о расторжении брака, которое знаменовало конец этого фарса.
До сих пор им удавалось скрывать развод от таблоидов, но Деметриоса уже давно не заботило, что кто-то там думает о его браке. Они с Софией изначально не подходили друг другу и вечно скандалили. Она ничего не понимала в бизнесе и в том, как много времени отнимают дела, а он… ну, он никогда не любил ее. Он надеялся, что со временем любовь придет, но просчитался. С годами противоречия между ними только обострились. Ради семьи они продолжали притворяться и сохраняли брак, хотя у обоих на стороне были интрижки, тайные и не очень, и целое состояние было потрачено на взятки и судебные запреты, чтобы последующие скандалы не попадали в газеты и папарацци с длиннофокусными объективами умерили прыть. Деметриос наплевал бы на огласку, но если бы Ариана узнала, что родители на дух не выносят друг друга, ее сердце было бы разбито.
Он взял в руки стоявшую на столе фотографию дочери в золотой рамке. Ариане исполнилось шестнадцать. Она уже задумалась о том, в какой университет будет поступать. Деметриос хотел, чтобы дочь пошла по его стопам и училась в Гарварде, а мать настаивала на Оксфорде или Кембридже. София, безусловно, приложит все силы, чтобы Ариана осталась в Англии, но вмешиваться он не собирался. Его самым сокровенным желанием было, чтобы его единственный ребенок был свободен в выборе своего жизненного пути.
Он достал ручку «Ватерман», мгновение поколебался и поставил размашистую подпись. Адвокаты потратили на переговоры несколько месяцев. София никогда не интересовалась бизнесом, и хотя они не переваривали друг друга, но интересы Арианы для обоих были превыше всего. Это означало сохранение «Греческих предприятий», наследия, которое однажды перейдет к ней. Поэтому они договорились о том, что развод должен быть максимально быстрым и безболезненным. Теперь у Софии появлялась возможность перейти к следующему жизненному этапу, вероятно, выйти замуж за менеджера хедж-фонда и навсегда обосноваться в Лондоне, где большую часть времени она будет шопиться на Бонд-стрит или в «Хэрродз».
Что касается его… Деметриос взял чашку кофе и подошел к окну. В молодости он любил Нью-Йорк, но теперь мечтал о простой жизни, которую знал на Итосе. Нью-Йорк, пожалуй, был идеальным местом для охочего до жизни юноши, но чего хотелось ему теперь, когда он стал старше… и чувствовал себя более одиноким?
«Когда ты начал упиваться жалостью к себе, старик?» – упрекнул он себя.
Деметриос вернулся к столу, положил бумаги в лоток для исходящих документов и попросил секретаря доставить их адвокату в тот же день. Тут его взгляд упал на журнал «Эмпайр», купленный накануне в газетном киоске.
Обложку украшала фотография актрисы Шоны Джексон. Зеленые глаза смотрели бесстрастно, светлые мелированные волосы рыжели у корней.
Несколько мгновений он вглядывался в черты прекрасного лица и вникал в смысл заголовка:
Шона Джексон,
экспортная гордость Ирландии, —
вместе с ней на съемках нового фильма
Деметриос сцепил пальцы под подбородком. Где были его глаза все эти годы? Да, другой возможности смотреть фильмы, кроме как во время трансатлантических перелетов, у него не было, но даже тогда он отвлекался на бумаги или отсыпался. Как он мог ее проглядеть? У него что, были шоры на глазах?
А может, показалось? Деметриос снова бросил взгляд на фотографию. Нет, это определенно была она. Он утвердился в этой мысли еще месяц назад, когда мельком увидел ее в Каннах. Тогда они с Софией последний раз вышли в свет вместе, и он согласился на это только потому, что Ариана увидела приглашение от новой продюсерской компании, ищущей инвесторов, и загорелась желанием туда поехать. Когда актриса, очевидно с мужем, прошла мимо, он поинтересовался у дочери, кто это такая. Ариана закатила глаза:
– Папа, ты что, в пещере живешь? Это Шона Джексон, суперзвезда.
С той поры Деметриос стал скупать все журналы со сплетнями о знаменитостях, пытаясь узнать больше. Пока ему удалось выяснить, что киноактриса и ее муж – режиссер Дэн Джексон – ревностно охраняют свою частную жизнь. Она редко попадала в кадр в Лос-Анджелесе, а официальная информация о ней мало что проясняла. Он пытался вспомнить, что рассказывала о себе Шона. Кажется, она была родом с западного побережья Ирландии, но откуда именно? Как называлось то местечко? Он проклинал себя за то, что так мало знал о женщине, в которую влюбился.
Холодные зеленые глаза по-прежнему бесстрастно смотрели на него с обложки журнала. Неужели это его Шона? Деметриос поморщился, напомнив себе, что она уже давно не его Шона… он позволил ей уехать, время упущено, и сейчас уже ничего не исправить.
Он бросил журнал в корзинку у стола. Какой смысл ворошить прошлое после стольких лет?
Фрэнки Мартинес уложила сынишку в кровать и подоткнула одеяло. Крохотная комнатка в Линкольн-Хайтс – это все, на что хватало ее средств. Было только шесть вечера, но в открытое окно уже врывалась симфония завывающих сирен – копы устраивали облаву на подростковую банду после очередного мотообстрела. При мысли о том, что малыш Александер растет в этом районе, Фрэнки становилось жутко. Она видела, во что тут превратилась жизнь ее братьев.
– Маме пора идти, мой дорогой.
– Пожалуйста, мамочка, не уходи! – умолял он, глядя широко раскрытыми испуганными глазами. Так было всегда, когда сынишка оставался один.
– Я ненадолго, обещаю.
– Ты и раньше так говорила, а потом долго не приходила.
Его голубые глаза смотрели на нее с упреком.
– Извини, я больше не буду.
Фрэнки надеялась, что на этот раз так и будет. Ей очень не хотелось оставлять сынишку одного, но другого выхода не было. С прошлого года он посещал государственное дошкольное учреждение, куда брали детей с трехлетнего возраста, что позволяло ей работать по семь часов в местной мелочной лавке, но услуги няни ее минимальная заработная плата не покрывала. Иногда старушка, проживавшая по соседству, брала к себе Алекса на пару часов, но сейчас ее не было дома. А если Фрэнки не поторопится, то пропустит часы посещения в больнице и не навестит сестру.
– Помнишь, что нужно делать, чтобы заснуть?
– Считать лам в горах. Как они перепрыгивают через стенку, чтобы добраться до вкусной травки.
– Верно, милый. Так что обними альпаку Альфи и начинай считать. И сразу заснешь.
Малыш прижал к себе игрушку, и большая слеза скатилась по его мордашке.
– Правильно, милый, будь смелым мальчиком и ничего не бойся. Я скоро вернусь, хорошо?
Александер кивнул, Фрэнки поцеловала его и накинула бомбер поверх черной футболки.
