Лаврентий перевернулся на живот, вытянул задние лапы и подпер голову передними. Хвост он задрал вверх восклицательным знаком.
— Хм… — растерялась я. — А Вы уверены, Лаврентий Палыч, что противник не выдаст себя неосторожным движением или голосом? Если внимательно присмотреться, то всегда можно отличить друга от врага.
— Ах, молодость, молодость… — покачал он головой. — Как все кажется просто и логично в Вашем возрасте! Вы забываете об иллюзорности трехмерного пространства. Тот, кто владеет тайной оптического обмана, кто подчинил себе мираж фокуса, тот и диктует правила турнирного боя. Позвольте проиллюстрировать мою мысль на примере одного стихотворения уже упоминавшегося однажды поэта, — Лаврентий взбил облако, как подушку, вальяжно развалился на нем в позе тучного этруска и, дирижируя себе передней лапой, начал:
— Гаснет свет. Окончен бал…
Человек ботинки снял.Снял цилиндр, фрак, животОн ему немного жмет.Отцепил свои часы,Уши, бороду, усы.И улыбку до ушейСпрятал в ящик от мышей.Снял копну густых волос.Положил на полку нос.И, вздыхая, лег в кровать…Завтра снова надевать!
Кот подмигнул мне одним глазом, наклонился к краю облака и сделал лапой движение гребца. Белая подушка поплыла плоскодонкой по волнам невидимого потока. Течение подхватило воздушный плот и резво унесло его прочь из моего поля зрения.
— Куда же Вы, товарищ Берия? — растерянно промямлила я, наблюдая стремительное исчезновение плавсредства.
Тут Вселенская тьма опять окутала меня шелковым коконом, и маленький осколок времени засосало в космический пылесос.
Глава 17
— Где я? — поинтересовалась я у Тьмы, особо не рассчитывая на ответ.
— В гостях у покойного Куприяна, — ответила Тьма Любашиным голосом.
— Что, уже на кладбище? — ужаснулась я.
— Нет еще, но скоро там будем, — порадовал меня Голос.
Моя душа прислушалась к своим ощущениям и была вынуждена признать, что не чувствует давящей духоты могилы. Вокруг было просторно. Запахи процессов гниения не портили окружающую среду, и мерзкие черви не приступили к своему пиршеству. Видимо, телесную оболочку уже кремировали, а душа была еще не в курсе событий и беседовала с другими ангелами.
— Вот и верь после этого людям, — проворчала я. — Где обещанный туннель, яркий свет, музыка?
— Зачем тебе свет? Ты что, собираешься здесь книжки читать? — ехидно поинтересовался мой невидимый собеседник.
— Действительно, — согласилась я, ощущая грусть и неземную мудрость. Теперь это не имеет никакого значения. Земные знания нам уже ни к чему. Отныне наш удел — бороздить безбрежный океан Космоса и наблюдать людскую суету с философским спокойствием. Жаль, что здесь так пусто и темно. Я представляла себе это несколько иначе. Ну, скажем, комфортабельные облака, ровный климат, элегантное одеяние, сияние нимба над головой… Вот и крылья подсунули какие-то неудобные, третьесортные, — пожаловалась я, чувствуя в районе лопаток жесткую ребристость.
Рядом послышалось непонятное хрюканье, всхлипы, тонкое повизгивание и возгласы: «Ой, мамочки, держите меня…». Потом все это переросло в гомерический хохот и закончилось икотой. Ну, надо же, какая у Любаши неунывающая душа! Даже после смерти она пребывала в хорошем настроении.
— Так ты думаешь, что мы в раю? — давился смехом Голос. — Что мы ангелы?
— А-а! — окатило меня волной ужаса. — Ну, конечно, как я могла помыслить об этом! Грехи наши тяжки…
Я тяжело задумалась, припоминая все свои прегрешения, начиная с тайком съеденной конфеты в четырехлетнем возрасте, и заканчивая переходом улицы в неположенном месте на красный свет светофора в зрелые годы. И гореть мне отныне мотыльком в Геенне Огненной! Да, это заслуженная кара! Если бы не гордыня, я бы сразу поняла, где нахожусь. В темноте пахло сыростью, не полностью сгоревшим газом и нежилым помещением. С разных сторон доносились до меня булькающие и журчащие звуки. Что-то гудело с трансформаторной монотонностью и дышало влажным паром.
— Так-так, Круг первый — некрещеные младенцы. Нет, не подходит. Не та возрастная категория… Круг второй — сладострастники. Ну, это они хватанули!.. Круг третий — чревоугодники. Уже ближе, но только по праздникам… Круг четвертый — скупцы и расточители. Это вряд ли… Круг пятый — гневные. Тоже не похоже… Круг шестой — еретики. Совсем не в ту сторону…
— Что ты там бормочешь? — поинтересовался хихикающий Голос.
— Не мешай, — отмахнулась я. — Вспоминаю классификацию Адовых кругов по Данте… Круг седьмой — тираны, убийцы, разбойники — в первом поясе, самоубийцы и моты — второй пояс, богохульники и содомиты — в третьем поясе. Фу, гадость какая!.. Круг восьмой — сводники и обольстители, льстецы и прорицатели, мздоимцы и лицемеры, воры и лукавые советчики, зачинщики раздора, поддельщики металлов, денег и слов… Ну, разве что поддельщиков слов нам можно инкриминировать, да и то с большим натягом… Круг девятый предатели родных, предатели родины и единомышленников, предатели друзей и сотрапезников, предатели благодетелей, и, наконец, предатели величества божеского и человеческого. Это отметаю категорически… Ерунда какая-то!.. Мы не проходим ни по одной статье! Нас некуда приткнуть! И куда подевался Харон? Лодку латает? Прохудилась что ли? Черти что! И у Люцифера в доме уже нет никакого порядка!.. И где врата Ада?! Только не говори мне, что их поставили на капитальный ремонт!
— Прекрати сейчас же! — всхлипнул Голос и опять закатился смехом.
Минут пять я слушала стоны, всхрапы, вой и истерический хохот. Печально было сознавать, что несчастная Любашина душа лишилась последнего разума. Видимо, страшные испытания выпали на ее долю в Преисподней. А может быть, мы с ней обе обезумели, и нас приняли в отряд молодых бесенят?! Ну, конечно, как еще объяснить отсутствие котлов, кипящей смолы и раскаленных сковородок! Раз мы не грешницы, значит, мы черти на стажировке.
— Ты не знаешь, — поинтересовалась я. — Почему, когда отрастают рога и хвост, то в голове стоит звон, во рту противный привкус, ломота в теле и очень хочется пить?
— Ой, не могу больше!.. — простонал Голос и перешел на изможденные хрипы.
— Ты можешь мне по-человечески объяснить, — обиделась я. — Как мы сюда попали, куда подевались все черти, почему мы тут сидим в одиночестве и где мой трезубец?
— Отвечаю по порядку, — взял себя в руки веселый Голос. — Тебя сюда принес на плече какой-то бугай и сбросил на пол, как мешок с картошкой. Чем-то они тебя усыпили… Лично мы с Виктором приехали в загородный дом Куприяна по собственной воле. Тут-то нас и ждали! Мешок на голову, руки за спину и сюда, в подвал… Все черти наверху… А в одиночестве сидим, потому что Виктора в другую сторону поволокли и куда его кинули, мне не ведомо, тут Голос шмыгнул носом и трубно высморкался. — Насчет трезубца ничего сказать не могу. Но, когда тебя сюда притащили, никакой вилки при тебе, точно, не было.
— А-а! — озарило меня. — Так мы живы?!
Я несмело пошарила рукой и удостоверилась, что дубленка с моим телом внутри — на месте. Рога на макушке и хвост в положенном месте — не прощупывались. Попутно выяснилось, что лежу я на бетонном полу, а под головой у меня что-то мягкое, похожее на Любашину куртку. Прилив храбрости позволил мне приоткрыть глаз и оглядеться.
Мы находились внутри полутемного бетонного куба. Под потолком имелось вентиляционное отверстие, забранное решеткой, через него в темницу проникал электрический свет. Любашина душа, облаченная в телесную оболочку, обнаружилась рядом. Она сидела на деревянном ящике из-под стеклотары. Нас окружали водонагревательные аппараты и цистерны, а вдоль бетонных стен тянулись трубы разнообразного калибра. Местом нашего заточения оказалась бойлерная. С каждым разом тюремные условия становились все более гуманными и комфортабельными. Мне было тепло и запахи не вызывали реакцию отторжения. Если так пойдет и дальше, то, в конце концов, мы сможем рассчитывать на башню слоновой кости.
— Так мы опять в плену?! — обрадовалась я. — Вот счастье! И давно мы здесь?
— По мне, так сто лет, — разом погрустнела моя подруга. — А главное, неизвестно, чего хотят похитители. И сумку у меня конфисковали вместе с мобильником… Прошлый раз в Малаховке не в пример лучше было. Я уже прикидывала, выпиливать здесь нечего — дверь железная, и подкоп не получится — кругом бетон. Необходим принципиально новый подход к решению проблемы. Что будем делать?
— Песни петь, — буркнула я, понимая, что теперь мы попали к серьезным людям.
Любаша поняла меня буквально и затянула во всю мощь своих легких: «Степь да степь кругом, путь далек лежит, в том краю глухом умирал ямщик». Получалось красиво. Ее голос отражался от бетонных стен, резонировал от труб и приобретал мягкие полутона. Я подхватила слова, но, лежа, петь было неудобно. Пришлось сесть. В голове все еще гудел набат, и чувствовалась сухость во рту, однако, тошнота прекратилась. Песню мы закончили профессиональным дуэтом. Еще несколько репетиций, и мы смело можем давать концерты на тюремных подмостках.
