На заседании Политбюро, обсуждавшем данную конфликтную ситуацию, Зиновьев передал своим единомышленникам записку:
«Они (Троцкий и его сторонники. — В. Р.) действуют по всем правилам фракционного искусства. Если мы немедленно не создадим своей настоящей архисплочённой фракции — всё пропадёт.
Я предлагаю этот вывод сделать в первую очередь. Я предлагаю завтра (в воскресенье) собраться специально по этому вопросу, — может быть, у Сталина за городом или у меня.
Промедление смерти подобно»[302].
На тексте записки оставили свои пометки с согласием на выполнение этого плана Сталин, Томский, Рыков и Каменев.
Этот «обмен мнениями» свидетельствовал, во-первых, о крайней обеспокоенности большинства Политбюро тем поворотом, который могла принять общепартийная дискуссия после публикации резолюции «О партстроительстве». И, во-вторых, о том, что перед лицом выраженного Троцким стремления ознакомить партию с содержанием своего письма и всех последующих событий в свете опубликованной резолюции ЦК, большинство Политбюро приступило к созданию «своей настоящей архисплочённой фракции», глубоко законспирированной от партии.
XVIII «Новый курс»
Троцкий не строил иллюзий о том, что его противники, приняв резолюцию «О партстроительстве», откажутся от проведения прежнего аппаратно-бюрократического курса. Поэтому он решил обратиться теперь непосредственно к партии, опираясь на факт единогласного принятия резолюции и созыв партийных совещаний для её обсуждения. В этих целях он написал 8 декабря статью «Новый курс (Письмо к партийным совещаниям)», зачитанную в тот же день на некоторых районных собраниях партийного актива в Москве и тогда же направленную им для публикации в «Правде». В этой статье Троцкий развивал положения своего письма от 8 октября, не упоминая о его существовании (поскольку такое упоминание было запрещено октябрьским пленумом), и акцентировал внимание на тех положениях резолюции ЦК, которые были включены под его давлением.
Основной идеей этой статьи была подчеркнутая самим её названием мысль о серьёзной, глубокой, радикальной перемене курса в сторону партийной демократии как единственно-надёжной гарантии против угрожающего роста аппаратного бюрократизма и перерождения партийных верхов. Троцкий недвусмысленно давал понять, что действительная опасность фракционности идёт не от критиков «линии ЦК», а от большинства Политбюро, насаждающего бюрократическую централизацию руководства партией. «Механический централизм, — писал он, — дополняется неизбежно фракционностью, которая есть в одно и то же время злая карикатура на партийную демократию и грозная политическая опасность»[303]. Констатируя чрезмерное усиление аппаратного бюрократизма, Троцкий подчёркивал, что «новый курс, провозглашённый в резолюции ЦК, в том и состоит, что центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе в сторону аппарата, ныне, при новом курсе, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии… Кратко задачу можно формулировать так: партия должна подчинить себе свой аппарат…»[304]
Разумеется, эти положения статьи Троцкого должны были вызвать недовольство аппаратчиков, которые не могли не увидеть в них угрозу своей бесконтрольной власти над партией. Особенно раздражало их выдвинутое Троцким требование обновления партийного аппарата «с целью замены оказёнившихся и обюрократившихся свежими элементами, тесно связанными с жизнью коллектива или способными обеспечить такую связь. И прежде всего должны быть устранены с партийных постов те элементы, которые при первом голосе критики, возражения, протеста склонны требовать партбилет на предмет репрессий. Новый курс должен начаться с того, чтобы в аппарате все почувствовали, снизу доверху, что никто не смеет терроризировать партию»[305].
Таким образом, Троцкий восстанавливал и предавал гласности те положения, которые он предлагал включить в резолюцию ЦК и которые были отвергнуты его противниками при её подготовке. Естественно, что сам факт написания статьи ещё более сплотил большинство Политбюро, решившее перейти в ответную, теперь уже публичную атаку против Троцкого.
Бухарин, задержавший публикацию «Письма к партийным совещаниям» на два дня, тем не менее (очевидно, предварительно проконсультировавшись с «тройкой») был вынужден 11 декабря опубликовать его. Уже через день в «Правде» появилась передовая «Наша партия и оппортунизм», в которой статья Троцкого трактовалась как антипартийная платформа. В тот же день Троцкий обратился с письмом в Политбюро ЦК и Президиум ЦКК, где писал, что передовая «Правды» «явно продиктована… желанием изобразить мою статью как повод для срыва единогласно принятого решения, на почве которого я стою». Поскольку столь ответственная статья центрального органа партии не могла не быть воспринята читателями как выражение мнения Политбюро, Троцкий просил Политбюро «ответить: рассматривало ли оно вопрос о моей статье и давало ли соответственные инструкции «Правде»? …Я не могу ни в каком случае предположить, что «Правда» или отдельные члены Политбюро действуют в этом исключительно важном вопросе на свой собственный страх и риск»[306].
После этого Бухарин направил членам Политбюро и Президиума ЦКК своё письмо, свидетельствовавшее о том, что он окончательно присоединился к правящей фракции в борьбе против Троцкого. «Писал передовицу «Правды» я и писал её за свой страх и риск, — заявил Бухарин. — Эта передовица была ответом на письмо тов. Троцкого, и так как у меня не было ни тени сомнений в том, что она выражает линию ЦК, то я её не показывал ни одному из членов ЦК, а, следовательно, и ни одному из членов Политбюро. Быть может, в этом заключалась моя формальная ошибка»[307]. Своё поведение Бухарин объяснял тем, что статья Троцкого вызвала в нём «чувство глубочайшего изумления» и была понята как «объявление войны», что она играла «прямо пагубную роль» и потрясала «основные устои нашей партии».
14 декабря восемь членов и кандидатов в члены Политбюро направили письмо членам и кандидатам ЦК и ЦКК, в котором объявляли статью Троцкого «срывом» принятой резолюции «О партстроительстве». Отвергая трактовку Троцким резолюции ЦК как провозглашения нового курса партии, они писали, что «это преувеличение сознательно употреблено тов. Троцким лишь в тех целях, чтобы подготовить свои дальнейшие удары, направленные против партийного аппарата и против политики центральных учреждений партии»[308]. Далее Троцкий обвинялся в том, что он делает «теоретически неправильное, а практически недопустимое и опасное противопоставление «роли аппарата» и «самодеятельности партии», преследует цель «возбуждения ненависти к партаппарату», натравливает «партию против своего аппарата», создаёт атмосферу «сплошного недоверия к партийному аппарату»[309].
Все эти обвинения были немедленно пущены в ход в публичных выступлениях членов Политбюро и их приверженцев. Но возбудить против Троцкого общественное мнение всей партии (а не одних только аппаратчиков) на основании обвинения его в критике партаппарата было невозможно. Поэтому триумвиры поспешили перенести дискуссию в совершенно новую плоскость — от обсуждения путей изменения внутрипартийных отношений к обвинениям Троцкого и поддерживающей его части партии в «уклонах от большевизма». Не желая открыто назвать причины своего недовольства статьёй Троцкого, аппаратчики пошли на подмену предмета спора, подмену разбора аргументов Троцкого ссылками и намёками на его дореволюционные разногласия с Лениным, рецидивом которых якобы и явилась позиция Троцкого в нынешней дискуссии.
Нападки на Троцкого сразу же приняли такой беспрецедентный тон, что в Центральный Комитет пошли многочисленные письма коммунистов с вопросами: не означают ли эти нападки намерение отстранить Троцкого от руководства партией. В ответ на эти письма Политбюро приняло постановление «Против обострения внутрипартийной борьбы», в котором говорилось, что выступление Троцкого было немедленно использовано «оппозицией» для обострения внутрипартийной борьбы и поэтому «не могло не вызвать решительных возражений как со стороны центрального органа партии («Правда»), так и отдельных членов ЦК (статья тов. Сталина). Эти вынужденные возражения в защиту партийной линии злостно истолковываются как желание Политбюро затруднить для тов. Троцкого совместную и дружную работу в руководящих органах партийной и государственной власти»[310].
В упомянутой статье Сталин «обличал» Троцкого в том, что он бывший меньшевик и, следовательно, не имеет права причислять себя к старой гвардии большевиков. Троцкий обвинялся Сталиным и в том, что он «состоит в блоке с демократическими централистами и частью «левых коммунистов»[311]. Между тем фракция «демократического централизма» была распущена в 1921 году, а бывшие «левые коммунисты», составлявшие в 1918 году примерно половину партии, были представлены среди сторонников Троцкого не в большей степени, чем среди сторонников большинства Политбюро.
