянно спросила мать.
Для начала позвонить в банк. Ты уже аннулировала карточки? – обратилась она к Анне.
Сегодня же суббота, тетя Ляля.
У них и в выходные должна специальная служба работать. Дальше… Пиши заявление о выдаче паспорта в связи с утерей. Я в понедельник с ним схожу и сделаю тебе новый паспорт. Да… Тащи фотографии. Так… Права потом сама восстановишь. В ГАИ в понедельник отца отправишь, пусть он на себя аварию возьмет. А ты, милочка, посиди-ка пока дома. Без моей команды никуда не выходи.
Хорошо, – охотно согласилась Анна, но тут же, вспомнив про Нюточку и ее просьбу, предложила: – А может быть, мне пока куда-нибудь уехать из Москвы?
Может быть, может быть… – Ляля о чем-то глубоко задумалась.
Ляля, Ляля… – задергала ее мать. – Карточки, паспорт – это ладно… Но с Аней-то как? Ты считаешь, что ей угрожает опасность? Что же делать? Ведь надо же что-то делать…
Надо что-то делать… – повторила Ляля, все так же пребывая в состоянии глубокой задумчивости. – Нам бы пару толковых наружников с машиной… – Мечтательно произнесла она. – Но наружников мне не дадут.
Почему? – удивился отец.
Потому, что их гораздо меньше, чем заявок на них, – пояснила Ляля. – И в прежние времена не часто меня баловали, а теперь-то – тем более. Ладно. Попрошу человека у моего бывшего зама. Пусть походит денек за Анной, может, и прояснится что-нибудь. Но… Скорее всего это ничего не даст.
Почему? – снова изумился отец.
Во-первых, потому что злоумышленник, если таковой наличествует, вовсе не обязательно повторит попытку в тот день, когда мы его соберемся вычислять. А больше, чем на день, да что там на день… На пару-тройку часов. На большее время бывший зам мне человека не даст.
А во-вторых?
Во-вторых, далеко не факт, что порученную ему работу этот человек сделает хорошо. Разве ты не заметил, что работать добросовестно нынче не в моде?
Ну да, – нехотя согласился отец. – У нашей милиции низкая зарплата, плохое оснащение…
При чем тут это, – с досадой махнула рукой Ляля. – Ты, прямо, как мой зам. Он как-то, еще будучи майором, заявил: «С такой зарплатой с нас вообще никакой работы нельзя требовать. Вон, у меня соседка проституткой работает. С каждого клиента по сто баксов имеет. А сколько у нее таких за день… А я, майор милиции, собственной шкурой рискую, а получаю копейки». Я ему тогда ответила: «Что же ты не идешь в проститутки? Иди. Бери с каждого клиента по сто баксов. Пусть тебя имеют во все…»
Ляля! – перебила ее мать. – Ну не при ребенке же…
Хм-м, – хмыкнула Ляля. – Это Анна что ль ребенок? Ладно. Ну вот. Я ему говорю: «Государство считает, что майор милиции должен получать вот столько. И не наше с тобой дело митинговать и торговаться. Не нравится зарплата – уходи. А раз ты сидишь на этом месте, то будь добр, работай на совесть». В свое время, когда я еще только пришла в милицию, наставник мой, Кузьмич, честнейший человек, царство ему небесное, говаривал: «Дело надо делать хорошо, а плохо само получится». – Она перевела дух. – Ты не думай… Это я не про милицию. Это я про всех. Исчезла… Исчезла куда-то этика труда. Нынче вот даешь задание человеку, объясняешь, что ему нужно сделать, а у него в глазах не понимание светится, а цифирки прыгают, как в окошке кассового аппарата.
А как же ты хотела, дорогой мой товарищ полковник? – Тон отца сразу же стал таким, как будто ему приходится вновь растолковывать нерадивым студентам непонятые ими азбучные истины. – За работу надо платить. Прошли те времена, когда люди задарма работали. Мы теперь живем в рыночном обществе…
Ой, только не надо… – Ляля скривилась, как от зубной боли. – Задарма вы работали… Я тебя умоляю… Во всяком случае, мой жизненный опыт свидетельствует о следующем: если человек умеет и хочет работать, он будет работать за любые деньги, а если он не умеет и не хочет работать, то хоть озолоти его, он работать не будет. А сегодня, тем более… Все только и глядят, как бы кусок пожирней ухватить.
Здесь, Лялечка, ты не оригинальна, – улыбаясь, сказал отец. – Еще фараон Хеопс жаловался на то, что молодежь-де нынче не та пошла.
А я не о молодежи, – жестко сказала Ляля. – Зачем на них чужие грехи вешать? У них, – она ткнула пальцем в сторону Анны, – и своих грехов предостаточно, за которые им придется отвечать перед Богом. Я говорю о нас с тобой. О нашем поколении. Ведь это мы первые задали вопрос: «А что я с этого буду иметь?»
А что ты… – начал было отец, но мать, укоризненно глянув на него, строго приказала:
Замолчи, ради бога, – и тут же сменила тон на просительный: – Лялечка, милая, я тебя прошу, давай по делу, а?
По делу, так по делу, – охотно согласилась Ляля. – Сидим дома, никуда не выходим. В понедельник зайду, сообщу, когда можно выходить. Пригласишь на прогулку еще кого-нибудь. Вот хотя бы Ирку ту же самую, чтобы лишних людей не привлекать. Быть все время на людях, не уединяться. Ну, подробные инструкции я тебе дам в понедельник. Да… Еще кое-что. Никого не принимать, кроме меня, разумеется. По телефону – ни с кем ни-ни. Мобильники лучше пока вообще выключить и засунуть подальше.
А мобильник остался там же, где и паспорт.
Ну, да ладно.
Ляля ушла к себе. Остаток уик-энда прошел без особых приключений, если не считать телефонного звонка. Звонивший посоветовал держать Анну дома… Родители перепугались окончательно, мать тут же убежала к Ляле – советоваться.
Но время шло своим чередом, и понедельник наступил точно в установленный для него срок. Мать, как всегда опаздывая, умчалась в свою библиотеку, а отец отправился принимать экзамен у студентов. Перед уходом они разбудили Анну и в течение получаса, нервничая и перебивая друг друга, давали советы и наставления; частью банальные и наивные, частью нелепые и взаимоисключающие.
Хлопнула дверь, и в квартире воцарилась тишина. Анна, довольная тем, что наконец-то ее оставили в покое, попробовала снова уснуть, но сна как ни бывало. Она опустила руку вниз, пошарила под диваном и извлекла оттуда трубку радиотелефона.
Ирка, привет! – поприветствовала она лучшую и единственную подругу.
Привет, подруга. Так ты расскажешь, в конце концов, что там у тебя приключилось? – Иркин голос с трудом пробивался через какие—то посторонние шумы и помехи.
Ты что сидишь на дне самого глубокого в мире колодца?
