восстание, целью которого была ирландская независимость. «Ирландцы и ирландки, – заявляли они, – во имя Бога и прошлых поколений, которые вручили ей древнюю традицию государственности, Ирландия нашими устами сзывает своих детей под знамена и выступает в поход за свою свободу… Ирландская Республика имеет право требовать и требует сейчас от каждого ирландца и ирландки преданности своему делу».
Ирландское национальное движение сочетало вооруженную и парламентскую борьбу. Пасхальное восстание 1916 г., которое ревизионисты нашего времени осуждают как «путч», устроенный некой «бригадой смерти», никогда не рассматривалось таким образом самим национальным движением, а также теми, кто был не согласен с тактикой или выбранным для восстания моментом.
Безусловно, оно закончилось поражением. Но у неудач такого масштаба могут быть два вида последствий. Они либо оставляют население угрюмым, деморализованным и равнодушным к политике на десятилетия вперед, либо делают его злым, ожесточенным, решительно настроенным изменить то, что случилось, и готовым к новому бою уже через несколько лет. В данном случае произошло именно второе, и в сознании ирландцев восстание оставило глубокий след. Вряд ли было секретом то, что тех из числа «Ирландских добровольцев», кто поклялся присоединиться к восстанию, в последний момент заставили отступить их собственные командиры. Несмотря на это, крошечная Ирландская гражданская армия и ее союзники стали сражаться. Дублин стал свидетелем интенсивных уличных боев. Последовавшая за этим казнь известных лидеров шокировала население на годы, так же как арест и казнь Роджера Кейсмента, обвиненного в государственной измене.
Йейтс, на которого было вылито немало грязи из-за его замечательного стихотворения «Пасха 1916 года» (Easter, 1916), был гораздо ближе к народу, чем его тогдашние и нынешние клеветники:
Я видел на склоне дня
Напряженный и яркий взор
У шагающих на меня
Из банков, школ и контор.
Я кивал им и проходил,
Роняя пустые слова,
Или медлил и говорил
Те же пустые слова
И лениво думал о том,
Как вздорный мой анекдот
В клубе перед огнем
Приятеля развлечет,
Ибо мнил, что выхода нет –
И приходится корчить шута.
Но уже рождалась на свет
Угрожающая красота.
Эта женщина днем была
Служанкой благой тщеты,
А ночью, забыв дела,
Спорила до хрипоты –
А как ее песни лились,
Когда, блистая красой,
По полю на травле лис
Скакала она с борзой!
А этот был педагог,
Отдававший стихам досуг.
И наверно, славно бы мог
Его помощник и друг
На нашем крылатом коне
Мир облетать верхом.
Четвертый казался мне
Бездельником и крикуном.
Забыть ли его вину
Перед тою, кто сердцу мил?
Но все ж я его помяну:
Он тоже по мере сил
Отверг повседневный бред
И снял шутовские цвета,
Когда рождалась на свет
Угрожающая красота.
Удел одержимых одной
Целью сердец жесток:
Став камнем, в стужу и зной
Преграждать бытия поток.
Конь, человек на коне,
Рассеянный птичий клик
В пушистой голубизне
Меняются с мига на миг.
Облака тень на реке
Меняется с мига на миг;
Копыта вязнут в песке,
Конь к водопою приник;
Утки ныряют, ждут,
Чтоб селезень прилетел;
Живые живым живут –
Камень всему предел.
Отвергших себя сердец
Участь, увы, каменеть.
Будет ли жертвам конец?
Нам остается впредь
Шептать, шептать имена,
Как шепчет над сыном мать:
Он пропадал допоздна
И усталый улегся спать.
Что это, как не ночь?
Нет, это не ночь, а смерть,
И нельзя ничему помочь.
Англия может теперь
Посул положить под сукно.
Они умели мечтать –
А вдруг им было дано
И смерти не замечать?
И я наношу на лист:
Мак Донах и Мак Брайд,
Коннолли и Пирс
Преобразили край,
Чтущий зеленый цвет,
И память о них чиста:
Уже родилась на свет
Угрожающая красота.
Ни Черчилль, ни кабинет войны не понимали масштаб и характер нового ирландского республиканства, порожденного событиями 1916 г. Они не могли осознать, что ирландская революция была не делом рук «головорезов и фанатиков», а войной за независимость, направленной на разрыв всех связей с британской короной и государством. Колониальная политика Великобритании часто руководствовалась принципом, что стоит только задушить плохишей в зародыше – и все будет хорошо. В этом выражалась переоценка роли отдельных личностей. Отсюда казнь лидеров ирландцев в 1916 г. Но то, что происходило в Ирландии, было частью настоящей волны радикализма, которая поднялась во время Первой мировой войны и сразу после нее – и которая вскоре накроет собой колонии и разгромленные империи.
Подъем «Шинн Фейн»
Через два года после Пасхального восстания ирландскую нацию объединила всеобщая стачка против призыва в армию, а на выборах в октябре 1918 г. «Шинн Фейн» уничтожила остатки партии, которая довела Парнелла до преждевременной кончины. «Шинн Фейн» завоевала 73 из 105 парламентских кресел, предназначенных для Ирландии. С этого момента борьба за независимость велась на двух фронтах. В своей довольно критичной истории Ирландской республиканской армии Дэниел Финн описывает, как 21 января 1919 г. депутаты от «Шинн Фейн» «собрались в дублинском Мэншн-хаузе, где провозгласили создание нового представительного органа – Дойл Эрен[101] – и объявили о независимости Ирландии»:
В тот же день группа из числа «Ирландских добровольцев» начала Войну за независимость, атаковав офицеров Ирландской королевской полиции в Типперэри. С этого дня реорганизованные «Ирландские добровольцы» получили известность под именем Ирландской республиканской армии. Основной принцип своей новой кампании они могли позаимствовать из слов, которые приписываются Джону Макбрайду – одному из казненных в 1916 г.: «Если все начнется снова, послушайте меня и постарайтесь не попадать за решетку»{60}.
По мере трансформации «Ирландских добровольцев» в ИРА британское государство способствовало созданию эквивалента этого движения в среде ольстерских протестантов.
Позиция Черчилля по Ирландии не отличалась от его позиции в отношении любой другой колонии. Его ошибки и преступления проистекали из его пылкой, полурелигиозной веры в империю. Что касалось Ирландии, то уже с ранних лет он соглашался со своим отцом, с позицией юнионистов и с необходимостью разыграть «оранжевую карту», чтобы предотвратить успех гомруля. В 1897 г., спустя три года после того, как венерическое заболевание свело отца в могилу, молодой Черчилль раскритиковал «великую Либеральную партию» за симпатии к идее ирландского самоуправления. Еще через два года в своем первом предвыборном выступлении в качестве кандидата от консерваторов он заявил, что «все истинные юнионисты должны быть готовы встретить возвращение этой одиозной меры [ирландского гомруля] самым энергичным сопротивлением».
К 1908 г., уже сменив партию из-за разногласий по вопросу тарифной реформы и подавшись в либералы, Черчилль занял более практичную позицию. Получив назначение на министерский пост в кабинете Асквита, он был обязан пройти процедуру перевыборов в своем округе в Северо-Западном Манчестере. Зная, что в округе голосует большое количество местных ирландцев, он заявил своим избирателям: «Мое мнение по ирландскому вопросу за последние два года стало более зрелым». Он якобы подвергся перевоспитанию в «недрах либерализма» и в результате «пришел к убеждению, что национальное урегулирование ирландской проблемы на самых широких и великодушных условиях является неотъемлемой составляющей любого гармоничного понимания либерализма… Либеральная партия должна получить все необходимые полномочия и свободу рук, чтобы заняться вопросом ирландского самоуправления».
Но Ирландию как «проблему» внутри страны невозможно было просто взять и умиротворить. Черчилль проиграл довыборы в Манчестере, уступив 429 голосов. Его оппоненты-тори провели жесткую кампанию против «ренегата», однако сам ренегат возложил вину за свое поражение на «всех этих угрюмых ирландских католиков, меняющих в последний момент свое мнение под давлением
