мгновенно опухают. Я убиваю комаров без передышки, но тучи новых роятся под крышей. Странно, кажется, комары предпочитают белую кожу, поскольку моего масаи искусали вдвое меньше. Мы ложимся, а комары поют у меня над ухом. Лкетинга полностью натягивает одеяло на лицо и, конечно, ничего не замечает.
Через некоторое время, раздраженная, я включаю свет и бужу его. «Я не могу спать с этими комарами», – в отчаянии заявляю я. Он встает и уходит. Через десять минут возвращается и кладет на землю зеленую, изогнутую спиралью штуковину, которую поджигает с одного конца. В самом деле спустя короткое время эти твари исчезают, но теперь в комнате страшная вонь. Я кое-как засыпаю и открываю глаза только в пять утра, когда меня снова начинают донимать комары. Зеленая спираль полностью сгорела, очевидно, ее хватает только на шесть часов.
Мы ждем уже четыре дня, а бензина все нет. От скуки Лкетинга снова принимается жевать мираа. Кроме того, он тайком выпивает две-три бутылки пива. Мне это не нравится, но возразить нечего, ведь ожидание меня и саму раздражает. Тем временем мы наведались в офис, чтобы объявить о нашем намерении пожениться. Мы долго ходим от одного служащего к другому, пока не обнаруживается тот, кто ведает регистрацией браков. Это здесь большая редкость, говорит он, так как, согласно традициям, мужчины самбуру могут иметь несколько жен. Денег на официальную регистрацию брака у них обычно нет, да это никому и не нужно, ибо исключает брак с несколькими женщинами. Это объяснение смущает в первую очередь меня, но я вижу, что Лкетинга тоже расстроен. Однако сейчас не до размышлений. Когда служащий просит у нас документы, чтобы записать данные, выясняется, что у Лкетинги нет паспорта – его украли в Момбасе. Служащий слегка обескуражен и говорит, что придется заказывать дубликат в Найроби. Это займет около двух месяцев. Только когда у Лкетинги будет удостоверение личности, он сможет зарегистрировать наш брак – и то не сразу, а через шесть недель. Для меня это означает, что я должна покинуть Кению не позднее чем через три недели, потому что моя продленная виза скоро закончится.
Лкетинга снова принимается жевать мираа, а я расспрашиваю его о браке и многоженстве. Он говорит, что очень плохо, если после нашей свадьбы у него не будет возможности иметь нескольких жен. Я делаю вид, что меня не особенно трогают эти слова – все-таки нужно уважать чужие культурные традиции. При этом я пытаюсь представить, как он живет со мной и одновременно еще с несколькими женщинами, и задыхаюсь от ревности. И пока я горю в огне своих мыслей, Лкетинга прибавляет, что если я не позволю ему жениться на другой женщине самбуру, согласно традиции, то он не сможет жениться на мне. Это уже слишком! Я не могу сдержать слез. Он в шоке. Смотрит на меня и спрашивает: «Коринна, в чем проблема?» Я пытаюсь объяснить, что мы, белые, и слыхом не слыхивали о многоженстве и я просто не могу представить себе такую совместную жизнь. Он смеется и вдруг подхватывает меня на руки и быстро целует в губы. «Нет проблем, Коринна! Ты будешь моей первой женой».
Он хочет много детей, хотя бы восемь. Я с улыбкой говорю, что мне достаточно двоих. Вот именно, замечает мой воин, поэтому надо, чтобы у второй жены тоже были дети. И вообще он не знает, смогу ли я родить ему детей, а без детей мужчина не мужчина. Я соглашаюсь, потому что действительно не знаю, могу ли иметь детей. До приезда в Кению я вообще об этом не думала. Наконец я предлагаю решение: если у меня не будет ребенка через два года, он может снова жениться, в противном же случае ему придется ждать не менее пяти лет. Он соглашается, и я успокаиваю себя тем, что пять лет – это долгий срок.
Мы выходим на улицу и отправляемся на заправку в надежде, что привезли бензин. Но не тут-то было. И вдруг встречаем моего вечного спасителя Тома с молодой женой. Она еще почти ребенок, смотрит потупившись. Кажется, эта девушка несчастлива. Мы рассказываем, что ждем бензина уже четыре дня. Том предлагает нам съездить в Лэйк-Баринго – это всего в двух часах езды, и там всегда есть бензин.
Я в восторге от предложения, потому что ненавижу болтаться без дела. Я предлагаю ему и его жене поехать с нами, так как за мной обещанное сафари. Он переводит жене то, что я сказала, но девушка боится ехать на машине. Лкетинга смеется и наконец уговаривает ее поехать. Мы планируем выехать утром.
С утра мы ищем гараж, хозяин которого тоже сомалиец. У него я покупаю две пустые канистры, которые помещаются в багажнике лендровера. Закрепив их веревками, я чувствую себя хорошо подготовленной к поездке, и мы счастливы, что наконец-то отправились в путь. Только жена Тома кажется еще более тихой и молчаливой и в страхе держится за канистры.
Мы долго едем по пыльной ухабистой дороге, и нам пока не встретилось ни одной машины. Время от времени видим стада зебр или жирафов, но никаких признаков человеческого присутствия. Внезапно передняя часть машины как бы прогибается вперед, и рулить становится трудно. Оказывается, мы прокололи колесо. Я не очень-то умею менять колеса. Такого со не случалось ни разу за десять лет водительской практики. «Нет проблем», – говорит Том. Вытаскиваем запаску, крестообразный ключ и древний домкрат. Том заползает под лендровер, чтобы установить домкрат. Он хочет ослабить колесные гайки с помощью ключа. Но пазы так сильно стерты, что ключ не может ухватить гайку. Мы пытаемся решить проблему при помощи песка, палок и тряпок. В итоге нам удается открутить три гайки, но остальные ни с места. Вот невезение! Жена Тома начинает плакать и куда-то убегает. Том уверяет, что ее нужно оставить в покое, она вернется. Сейчас мы в округе Баринго. Мы потные, грязные и очень хотим пить. Бензина у нас достаточно, но воды мы не взяли, потому что рассчитывали на короткую поездку. Итак, мы усаживаемся в тени и надеемся, что скоро появится машина – эта дорога выглядит более оживленной, чем в Барсалое.
Когда через несколько часов ничего так и не происходит и Лкетинга возвращается после разведки местности, не найдя ни Лэйк-Баринго, ни каких-либо хижин, мы решаем переночевать в нашем лендровере. Эта ночь кажется бесконечно долгой. Мы почти не спим от голода, холода и жажды. Утром мужчины пытаются что-нибудь предпринять, но снова тщетно. Мы хотим подождать до полудня, чтобы посмотреть, не
