Мне очень хотелось пнуть лежащего у очага Нишая. Развалился на чужой кошме, понимаешь, а ведёт себя как хозяин юрты. Если бы не верёвка — прямо как грек возлежал бы или древний римлянин!
Но я сдержался.
Нормы мои моральные устарели, конечно. Кто сейчас даже в моём мире соблюдает правила, вроде 'не бей лежачего?
Но я тут с личной миссией. И делаю то, чего хочу сам. И правила у меня свои.
Дракона вот приручил. Волка заставил командовать летучим отрядом. Демона выпустил.
Так что имею право не бить лежачего. Нравится мне так. Тенгри одобряет, наверное. А не одобряет — его дело. Я на небо с советами не лезу.
Колдун всё понял по моему лицу, и рот открывать не стал. Ткнул меня острыми чёрными глазами, и вдруг… не мигая уставился на сапоги.
Они были похожи у нас, словно тачал их один и тот же мастер из кожи бурого дикого дракона.
Кроме меча — это была самая дорогая деталь в моей экипировке — отличные драконьи сапоги, подаренные Майей. Ничего с ними не делалось. Они пережили все мои поединки с ютпами, плевки яда, болото.
Рубаха на мне совсем недавно была новая — Истэчи подарил. Но уже вся изодранная в хлам. Ножны самопальные, деревянные — тоже работа друга. Нож на поясе — вообще простецкий, хозяйственный. Те ножи, что подороже были отделаны, я отдал Айнуру.
Нам людей нечем вооружать. Чего мне на них, любоваться, что ли?
Всё моё богатство — меч да сапоги.
— Заценил? — спросил я колдуна. — Вот в следующий раз сапогом и получишь в рыло, если будешь мою жену обижать.
— А я виноват, если она — криворукая дура? — огрызнулся Нишай.
До того он дразнил Шасти полушутя, а тут вышло злобно. Колдун как будто нарочно нарывался на удар сапогом.
И ведь точно знал уже, как я реагирую на оскорбление Шасти. Отлежал бока, и проявились наклонности к БДСМ-практикам?
В теле Незура пугать тощего колдуна было гораздо эффективнее, чем в мальчишеском, но я всё-таки решил попробовать.
Шагнул к Нишаю. Навис грозно. Не бить же в самом деле?
— Если ты сейчас не заткнёшься, родной…
— А ты в курсе, что очень вовремя выскочил из личины? — ехидно спросил Нишай. — У тебя времени оставалось — чуть. Очаг бы прогорел, и закрылась дверка.
— Да ты опять врёшь! — вскинулась Шасти. — Там до утра ещё было время!
— До утра? — Нишай обидно засмеялся. — Два полных дня даётся на равноценную мену, если подменыши одного веса и возраста. Если же нет, нужно высчитывать, что и куда потянет. Воин, в шкуре которого ходил твой Кай, значительно старше и тяжелее. А значит — полдня долой! Запоминай, криворукая! А то убьют меня, а к Каю личина приклеится и придётся тебе со стариком жить!
Нишай выговаривал обидные слова с удовольствием. Он вёл себя так, словно и вправду решил спровоцировать меня на это самое убийство.
— Я не понял: ты просишь, что ли, чтобы я тебе башку отрезал? — спросил спокойно. Подначивать меня как раз бесполезно, не мой вариант загона. — Нормального языка не понимаешь, колдун?
В последнее слово я вложил столько презрения, сколько сумел.
— Не учили меня с дикарями разговаривать! — оскалился в ответ Нишай: — Я и тебя хотел бы видеть без головы!
Да, он же конкретно пытается меня разозлить!
— И с чего это ты вдруг захотел смерти? — нахмурился я.
Завести меня можно, конечно, я ж не железный. Бывало такое пару раз и в старой жизни, что потом приходилось жалеть. Но не пацанячьими же подначками?
Нишай поверил, что перед ним мальчишка, и можно попробовать? Но зачем?
Вчера он совсем не хотел умирать. Понимал, что его душе ничего не светит в аду у Эрлика. И что изменилось сейчас?
Я пожал плечами. Книги, которые сунул подмышку, решили выскользнуть, и я вспомнил про них. С этим Нишаем никакой памяти не напасёшься!
Развернул гладкий шёлк, достал оба томика и протянул Шасти.
— Смотри, что я тебе привёз!
Она пискнула от восторга и схватила книги, пытаясь открыть их разом и заглянуть в каждую.
— Это мои! — буркнул Нишай.
— Были ваши — стали наши! — развёл я руками.
— Дикарь и ворюга! — прошипел Нишай.
Шасти его уже не слышала. Она уселась на кошму и с упоением разглядывала книги. Брала то одну, то другую. Торопливо засовывала между нужных страниц шёлковые закладки. Нашла нарисованные чёрным и красным картинки и засмеялась.
— Не вздумай страницы помять, дура! — буркнул Нишай.
Я наклонился к нему, взял за шиворот и встряхнул.
Колдун извернулся, пытаясь сопротивляться. И не безуспешно. Веса в нём было даже побольше, чем во мне.
Пришлось достать нож и приложить к кадыку Нишая.
Нож, что я взял в доме своей названной матери, Майи, только выглядел безыскусно. И сталь, и заточка — вполне позволяли отрезать голову.
— Ну, так зарежь уже! — выкрикнул Нишай. — Трус! Ты просто трус!
Этим криком он меня и остановил, хотя зарезать, надо сказать, очень хотелось.
Я убрал нож. Ну не мог колдун за одну ночь спятить. А что тогда с ним случилось? Может, он потихоньку превращается в охотника, тело которого занял?
— Шасти, что ты сделала с нашим колдуном? — спросил я.
— А? — Она с трудом оторвалась от магической книги. — А чего он?
— На рожон лезет. Самоубиться об меня хочет. Вчера цеплялся за жизнь, а сегодня — как подменили.
Шасти задумчиво отложила книгу. Оглядела меня с ног до головы.
— Сапоги! — воскликнула она. — На тебе тоже драконьи сапоги!
Я непонимающе нахмурился: ну, похожи, ага, и что?
— Есть такая сказка, — с улыбкой пояснила девушка. — Ученик мага как-то сидел без денег. Он был очень голоден и купил у охотника мяса, дав ему взамен волшебный нож. Вот только нож ему и самому был очень нужен. И тогда ученик вызвал демона, скормил ему душу охотника, а нож снова забрал себе. И сначала всё было хорошо. Ученик стал могучим магом. Но когда пришёл его срок умирать, демон явился и сказал, что Эрлик никогда не простит обмана, сделанного его именем. Ведь все сделки маги ведут именем Эрлика. И за такой обман душа колдуна будет до конца времён терпеть страшные мучения. А спастись она может, только если другой охотник убьёт колдуна тем же ножом, отомстив за обман. Колдун нашёл брата того охотника и привёл к себе в дом. Он попросил о смерти, открыл сокровищницу и увидел, что нож от времени весь изошёл ржавчиной и рассыпался. Так его и забрали демоны, чтобы мучить целую вечность.
— Так Нишай увидел на мне драконьи сапоги, и решил, что это знак⁈
Я рассмеялся едва не до слёз. И ржал, наверное, минут пять.
Это же надо: такой крутой маг, такой образованный парень! Целый сундук книг прочитал! Магическую науку знает! Она же всё равно наука, раз у них мир под неё заточен? И повёлся на такую чушь!
Просмеявшись, я спросил пленника:
— Ты что, родной, всё ещё в сказки веришь? Это же просто сказка. Вину тебе искупать надо не сапогами, а сделать что-то, угодное Тенгри, чтобы он за тебя заступился перед Эрликом. Как дитё, ей богу!
Нишай не ответил, уставившись в едва тлеющий огонь в очаге.
Зря я, наверное, над ним посмеялся. У нас вон и космонавты в бога верят. Человек в принципе заточен под то, чтобы верить в чудо, даже если он скептик до мозга костей.
А вот что-то хорошее сделать, чтобы вину искупить — это почти никому не по силам.
Нишаю только и осталось, что на чудо надеяться. От меня он пощады не ждёт. И вряд ли понимает, почему ему всё ещё не перерезали глотку.
Хотя нет, понимает. Выкуп. Его душа может спасти жизнь кому-то из наших людей. Тому же парнишке-охотнику.
Что с ним сейчас? Если с охранников Нишая спала печать подчинения, то… что они сделали с телом бывшего хозяина? С телом, в котором, как в клетке, заперт разум охотника?
А ведь надо его выручать, и срочно. Охранники больше не рабы колдуна. Человек с внешностью Нишая — капитал ценный.
Шудур, наверное, дорого заплатил бы за такого «нишая»…
Додумать эту мысль я не успел — снаружи раздался возмущённый рёв.
