Здравствуй, дорогой братец.
Вот сегодня началась третья неделя учебы. Занятия в университете скучные, решила тебе кое-что черкнуть в перерыве между парами. Сейчас у нас «вышка» — высшая математика. Проходим матанализ и разные непонятные штуковины типа интегралов, синусов, косинусов, тангенсов и гипопотангенсов. Жутко глупо. Помнится, только однажды в жизни высшая математика пригодилась. Это когда моя заколка закатилась за батарею, я сделала из проволоки крючок в виде интеграла и достала заколку. Ну а так мне это не нужно. Хотя, я теперь экономистка, надо знать такие вещи.
Группа у нас дружная. Всяких уродов нет, хотя был один человек, который всегда говорил какие-то глупости, но он уже больше недели не появляется. Он мне сразу не понравился, какой-то дурак. Кто-то из девчонок говорит, что он поступал сразу в три вуза и в два из них поступил, а теперь только выбирает, куда же ему бедному податься. Надеюсь, решится не к нам. Такого терпеть невозможно.
Завтра у нас день группы. Сегодня скинулись на еду всякую, завтра гуляем на дому у одного нашего одногруппника. Вот уж действительно хоромы, так хоромы — мало того, что квартира трехэтажная, так еще и по три комнаты на каждом этаже. Вот что можно сделать из обычной хрущовки! Он говорил, что они откупили сразу три квартиры друг над другом и пробили ходы. Здорово да?
Ладно, что-то я все не о том.
Все очень переживают по поводу того, что с тобой произошло. Мать с отцом убиваются, Лиза себе места не находит. В общем, я тоже переживаю. Это должно быть жуткое ощущение. Представить только: раз, и ты находишься не пойми где, не пойми когда, и что делаешь непонятно. Да еще и теряешь все, что было в твоей голове, все те маленькие жизненные радости и жизненные горести! Это все ровно что спрятаться в бочку и ничего не видеть, не хотеть видеть и не хотеть вылезать.
Никогда не забуду, когда мы катались на качелях, ты вдруг на полном ходу спрыгнул и побежал за каким-то котенком. Котенок был маленький, ты его быстро догнал и поймал. Я никогда не видела такого белого, как этот. Ну прямо снежок. Так и назвали. Он еще у нас долго во дворе жил пока бабулька с третьего этажа не забрала. Ты еще сказал, что не надо бабульке котенка давать, что она ведьма и бедное животное на колдовские зелья пойдет. Я бабку Ташку любила, поэтому мы поругались. Хотя оно того не стоило.
Не знаю, ты должен это помнить. Вряд ли в нашей жизни было что-то более значимое, чем этот котенок. Уж что-что, а его ты должен, просто обязан помнить. Хотя ладно, я не должна такое писать. Я понимаю, в каком ты состоянии и насколько угнетен своими неспособностями что-то найти в своей голове. Извини. Не хотела давить.
Я не думаю, что ты напишешь ответ. Родители говорят, что ты никому ответов не пишешь. Но все ровно я буду ждать того момента, когда память к тебе вернется.
Счастливо…
Sister. «Ух ё, — подумал ты, — у меня и сестра есть!» И только позже ты припомнил через силу, что отец что-то такое уже писал тебе. Впрочем, это значения не имело. Какая разница теперь есть у тебя сестра или нет? Её лицо, её голос или её поступки были навсегда скрыты от тебя большой белой стеной. И сколько бы ты не врезался в память в резком порыве сломать эту стену, только силы зря терял. Она куда надежнее гранитной скалы.
Нет, надо было идти от обратного! К тому дню лечение принесло свои плоды, память стабилизировалась, и ты мог помнить все четко с того момента, когда лекарства принесли первые успехи на твоем поле, где идет война с безумием и забвением. Оставалось совершить второй шаг. Забвение остановлено, надо только сделать этот процесс, как бы это сказать, обратным. Не обратимым! Обратным! Это когда память не только не пропадает куда-то, но и потихоньку восстанавливается. Человек в белом халате сказал, что такое теоретически возможно, но он это делать не умеет. Придет другой человек. Он может тебе помочь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Весь следующий день ты просидел, смотря в дальний угол комнаты. Ожидания всегда тяжелы, особенно, если при этом нечем заняться. Только на следующее утро, где-то в 4:20, появился странный тип, который сделал поверхностный осмотр твоего черепа, убеждаясь, что травмы нет, потом задал несколько бессмысленных вопросов. Он-то и рассказал тебе о тумблерах.
Человеческий мозг по его теории похож на большой стенд подстанции АТС. Множество проводов из нервных окончаний синоптически сплетены в плотную сетку, увенчанную коробочками распределителей-нейронов. Когда электрический импульс достигает нейрона, он переключается на другую команду и происходит «щелчок». Щелчки происходят связанно, сцеплено между собой. Иногда ненужные факты и ассоциации, возникающие в свободной стадии восприятия, могут спаивать воедино несколько нейронов-тумблеров так, чтобы они в случае активации одного из них реагировали вместе тендемом. Поэтому щелчок происходит на двух тумблерах в то время как нужда во втором нейроне и его деятельности не нужна.
Он говорил о процессах амнезии, но из всего этого ты вынес только то, что в какие-то моменты можно преодолеть блокаду памяти, вызвать в нужном месте двойной щелчок тумблерами и запустить процесс воспоминания. Идея эта захватила тебя настолько, что весь остаток дня ты пытался разобраться в тех терминах, какими тебя доктор загрузил. Но больше всего тебя настораживали слова этого человека, который сказал, что вылечит тебя с помощью так называемых «рисковых» технологий.
А еще доктор оставил тебе письмо, сказав, что с завтрашнего дня начинается шоковая терапия, любые контакты с внешним миром будут опасны. Это последнее письмо, потом начнутся дни изоляции, когда нельзя смотреть в окно, общаться с людьми, читать письма знакомых ранее людей. А этот белый конвертик — все, что остается у тебя напоследок этого дня. Ловкими движениями ты разорвал край письма, вытаскивая листок с ровным почерком.
Привет, баран!
Если мы спросим тебя: «Узнал?» — ты явно ответишь, что нет. Поэтому и не спрашиваем. Понимаем, как это тебе хреново бывает, когда все серые в кровяных жилках и приятные на запах мозги теряют все, что было в них накоплено. Я и Дергач очень переживаем по тому поводу, что ты не составишь нам кампанию в открытии этого сезона.
Мы приглядели для наших посиделок новое место. Там никто нас не найдет: ни милиция, ни охотники, ни даже дикие звери. Отличная площадка: есть куда мангал поставить — мясцо жарить, да и спрятаться есть где. Естественно, как только вернешься к нам, сразу покажем закуток.
А еще тебе надо бы это знать: помнишь Мочащегося Тима? Так вот, когда в нашей тусовке настал голод, мы его и съели…
Ты резко оторвал глаза от письма, а потом медленно, как бы нежеланно снова взглянул на бумагу. Там так и было написано: «Съели». Волосы на затылке непроизвольно зашевелились. Каннибалы? Тут, в самом центре развитого государства? И если они есть, если они делятся своими аппетитами с тобой, значит… От догадок твой лоб покрылся холодной испариной. Значит, ты в их числе, в числе поедателей человечины…
Может ли эстетическое восприятие быть частью личности? Сейчас ты точно знал, что съесть человека не мог бы, чтобы не произошло. Даже в самые голодные годы ты не опустился бы до такого. А сейчас тебе утверждают, хотя и косвенно, что ты был в их числе, ты был частью той силы… Или это жуткая ошибка, или сейчас ты другой человек, который не имеет общих гурманских наклонностей с человеком, которым ты был до потери памяти. Может, раньше вы были с ним одним существом, но теперь все по-другому.
Или нет? Или есть определенные ограничители неотъемлемого от личности эстетизма, которые раньше власть над тобой имели, а теперь нет? Любопытство взяло верх над смутными сомнениями, которые становились все ярче. Ты снова взял в руки бумагу, чтобы дочитать до конца.
