Ник усмехнулся собственным мыслям. В то, что Тео мог оказаться агентом Кауфмана, он не верил. Он лично проверял своего нового специалиста по «особым поручениям» – грешки за ним водились, но на связи с Москвой не было и намеков. Тео, собственно, и не бывал-то в Москве никогда. Хотя это не помешало бы… Чушь!
– Мельхиор, зайдите ко мне! – Начальник машинистов откликнулся на вызов по «балалайке» мгновенно.
Через три минуты он сидел за столом, наблюдая за раскрашенными в зеленый цвет точками наукомовских спутников.
В ведомстве Циммермана начали атаку на защиту спутниковой сети ровно через полтора часа после того, как Моратти отдал команду. Здесь привыкли выполнять приказы президента СБА. Моратти не стал отменять начало операции. Сказать по правде, во всей суматохе, связанной с проверкой и изучением данных по странному происшествию возле крейсера «Искандер» (теперь уже не существующего), он попросту забыл о том, что Циммерман должен начать взлом после того, как по Кольскому полуострову будет нанесен тактический ядерный удар.
Машинисты начали атаку без предварительной артподготовки. Циммерман молчал, значит, всё идет по плану.
– Что вы нашли, Мельхиор?
– Пока мы добрались только до активной защиты, – сообщил главный машинист Цюриха. – Нам удалось пробить брешь в программной начинке спутников. Ваша идея с микроботами действительно блестяща – одними сетевыми методами мы вряд ли чего-нибудь добились бы.
– Мы все делаем общее дело, – сказал Моратти. Хотя слова Циммермана несомненно грели душу. Он всё сделал правильно, он увидел закономерности и сумел ими воспользоваться.
– Почти половина спутников северной группировки «Науком» на сегодняшний день под нашим контролем. Мы стараемся не проявлять себя. Работаем только виртуально.
– Правильно. Спутники нам не нужны. Нам нужно то, что они контролируют. Всем нужна Станция. И мы её дадим людям.
Моратти запнулся, глядя на оторвавшего взор от голограммы в центре стола Циммермана. Слова, пожалуй, прозвучали слишком пафосно. Ник знал, что хотел сказать, но Мельхиор, похоже, понял все по-своему – он решил, что шеф задумал сделаться всемирным героем, этаким новым Прометеем, несущим людям Новую энергию. Не дождутся! Он принесет людям энергию, но будет лично следить за её распределением.
– Вы уверены, что это вход в сеть Станции? – понизив голос, спросил Моратти.
– Нет. Для того, чтобы точно знать, куда мы прорываемся, сначала нужно туда попасть. Вы же знаете, точные данные по сети Станции неизвестны. Сами москвичи распускают упорные слухи о том, что внутрь этой сети вообще нельзя попасть извне.
– Ерунда, – словно от назойливой мухи, Ник отмахнулся от слов главного машиниста. – Мёртвый в Москве. Но ведь он как-то общается с теми, кто на Станции. И там, на самой Станции, на Тринадцатом полигоне «Науком», будь он неладен, нужна информация. Они собираются управлять миром – как будут они это делать, не имея связи?
Циммерман закашлялся. Будто подавился. Может, и на самом деле подавился, кто его знает?
Моратти и сам понимал, что если бы те, кто забаррикадировался на полигоне № 13, собирались управлять миром, они давно бы уже это сделали. В открытую, не стесняясь. Только пальцем поманить, показав путь к генераторам Новой энергии, и люди выстроятся в очередь, оспаривая право быть первым на пути в рабство. Но этого не произошло. А Мёртвый и вовсе – сидел в своей Москве и никак не проявлял себя. Ник заметил, что с силой сжал кулаки, даже костяшки пальцев побелели.
Но они всё равно что-то делали. Ник не мог понять, что, но тот факт, что люди Мёртвого тихой сапой, исподволь захватывают мир, не подлежал сомнению. Они никого не звали в рабство и энергией не делились. Но щупальца многоногого спрута под названием «Науком» протягивались над этим миром все дальше и дальше. И не стоило забывать о россказнях Мёртвого о мирах иных. Чуть ли не загробных. Только рая там никто не обещал. И пускали туда не всех.
– Ваши действия заметили в «Науком»? – спросил Моратти.
– Реакции нет. Я не могу ручаться – все-таки система их сети слишком хороша, – но явных признаков вмешательства машинистов «Науком» я не вижу.
– Странно.
Это действительно было странно. Конечно, можно уповать на то, что люди Циммермана работают чисто и аккуратно. Но не стоило забывать, что минутой раньше сказал сам Мельхиор: система «Науком» слишком хороша, переиграть их машинистов очень и очень трудно.
– Мы уперлись в стену. Пока мои ребята не могут нащупать слабые места в активной защите. Мы стараемся работать тихо, но вряд ли удастся сохранять тишину долго.
– Считаете, пришло время подключать наши особые силы?
Циммерман пожал плечами. Движение вышло робким и неуверенным. Моратти знал, что этих самых особых сил Мельхиор побаивался. И не только он. Сам Ник опасался применять их. Но это совершенно не значит, что он не решится использовать их в действии. Решительности Нику было не занимать, иначе он не был бы президентом СБА. Иначе он давно бы сдался – многие сдались бы при виде того, что увидел Моратти, когда поднялся из бункера под Замком Ван Глоссинга на поверхность.
– Как только мы начнем активные действия, скрыть свое присутствие мы не сможем, – сказал Циммерман.
– Хорошо, даю вам еще сутки на… исследования наукомовских программ. Завтра в полдень доложите мне о состоянии дел. И держите руку на пульсе: я не хочу, чтобы мы пропустили момент, когда машинисты «Науком» начнут ответные действия.
– Я ночую в машинном зале, – скромно сообщил Циммерман.
– Меня совершенно не интересует, где вы ночуете, Мельхиор. Можете спать хоть в президентском люксе «Секвойи». Главное, не пропустите ответные действия москвичей.
Начальник машинистов ушел, оставив Моратти наедине со своими мыслями. Значит, спустя сутки предстоит пустить в действие то, что создано по инициативе Ника пару лет назад. Его особый отряд.
Мысль сделать это посетила голову Ника еще до Катастрофы. Стефан Дрогас – предшественник Теодора Бигглса на посту заместителя по особым поручениям – приложил массу усилий, чтобы добыть для своего босса секрет производства «синдина». И его производителей. Но всё оказалось тщетно. Нет, Дрогас – вечная ему память – не подвел, этот сукин сын всё сделал правильно. Не получилось переиграть ребят из Мутабор. Ник всегда знал, что «синдином» заправляют храмовники.
Потом ублюдок Сорок Два доказал это, каким-то чудом заполучив один «глаз», плачущий синдиновыми слезами. Тритоны смогли повторить технологию храмовников; она оказалась довольно проста. Казалось бы, еще один шаг – и всё было бы так, как задумывал Ник Моратти. Если бы среди этих бритоголовых придурков не оказалось предателя, который слил секрет приготовления «синдина» в Сеть и не уничтожил бы самого «цифрового пророка». Понятно, что Сорок Два не собирался делиться секретом. Только Сорок Два – это не храмовники, прижать его к ногтю рано или поздно удалось бы.
Но то, что не удалось сделать с миром, получилось устроить в своем Анклаве. Теперь Цюрих был зоной, свободной от страшного зелья храмовников, поразившего планету. И монополия на производство «синдина» принадлежала СБА, а значит, лично Нику Моратти.
Любые попытки наладить производство или сбыт «синдина» в Анклаве жестоко пресекались безами. Тогда, три года назад, Ник лично отдал приказ не церемониться с теми, кто не только распространяет, но даже просто пользуется тритонским зельем. Укололся «синдином», значит, потенциальный тритон.
Все разговоры и сомнения в решительности президента СБА закончились после того, как безы расстреляли прямо в фешенебельном ресторане сына Ганса Шиммера – не самого крупного, но все-таки верхолаза. Толстяк был не просто под кайфом. Он демонстративно загнал себе в вену еще одну дозу «синдина» прямо на глазах патруля СБА, отказавшись выполнять требования. Командир патруля связался с начальством; руководитель принял правильное решение: вызов перевели лично на Моратти. Наверное, патрульный без наложил в штаны. Но приказ выполнил – Шиммера размазали по стенке автоматной очередью. Потом позвали репортеров. Чтобы все знали, чем заканчивается несоблюдение законов в Анклаве Цюрих. Для кого угодно – верхолазы не исключение.
Конечно, у Ника имелся туз в рукаве – скорее всего, сынок верхолаза со съехавшими с катушек от передоза «синдина» мозгами не знал, что его папаша Ганс два дня как лишился практически всего состояния. А его корпорация продолжала существовать только благодаря личным усилиям Ника Моратти. То есть, по сути, принадлежала СБА.
В кабинете Моратти – тогда во временном кабинете, организованном в одном из номеров уцелевшего во время толчков отеля – Ганс рыдал, выламывал себе руки, но ни слова не сказал против решения президента СБА.
