– А куда едем? – поинтересовался Джио, уплетая странное месиво из пластиковой банки. Еду, которой его угостил Халиль, он брал прямо пальцами.
– Не знаю, – пожал плечами Халиль. – Какая мне разница? Я никуда не еду, это поезд едет. А я в нём живу.
– И что, не гонят?
Халиль скривил лицо и, перестав жевать, махнул рукой.
– Как же не гонят, гонят. Но я не гордый: из одного вагона в другой перехожу. Я их систему хорошо изучил. Почти в любом составе можно порожний вагон найти. Тут особые метки стоят, я по ним и нахожу, что требуется. А порожний вагон – кому он нужен? Его и проверять-то никто не будет. Только перед загрузкой надо вовремя смыться.
– А как сюда попал?
Халиль замолчал. Надолго замолчал. Джио уже решил, что разговор окончен, но через пару минут Халиль поднял глаза и заговорил снова. Только в глазах его что-то изменилось. Сильно изменилось, нехорошо как-то.
– Я машинистом раньше был. В Мюнхене работал, на султана. Знаешь, «поплавки», «синдин» и прочая дрянь.
– Тритонов ловили?
Халиль вздохнул и уставился в темноту за спиной Джио. Судя по всему, он вспоминал. Джио тоже было, что вспомнить. Да и с «поплавками» и «синдином» он был знаком не понаслышке.
– Ловили, – как-то совсем уж безрадостно произнес Халиль. – Мы Сорок Два искали. Султан хотел его… – Мужчина провел ребром ладони по горлу.
– И не поймали, – пробормотал Джио.
– Отчего же, – тихо возразил Халиль и резко сменил тему. – Мой отец тоже… машинистом был.
От Джио не ускользнула пауза, которую сделал собеседник.
– И что с ним случилось?
– Пропал. Ушел в Сеть, ломщика ловить – коллеги говорили, кого-то из Великих, – и не вернулся. Он еще двенадцать лет прожил потом. Овощем – ходил под себя, жрал, когда видел еду. Глаза в одну точку смотрят и не видят ничего. Я навсегда этот взгляд запомнил. Обратная сторона Цифры… А ты?
– Мой отец был биохимиком, – сказал Джио.
Почему-то слова Халиля задели его. Разбередили старые раны, которые, казалось, давно уже затянулись.
– Он в корпорации работал. Не важно в какой. Большой ученый, надежда верхолазов. Он надежды эти оправдывал. Почти всегда, кроме одного случая. Я тогда в университете учился, тоже биохимиком стать думал. Отец много чего хорошего изобрел. Он никогда не ошибался, его проекты всегда были успешны.
– Кроме одного случая?
– Да. Кроме одного случая… Его команда работала над каким-то усилителем вкуса для пищевых фабрикаторов. Рекламный ход. Если б ты знал, сколько всякой дряни здесь. – Джио показал ладонью на опустевший пластиковый стаканчик, из которого ел угощение Халиля. – Коммерческий продукт. Люди покупают то, что им нравится. А нравится им то, что биохимикам, вроде моего отца, удалось сделать привлекательным. И вкус здесь играет далеко не первую роль.
Халиль, еще не доевший свою порцию, махнул рукой и продолжил трапезу. В его положении задумываться о составе еды не имело смысла, главное, чтобы было чем наполнить брюхо.
– В общем, когда новое вещество ввели в состав некоторых блюд фабрикатора, маркетологи корпорации не успевали подсчитывать грядущие прибыли. А на следующий день появились первые сообщения о смертях. Двое или трое суток не догадывались поискать связь между массовыми случаями странных отравлений и новой добавкой, разработанной моим отцом. Потом эту связь установили. Но дело замяли – у корпораций много денег, им не нужна плохая реклама. А отец…
Халиль кивал, как будто и сам участвовал в этой истории, теперь вспоминая её.
– Твой отец сделал вид, что ничего не произошло, – предположил он. Слишком уверенно предположил.
– Да, именно так. Он продолжил работать, будто ничего не случилось. У него даже выражение лица не изменилось. Для него биохимия – это соединения в пробирках, а не живые люди, которые это всё едят. Ему было плевать на людей. Он гордился научными достижениями, а отравления – досадный побочный эффект, убравший его гениальное изобретение с рынка. Вот что его расстроило, а не гибель людей. Эту добавку мог съесть кто угодно, например, я с матерью. А ему и это было все равно, для него во главе угла была формула.
Повисла тишина. Было слышно лишь, как сцепки вагонов стучат одна о другую, да шорох ступиц под полом.
– Знаешь, – сказал, наконец, Джио, – мне иногда кажется, что он специально сделал тогда так, что он знал о смертоносных свойствах добавки. Ему хотелось посмотреть, что из всего этого получится. Спортивный интерес, как…
– Перестань!
Халиль резко швырнул свой стаканчик с остатками еды. Он попал в фонарик, тот упал, и людей снова накрыл полумрак, высветив на грязной облезлой стене вагона яркое пятно.
– Нет, я на самом деле…
– Перестань! – еще громче крикнул Халиль. – А сам-то ты что?
Да, а сам он что? Что он сделал в жизни, чтобы теперь можно было об этом рассказать? Если не с гордостью, то хотя бы без сожалений и чувства неловкости.
Джио пожал плечами, потом приподнялся и поставил фонарь на место. Тусклый призрачный свет вернулся в их пространство.
– Я не стал биохимиком, – после недолгого раздумья ответил он.
Именно так. Он не стал. Не сделал. Правда, шанс у него еще есть. Нужно лишь правильно им воспользоваться.
– Я когда попал в аналитический центр – в тот, где потом и работал до самой Катастрофы, – мы разные вещи искали в сети. Не просто искали, просматривая новостные каналы или блоги. Так обычные люди делают – интересно, но информации, по существу, ноль. Даже меньше, чем ноль: информация настолько искажается и перекручивается, что найти правду простому пользователю сети невозможно. Но есть методы. Мы их и применяли, искали истину в водовороте вымыслов. Часто находили, султан оставался доволен. Так вот, когда я только начал работу, мы изучали деятельность некоторых корпораций. Они…
Вагон резко дернулся, под полом что-то пронзительно заскрипело так, что заклокотало где-то в середине груди. Поезд начал быстро сбавлять ход, тормозя толчками. Фонарь полетел на пол, по стенам запрыгало тусклое световое пятно от светодиодной лампы. Потом пропало и оно.
– Что случилось? – хватаясь в темноте за что придется, спросил Джио.
– Не знаю. Наверное, остановка какая-то. Это же товарный состав, заботиться о плавном торможении большой нужды нет. Чай, не бомбы везет.
– Он всегда так останавливается?
– Нет, но бывает. Возможно, какая-нибудь внеплановая проверка.
– Проверка чего?
– Состава. Груза. Откуда мне знать?
Поезд дернулся несколько раз, будто бился о какое-то препятствие, отодвигая его каждый раз, и остановился окончательно. Стало тихо. Совсем тихо – Джио прекрасно слышал, как в паре метров от него сопел Халиль. А потом снаружи что-то зашуршало. Сначала изредка, а после всё чаще и чаще.
– Что это? – шёпотом спросил Джио.
– Дождь пошел, – прошептал в ответ Халиль.
– Что теперь будет?
– Подожди.
Халиль поднялся и подошел к двери. Они закрепили сбитый замок куском ржавой проволоки, но небольшой – сантиметра три – зазор остался. Сквозь щель внутрь просачивался тусклый, как будто припорошенный пылью свет. Узкая голубоватая полоска высветила глаз Халиля.
– Что там?
– Нет никого. Не видно ничего – дождь стеной стоит.
– Может, станция какая?
– Нет. Ничего нет, рельсы и деревья кругом. Не станция. И тихо очень.
– Мало ли… – громко, оставив глупое шептание, начал Джио, но Халиль оборвал его на полуслове, подняв вверх руку. Джио видел только указательный палец, выхваченный из тьмы светом, льющимся снаружи.
Кстати, непонятно, откуда свет. Луны там быть не может – дождь же идет. Станции нет – значит, нет и фонарей. Тогда откуда это голубоватое свечение?
– Там что-нибудь движется? – спросил Джио.
Мысль еще не сформировалась, но он был уверен, что задал правильный вопрос. Откуда свечение?
– Нет. Хотя… – Халиль немного повернулся, видимо, чтобы лучше рассмотреть что-то впереди, там, где был локомотив. – По-моему, это мы медленно катимся.
– А свет?
– Там что-то светится. Впереди. Даже не светится, мерцает как-то.
Чёрт бы тебя побрал, Халиль! Или кто там тебя должен побирать – Шайтан? Ты же машинист, неужели никогда не видел работу наноскопа в темноте?
Днем или в хорошо освещенных помещениях это незаметно. Даже при самом тусклом освещении не углядеть. А в кромешной тьме поле, с помощью которого полицейский прибор открывает почти любые потаенные уголки, дает слабый мерцающий голубоватый отсвет. Вот что светилось снаружи – большой стационарный наноскоп, сквозь который пропускали состав!
– Там нет полиции? – спросил Джио.
Он уже всё понял. Это опять они. Это снова за ним. Они никогда не отстанут, не отпустят, пока не получат то, что хотят. То, ради чего он лишился всего, ради чего уничтожил всё, что было ему так дорого. Наверное, это плата за промахи отца – сам отец дожил до глубокой старости и жил бы и дальше. Если бы во время толчков четыре года назад не рухнул корпоративный небоскреб, в котором он в тот момент работал.
