А после ничего не стало.
СЛЕДСТВИЕ
Следствие пошло наперекосяк после внезапного исчезновения Монина из квартиры Прогонова, за что больше всех нагорело Лузгину. Ему ставилось в вину ослабление контроля, и удрученный Иван Семенович ночами не спал, безуспешно отыскивая потерянный след. В итоге, казалось бы, повезло: на тщательно опекаемую квартиру Лямзина прибыл гость. Далее дело стояло лишь за четкостью оперативных мероприятий, проведенных блестяще, но в самом финале случился сбой: при задержании Матерого Лузгин был убит, двое оперативников получили серьезные травмы, Монин же, по заключению судебно-медицинской экспертизы, умер от инфаркта. Предвидеть такую развязку не мог никто.
Гибель Лузгина меня потрясла, хотя я и сознавал: так, очевидно, и надлежало ему закончить свою жизнь. В схватке. Может, жестоко рассуждаю, но иных утешений не нахожу.
Выбил меня из колеи этот непредсказуемый финал, но расслабляться было нельзя: дело подходило к концу. Главным объектом теперь являлся Ярославцев. «Вел» его неутомимый Кровопусков, но спокойной жизни ни ему, ни мне главный объект не давал. Порою казалось все, хватит, пришло время ареста, но тут же следовала либо очередная его встреча с невыявленной группировочкой предпринимателей, либо еще какой-нибудь сюрприз. В частности, установили, что гражданин Ярославцев по паспорту иностранного торгового деятеля, находящегося в настоящий момент в столице, приобрел авиабилет по маршруту Москва — Лондон. Немедленно перепроверили документы иностранца — как выяснилось, состоявшего с Ярославцевым в давнем знакомстве… Документы в наличии у иностранца имелись, а потому сразу же родилась версия о дубликате-подделке. Прогонов? Навещал ведь его Ярославцев… Авиабилет он взял заранее, не торопился, что-то его здесь держало. Это «что-то» мы пытались прояснить, готовя одновременно систему будущих допросов с железными доказательствами, а их накопилось вагон и тележка… для перевоза, скажем, лодок, набитых севрюгой. Тяжелее всех приходилось Кровопускову: с одной стороны, наблюдение предписывалось вести неотрывно, с другой — будоражить Ярославцева тоже не рекомендовалось, поскольку поводов для беспокойства у него и без того имелось в избытке. Прерванная связь с Мониным и Лямзиным, сигналы с разгромленных баз, звонки начальствующих деятелей, задетых за живое. Хорошо, вовремя удалось вмешаться в деятельность районного отделения, имевшего, полагаю, какие-то виды на нашего подопечного.
Судя же по поведению Ярославцева, готовился им вывоз за рубеж значительного количества ценностей, и препятствовать ему в их собирании не стоило. В общем, решили предоставить ему возможность подойти к последней черте и дать ее перешагнуть. Мы занялись проведением плановых операций, и вскоре с постановлением о проведении обыска, с понятыми и милицией я позвонил в дверь квартиры Прогонова.
Визит наш хозяин воспринял спокойно: дескать, бывают ошибки, тревожат приличных людей по пустякам, но да приличным людям беспокоиться не о чем — заходите, гости нежеланные, располагайтесь, спрашивайте — отвечаем, отчего же не выяснить отношения?
На бланки паспортов, водительских документов, фальшивых печатей, обнаруженных в машине Матерого, Виктор Вольдемарович взирал с недоуменным высокомерием: не мое, не знаю… Монин? Да, просил несколько раз расчистить не представляющие художественного интереса иконки, заходил на чай…
Уверенно держался, скучаючи. Знал: с опытным преступником дело имел и за здорово живешь мастера своего он не сдаст; мастер — капитал непреходящий.
Обыск тоже не дал никаких результатов.
— Гражданин Прогонов, — начал я доверительно, уединившись с допрашиваемым в уголке комнаты, возле журнального столика, — знакомо ли вам понятие измена Родине?
— Никогда… — торжественно привстал Прогонов.
— Значит, — сказал я, — вы добросовестно заблуждаетесь. Возьму на себя труд повысить ваш уровень правовых знаний. Так вот. Недавно некто Ярославцев, он же Хозяин, принес вам интересный и в полном смысле заграничный паспорт.
— Какой еще…
— Вы уж не перебивайте.
Прогонов возмущенно засопел, но уши его просто-таки оттопырились от внимания к последующим моим словам.
Я вкратце ознакомил его с перспективой очутиться на скамье подсудимых как соучастника государственного преступления.
— …это именно побег за границу с целью избежания наказания за совершенные преступления, — вещал я. — Побег, не какой-нибудь незаконный переход… Контрабандой Ярославцев не занят, любимой девушки или же родственников в странах с иной общественной системой не имеет.
— Такую, с позволения сказать, лекцию я мог бы прочесть и вам, молодой человек, — перебил меня Виктор Вольдемарович. — Увы, ни одного юридического открытия… Ладно, продолжайте.
— Ярославцев еще в стране, под нашим плотным контролем, — уверил я. — Билет Москва — Лондон им уже заказан. Посему… вам имеет смысл повиниться…
— Очень хорошее слово! — поддержал Прогонов, подняв палец. — Но представим теперь идеальный, хотя и отвлеченный вариант, я оказываю, причем добровольно! — как жертва шантажа этого ужасного государственного преступника — помощь следствию… Более того — никакие причины в дальнейшем не побудят меня к совершению аналогии…
— Виктор Вольдемарович, — перебил на сей раз я. — Вы чересчур многого хотите. Нет. С паспортом разберемся подобру-поздорову, за остальное придется пострадать. Ярославцев же покрывать вас не станет, не надейтесь. Преступление слишком серьезное, чтобы мы позволили ему умолчать. Да и кто вы для него? Так, эпизод. Кстати, с подоконничка следы стерли?
— Паспорт… было! — после длительной паузы выдавил из себя Прогонов. — Очень нехорошо, понимаю… Мы… как? — Растерянно огляделся. — Придется пройти или…
— Сожалею, Виктор Вольдемарович… Принес вам несчастье. Такая работа.
— Тогда — звонок любимой женщине, чтобы присмотрела за пингвином. Родное существо…
— Существо придется сдать в зоопарк. По крайней мере до окончания следствия.
— Молодой человек… не надо столь лукаво обнадеживать. — Прогонов вздохнул. — Следствия… До окончания срока. — Он приподнялся со стула. — Просьба номер два, у меня в холодильнике мясо, знаете, икорка… Разрешите? Прощальный ужин…
— Конечно, Виктор Вольдемарович, конечно. — Я проглотил слюну, вспомнив, что не успел сегодня ни пообедать, ни поужинать. Домой заявлюсь за полночь, разогревать что-либо будет лень, опять сухомятка и сон…
Сопроводив Прогонова до машины, я отправился в УВД. У Кровопускова новостей для меня не имелось. Вечером Ярославцев явился домой, и, видимо, надо ожидать следующего утра.
Следующий день тоже яркими событиями не отличался. Ярославцев квартиру не покидал, к телефону не подходил, а жена его, Вероника, всем интересующимся, в том числе младшему лейтенанту Курылеву, отвечала, что у мужа приступ повышенного давления, он отдыхает и в переговоры вступать не намерен. Так несуетно минули еще одни сутки. Болезнь Ярославцева даровала нам некоторое затишье и возможность передохнуть в преддверии дня решающего, когда в международном аэропорту нам надлежало задержать некое лицо, под чужой личиной пытающееся незаконно покинуть страну.
За три часа до объявления вылета я выехал в аэропорт. План действий был отрепетирован, люди расставлены. Таможенный и паспортный контроль Ярославцев минет беспрепятственно, все его возможные контакты уже здесь, в порту, будут строго учтены; арестуют же его на подходе к трапу.
Еще не началась регистрация пассажиров, когда и пришло настораживающее известие — из дома объект так и не выходил… Мы немало переполошились, предчувствуя внезапный поворот событий. И — состоялся такой поворот!
Прошла регистрация, паспортный контроль, в течение которого каждый пассажир проверялся особо тщательно, но в итоге самолет улетел в Лондон с одним с пустующим местом…
Ломая головы, кинулись обратно, в город, оставив на всякий случай двух сотрудников в порту, но зная: без пользы оставив…
Разговор с женой Ярославцева все прояснил. В тот в вечер, когда в последний раз зафиксировали его возвращение на место жительства, он собрал чемодан, сообщив жене, что поздно ночью должен уехать в командировку в Сибирь. Всем, кто будет звонить, просил отвечать про пресловутое давление, мотивируя просьбу такого рода разными служебными хитростями и интригами с начальством… Послушная жена в точности исполнила наказ мужа. Личной машиной тот не воспользовался, вышел из дома, вероятно, в гриме — тут, впрочем, существовало много вариантов…
По справочной Аэрофлота выяснили той же ночью вылетел Ярославцев в Красноярск. В гостинице не останавливался. И, едва успела взволнованная его супруга сообщить нам, что в Красноярске живут его старинные, еще по институту друзья, как оттуда пришло сообщение о гибели ее благоверного…
