Эббот был закаленным политическим бойцом. Маски — главное оружие защиты и нападения. Даже если он был смущен или о чем-то сожалел — по лицу не прочесть. И Элис поняла, что он прилетел бог знает откуда только лишь из-за этой конфронтации. Ради Кавендиша он пересек экватор. Атаковав из засады, она сама попала в ловушку. «Они знали, что я приду».
— Наша первостепенная задача — остановить чуму, — начал Эббот. — Цивилизация на краю гибели.
Она с трудом собралась с силами для новой атаки.
— Да, в этом ты прав. Цивилизация умирает. Прямо здесь, в этих лабораториях. Сначала ты санкционировал создание клонов человека. Теперь, как я поняла, на них испытывают новый вирус.
— Необходимый этап, — сказал Кавендиш. — Эпидемиологи начали эти исследования уже несколько месяцев назад.
Месяцев? Голдинг потеряла дар речи. Она впервые заподозрила, что над людьми проводятся опыты, еще в ноябре, когда Миранда упомянула о костях «Года зеро». До сегодняшнего утра, когда она позвонила ни свет ни заря, Голдинг считала, что от этой идеи отказались. Миранда была вне себя от горя. Один из ее клонов умер. Она сама узнала об этом только вчера.
— Технология проверенная, — сказал Кавендиш. — Клонов выводить дешево. Несколько сотен долларов на химические препараты и ферменты. Пара сотен человеко-часов плюс жилье и питание. К тому же их можно делать на заказ для различных иммунологических реакций. В некоторых случаях требуется подавление иммунитета. Лаборатории заказывают, что им нужно. Мы их обеспечиваем.
— Люд и в рол и подопытных кроликов, — сказала Голдинг.
Она была ветераном войн с раком и СПИДом. Ей было хорошо известно, как сильно искушение проводить опыты на живых людях. Но никто прежде не осмеливался переступить эту черту с реальными клонами.
— Элис, — сказал Эббот. — Эта дрянь распространяется быстрее, чем нам удается понять ее. Дальнейшее существование человечества зависит от того, что мы делаем здесь, даже если в процесс вовлечены человеческие суррогаты.
— Люди, — подчеркнула Голдинг.
— Во всяком случае, — заметил Кавендиш, — мы используем только мертвых. Это облегчает нашим сотрудникам проведение экспериментов. Вы, знаете ли, не единственная здесь такая совестливая. Мы обсуждали вопрос об использовании реальных людей. Заключенных, ожидающих казни, или платных волонтеров. Однако очень немногие из наших сотрудников готовы к этому. И помимо этического аспекта будет нарушен режим секретности. Кто-то вне стен лаборатории что-то услышит, начнется паника… А мертвые забыты. Похоронены. Никому до них дела нет. И наконец, каждый из клонов прожил свою жизнь от и до. Можно сказать, что они завершили свой природный цикл.
— Почему нельзя было взять клетки кожи у работников лабораторий? — спросила она. — Почему, наконец, не использовать собственный клон?
Это не меняло сути спора ни на йоту, но ей необходимо было выиграть время, найти брешь.
— Пытались. Отношения становились слишком личными, — сказал Кавендиш. — Штатные сотрудники чересчур привязывались к своим вторым «я». Это словно делать операцию самому себе перед зеркалом. Мучительная, душераздирающая процедура. Не зря ведь врачи не оперируют своих родственников. Не доверяют собственной объективности. В итоге мы решили собирать генетический материал неизвестных умерших людей.
— Жизнь! — раздраженно воскликнула она. — Ее приносят в жертву в этих стенах.
Кавендиш с Эбботом переглянулись.
— Элис, время крутых перемен вынуждает нас к кардинальным решениям, — сказал Эббот. — На опыты над животными времени просто нет, как нет надежды на компьютерные модели, которые могут не сработать. Мы должны действовать быстро. Перспективу имеют лишь опыты над людьми. Они умирают ради того, чтобы остались жить мы.
— Они? — Голдинг почувствовала, будто ее опутывают вопросительные знаки. Миранда рассказала о смерти только одного клона. Выходит, были еще. — Мне нужны цифры, — потребовала она.
— А о скольких вам рассказала Миранда? — спросил Кавендиш.
Он знал, что у нее сведения от Миранды. Это означало только одно: за ней следили. И прослушивали телефон.
— Ты посмел втянуть в это Миранду! — Она обратила свою ярость на Эббота. — С кем ты, Пол? Во что ты ввергнул свою дочь?
Эббот поморщился:
— Она сама хотела участвовать в процессе.
— Только не в таком. Сколько умерло? — спросила она.
— Тридцать восемь, — ответил Кавендиш.
— Какая-то бойня… — прошипела она.
— Элис, прошу тебя, присядь, пожалуйста, — сказал Эббот. — Где твой кислородный аппарат?
Она оттолкнула его руку. Пустой стул манил. Только сядь — и они утянут ее в дискуссию. Кавендиш примется изводить, Эббот — искать компромисса. Будут темнить, увиливать, врать. Нет, с этим надо покончить сейчас же.
— Я не стану давать разрешения на убийство, — объявила она.
— Убийство? — поразился Кавендиш. — В эру чумы?
Голдинг посмотрела на него в упор.
— Хватит! — Она шлепнула на стол письмо. — Ваши работы прекращены. Я замораживаю исследования во всех лабораториях. Я связалась с ФБР. Будет проведено полномасштабное расследование и предъявлены уголовные обвинения. А вы пойдете под суд: придется отвечать за эти тридцать восемь убийств.
Лицо Кавендиша хранило безмятежное выражение.
— Элис, ты не понимаешь, — прервал ее Эббот. — Ты же в курсе, что анализ крови на выявление вируса Корфу разрабатывался здесь, в Лос-Аламосе. А ты ведь знала, что он появился как следствие клинических испытаний над людьми? Использовались клоны из голгофских костей. Миранда открыла способ восстановления Т-клеток из частиц старой крови. Даже если невозможно локализовать сам микроб, мы, по крайней мере, обладаем диагностикой для выявления его носителя. Это первый шаг в борьбе против этой заразы. Теперь мы можем защитить свои границы. Ценой нескольких жизней мы спасем сотни миллионов, а возможно, и все человечество.
— Проект закрыт, — сказала она.
— Ясно, — подал голос Кавендиш. — Вы видите во мне ученого-безумца, орудующего в лаборатории за вашей спиной. Комплекс Наполеона на колесиках. Вы старались быть выше того, что видите во мне. Знаю, пытались. Но каждый раз возвращались к этому маленькому скрюченному уродцу в каталке. Это очень, я бы сказал, неполиткорректно. Но мы все так устроены: замечаем лишь то, что запрограммированы видеть. Волшебные сказки. Зло есть порок. Мы предвзяты. В некотором смысле это наша надежда на спасение. Мы же хотим верить только в добро. А зло безобразно. Сгорблено. Уродливо. Верно?
— Вы закончили? — спросила Голдинг.
Он вскинул голову:
— Сколько вам лет, Элис? Семьдесят с хвостиком? Ваша жизнь удалась, согласны? Полная успехов и достижений, сбывшихся мечтаний. — Он улыбнулся. — Мне ни за что не дожить до тридцати двух. Меня всего скрутила и не отпускает боль. Руки прыгают, как рыбки в пруду. Позвоночник кривится. И ничего с этим не поделать.
— Я очень сочувствую вам, Эдвард.
— Нет, прошу вас, не заблуждайтесь на мой счет. Я не испытываю никакой жалости к себе. Как только я стал достаточно взрослым, чтобы думать, я пришел к пониманию: то, что случилось со мной, не должно произойти с кем-то другим. Вот почему я занялся генетикой. Чтобы уберечь младенцев от моей судьбы. А сейчас встал на пути неведомой болезни и знаю, что могу помочь. Я тоже хочу быть частью решения.
Голдинг с трудом сдержала порыв изменить свое отношение к этому человеку. Однако он не отрекся и остался на своем. Значит, считал, что эксперименты над людьми должны продолжаться.
— Не тот случай, когда цель оправдывает средства, — твердо проговорила она.
— Я предполагал, что мы придем к этому, — сказал Кавендиш и нажал кнопку на консоли своего кресла. Через мгновение зазвонил его телефон. Он ответил: — Да, — и взглянул на Голдинг. — С вами кое-кто хочет встретиться.
Она перехватила удивленный, хмурый взгляд Эббота. Похоже, они отклоняются от сценария.
— Я же просила не вмешивать сюда Миранду, — сказала Голдинг.
Кто, как не она, мог звонить?
— Это не Миранда, — сказал Кавендиш.
В дверь постучали.
— Входите.
Дверь открылась. Раздался звук — шелест колес по полу.
Голдинг не обернулась, чтобы взглянуть на вошедшего. Она стояла, держа голову высоко поднятой. Сбоку от нее в своем кресле повернулся всем телом Эббот. В его глазах она увидела замешательство и следом — изумление.
— Элис? — донесся от двери голос.
Она застыла. Сердце больно сжалось. Она не хотела поворачиваться. Не желала узнавать. И все же повернулась.
— Виктор, — прошептала она.
Муж Элис, отец ее детей, лежал на каталке, настолько слабый, что не мог двигаться. И дело не просто в земном притяжении. Они выловили его из резервуара, коротко остригли, обрезали ногти. Но волосы успели отрасти и теперь разметались по подушке. Ногти уже закручивались наружу. На каталке привезли человека, только что бывшего молодым и в одночасье ставшего пятидесятилетним. Старение было таким быстрым, что его тело вздрагивало от этой метаморфозы.
