они с Шоной ужинали с Тимом Роббинсом и Сьюзан Сарандон после показа фильма «Колыбель будет качаться», который претендовал на заветную «Золотую пальмовую ветвь». Но плотный график был наименьшей из его проблем.
В данный момент Шона давала интервью французскому телешоу, а он остался в отеле – это было его единственное маленькое «окошко». Он собирался быстро принять душ и одеться.
Дэн стоял в ванной и разглядывал себя в большое зеркало с подсветкой, которое ничего не скрывало. Ему было под пятьдесят, и часы, проведенные на беговой дорожке в домашнем спортзале, или бег трусцой по променаду неподалеку от их растянувшегося вдоль побережья особняка в Малибу никак не влияли на жировые отложения, скопившиеся на боках. В каштановых волосах сильно проглядывала седина, лицо покрывали – он предпочитал думать «прорезали» – морщины, под покрасневшими глазами набрякли мешки. Боже, ему нужно поспать.
Он, как всегда, брызнул на себя «4711» – Шона заботилась о том, чтобы запас одеколона не иссякал. «Мне нравится по запаху определять, что ты близко», – шутила она. Потом он открыл несессер и достал пузырек с таблетками.
– Вам нужно притормозить, – сказал врач. – Никакого табака, алкоголя и «снежка» – у вас давление зашкаливает.
Дэн запрокинул голову и проглотил суточную дозу таблеток от гипертонии. Он не был уверен в том, что они помогают.
Потом он прошел в спальню и сел на край кровати. Они остановились в отеле «Барьер Ле Мажестик», окна апартаментов выходили на набережную Круазетт, а дальше открывался вид на Средиземное море. Не в первый раз Дэн подумывал о том, чтобы спуститься к берегу, войти в море – и не вернуться.
На него опять накатили угрызения совести, в желудке возник спазм. Он подавил страх, ощущение того, что жизнь вышла из-под контроля, и попытался сосредоточиться на сборах, поиске носков, галстука… В отсутствие Шоны он чувствовал себя здесь не в своей тарелке и знал, что без нее он будет чувствовать себя так в жизни. Как его угораздило вляпаться в это дерьмо?
Зазвонил телефон. Он поднял трубку, надеясь, что это Шона, – звук ее голоса успокоит его, хотя бы на мгновение.
– Дэн Джексон.
– Дэн… это я.
Голос был женский, акцент – американский, с толикой латиноамериканского выговора.
Желудок снова скрутило.
– Я же сказал не звонить мне – каким чудом тебя соединили?
– У меня не только смазливая мордашка, – отрезала она. – А что еще мне оставалось делать? Ты не отвечаешь ни по мобильному, ни на звонки в офис, – голос звучал раздраженно. – Тебе не удастся так просто вычеркнуть меня из своей жизни, Дэн. Даже не надейся.
Дэн поморщился и провел рукой по лбу, на котором выступили капли пота.
– Я тебя не игнорирую, но пойми, я не могу сделать то, о чем ты просишь…
– Когда трахал меня, ты говорил иначе. Тогда ты меня хотел.
– Да… я знаю… Только тогда я почти не соображал.
– Ты ублюдок. Получил свое, а теперь хочешь оставить меня и нашего сына ни с чем.
– Я дал тебе денег более чем достаточно, но я не могу… На шантаж я не поддамся.
– Вот тут ты ошибаешься. Ты заплатишь. Еще как заплатишь.
Она повесила трубку, оставив Дэна в испарине, с колотящимся сердцем. В этот момент в номер вошла Шона, одетая в классическую розово-черную «двойку» «Шанель» и сопровождаемая дуновением «№ 5». Она бросила на кровать «Биркин» и поцеловала его в голову.
– Слава богу, закончилось! Если еще один интервьюер спросит, почему я отказалась от «Влюбленного Шекспира», у меня случится истерика. Гвинни идеальна в этой роли. Налей-ка мне выпить, милый.
Только тут она заметила, что лицо Дэна пепельно-серого цвета.
– Дэн, о боже, что случилось? – Она присела возле него. – Вызвать доктора?
– К черту доктора! – рявкнул он. Затем, сделав глубокий вдох, поднял руку, как бы сдерживая волнение, и заговорил более спокойно: – Правда, Шона, я в порядке. Наверное, переутомился, вот и все.
– Ты уверен? Выглядишь ужасно.
– Это мило, – он невесело рассмеялся.
– Дэн, ты понимаешь, о чем я. Что-то не так.
Превозмогая себя, он постарался улыбнуться и успокоить ее.
– Дорогая, я в полном порядке. В Каннах это вечная история – слишком много кордон блю и отличного бренди. Пожалуйста, не волнуйся.
Он бросил выразительный взгляд на часы – эти «Патек Филипп» Шона подарила ему на десятую годовщину свадьбы.
– Лучше прими ванну, впереди еще одна долгая ночь.
– Слушай, мы можем отказаться. Важнее, чтобы ты отдохнул – помнишь, что доктор сказал о давлении?
Его терпение лопнуло.
– К дьяволу доктора! Это не он, а я – гребаный режиссер на содержании у студии, которая выжимает все соки.
Уязвленная, Шона смирилась.
– Ты сам выбрал эту жизнь, Дэн. Мы оба ее выбрали, но это не значит, что она должна разрушить твое здоровье – или наш брак.
– Ты так же думала, когда упорхнула на полгода на съемки с Ричардом Гиром?
Его слова звучали как обвинение. Глаза Шоны блеснули.
– Ты сам посоветовал мне согласиться. «Хорошо бы тебе сняться в комедии», – сказал ты.
Дэн протер глаза. Он устал от бесконечных препирательств и знал, что причина была в нем самом.
– Шона, мы можем хоть на пять минут не говорить о твоей гребаной карьере?
– Хорошо. Я приму ванну.
Она вошла в огромную ванную комнату, оборудованную утопленной в пол ванной из золотого мрамора, и захлопнула дверь.
Дэн понимал, что Шона не заслуживала его колкостей. Досадуя на себя, он провел рукой по подбородку, потянулся к тумбочке, из верхнего ящика достал таблетницу и вынул бумажку с белым порошком, который врач ему не прописывал. Отмерив крошечной ложечкой небольшое количество, он с помощью кредитной карты разделил порошок на две дорожки, скрутил трубочкой купюру в двадцать евро и втянул кокаин.
Ему сразу стало лучше. Он взял телефон и позвонил своему бухгалтеру в Нью-Йорке. Пока устанавливалось соединение, он нетерпеливо постукивал ногой.
– Эйб, это Дэн Джексон. Помнишь, я говорил тебе перевести сто тысяч на имя Фрэнки Мартинес? Мне нужно, чтобы ты сделал еще один перевод.
Он отодвинул трубку подальше от его уха, пока Эйб кричал в ответ.
– Да, знаю, она актриса эпизода. Я знаю, что это безумие, – но сделай, как я прошу, отправь ей еще сто штук. И держи рот на замке, ладно? Шона не должна узнать.
Шона чувствовала себя обособленно, когда они с Дэном позировали для папарацци возле кинотеатра, в котором проходил вечер. Хотя фестиваль был утомительным и однообразным, мероприятия тянулись допоздна, но усилия, затраченные на то, чтобы выглядеть гламурно и радостно, себя оправдывали. Подобные торжества на
