Взгляд кона внезапно потяжелел и, устремившись в невозвратные дали былого, где неспешно плыл хоровод образов и воспоминаний, доступных лишь ему одному, замер, окаменел. Руки Влада непроизвольно сжались, напряженные мышцы сплелись в тугой клубок, а по телу пробежала едва приметная нервная дрожь.
— Да, я бывал там, — резко мотнув головой в сторону, сказал он после продолжительного молчания. — Тартр… Первый раз это случилось лет через семь после твоего изгнания. Наша рука в то время располагалась в тридцать четвертом регионе, у самых границ. Тогда был очень неспокойный год. Черные Братья по приказу своих хозяев совершали постоянные набеги на поселения, угоняли много пленных. Их следы всегда вели на север, за Барьер. После одного, особенно жестокого нападения наш гроссмейстер решил, что терпеть больше нельзя, и вознамерился отправить отряд на их поиск. Я сам напросился в ту группу. Ты же знаешь тридцать четвертый, он считается достаточно спокойным — да и чины не катекианцы, с ними отроду хлопот не возникало — и туда редко направляют ветеранов, в основном молодых, только-только из академий. В нашем отряде было сто пятьдесят человек, для усиления нам выделили шестерых плетельщиков и четырех ваятелей. Наш командир, Сайлус Венар, — ему и сорока не было… Щенок, назначенный младшим гроссмейстером только потому, что приходился внучатым племянником патриарху региона, счёл этот поход прогулкой! Мы все так считали! С нами было четверо «стариков», сосланных в ту глушь за какие-то мелкие нарушения, они предупреждали нас, пытались достучаться до командира — мы только смеялись над ними, про себя называя трусами и горлопанами.
Влад невесело хмыкнул, и на его лице проступило смущение. Он поднес к губам кружку, глотнул вина — то ли испытывая жажду, то ли стремясь заполнить образовавшуюся паузу, — и, поставив её на место, впервые за все время рассказа просмотрел брату прямо в глаза.
— Один из них — Маарик Свенс его зовут — и спас меня. Вытащил из того пекла. Тянул на собственном загривке сорок миль до передовых застав, после того как пульсар Черного снес мне полноги.
Ладони кона сжались, костяшки побелели от напряжения, на скулах проступили желваки, но голос оставался ровным, и Безымянный внутренне содрогнулся, но не от слов брата, а от обыденности, с которой тот говорил. Его взгляд вперился в стол, словно пытаясь проникнуть сквозь дерево и разглядеть покалеченную ногу кона.
— А вот остальным повезло меньше! — Влад усилием воли заставил кулаки разжаться и опустил их на стол ладонями вниз. — Я так и не понял, как Черным удалось провернуть эту штуку, ведь мы все время шли по их следу, не отступаясь ни на шаг, да и времени у них было немного, но как бы то ни было, стоило только нам углубиться в Тишайший лес, как на нас набросилась целая свора жутких уродцев: рост под три метра, длиннющие руки или лапы — кто их разберет — с громадными серыми когтями, а уж морды, зеленовато-карие, выдающиеся вперед наподобие лошадиных, только намного уродливее — такие и в кошмарном сне не привидятся!
— Маурги, — уверенно заявил Безымянный, без труда опознав в описании брата одного из самых часто встречающихся в Запределье полуразумных хищников.
Влад кивнул и вновь потянулся за кружкой.
— Это после я узнал, как эти твари называются, уже в «палатах», — он отхлебнул вина и, скривившись, заметил: — Редкостная гадость, у деда от одного запаха случился бы приступ.
— Это точно, — рассмеявшись, согласился Безымянный.
— Ну, в общем, те твари всё лезли и лезли, и конца этому не было, — продолжил рассказ Влад, отставив кружку подальше. — Мы встали в круг, сбились в плотную группу тройного заслона и начали отстреливаться — классическая схема ведения боя в условиях полного окружения — одним словом. Как на параде или полигонных учениях…
Безымянный удрученно покачал головой, заранее предвидя, к чему могла привести подобная тактика в Тартре.
— …только боевых маршей и музыки не хватало. А ведь Черные того, видать, и ждали. Мы оказались зажатыми в небольшой лощине, со всех сторон — деревья, за которыми ни черта не видно. Влево, вправо — не сунешься, слишком покатые склоны, да и бурелома навалено — не проберешься. Впереди — каменистая насыпь — надежная, как дешевая шлюха, сзади — валом прут маурги — пат! Ну, наш герой Венар от большого ума и приказал нам встать в круг, недоумок долбаный! И только мы выстроили порядки, как сверху, из-за деревьев, на нас обрушились Черные. Мы и опомниться толком не успели — повсюду стрельба, вопли, визг. Половина полегла раньше, чем мы успели очухаться, строй рухнул, наши сбились в кучу, как стадо, стиснули тех, кто в центре, так — что и вздохнуть нельзя, а со склонов палили Черные — в упор, как в тире — бойня! Из всего отряда уцелело только шестнадцать человек, тех, кто успел вовремя улизнуть, или тех, кого ребята успели вытащить, как меня.
— Странно, — Безымянный откинулся на спинку стула и задумчиво уставился поверх плеча своего собеседника. — Маурги почти никогда не охотятся стаями, только если уж сильно припечет. Они звери свободолюбивые, одиночки…
Лицо Влада внезапно ожесточилось, утратив обычную подвижность.
— Забудь, — он попытался улыбнуться, но получилось лишь жалкое подобие, не способное никого одурачить. — Что было, то прошло. Расскажи лучше про себя. Где ты был последние пять лет? Почему не связался с семьей?
Безымянный кивнул, молча принимая желание собеседника сменить тему беседы, а про себя отметил, что информация о маургах и их новой тактике, по всей видимости, до сих пор является закрытой от посторонних.
Попивая вино и перемежая беседу шутками и общими воспоминаниями, он постепенно поведал Владу — не вдаваясь, впрочем, в подробности — о своей жизни в Тартре; о диковинных тварях, с которыми ему довелось столкнуться; о зароке, что дал самому себе, — провести в Запределье пять лишних лет во искупление былого; о своем возвращении на большую землю. Когда же интерес кона был более-менее удовлетворен, Безымянный и сам полюбопытствовал о причине столь изрядного присутствия Конфедерации в Штормскальме. Откровенно говоря, он не очень рассчитывал на исчерпывающий ответ, прекрасно зная о маниакальной подозрительности патриархов и стремлении скрывать за нагромождением лжи самые незначительные крохи истинной информации даже и от своих собственных людей. «Чего не знаешь — о том не проболтаешься» — этот неписанный закон власть предержащих давно стал основой их мысли. Про себя он полагал, что готовится крупномасштабное вторжение, и каково же было его удивление, когда Влад поведал ему о том, что происходит в действительности.
— А ты разве ещё не слышал? — казалось, удивлению кона не будет предела, впрочем, даже не выслушав ответа, он, понизив голос до восторженного полушепота, сказал: — Здесь Фамари!
— И что? — недоуменно пожал плечами Безымянный, то ли не расслышав в тоне брата почтительных и восхищенных нот, то ли не придав им значения. — Стоило пригонять чуть ли не полную когорту ради охраны одного, пусть и очень ценного инструмента…
— Ты не понял, — перебил его кон, встряхнув головой и широко — точно ребенок, заприметивший на столе свое любимое лакомство, — улыбнувшись. — Не фомары, Фамари! Они САМИ здесь!
— Фамари? — Безымянный недоверчиво уставился на радостно кивающего собеседника.
Вот так дела! Да, теперь ему становилось понятно и количество конов, разгуливающих по улицам с таким видом, будто они находятся в лишь недавно захваченном вражеском городе, и присутствие множества клановых боевиков, связанных с Конфедерацией договорами, и огромная масса сновавших повсюду — словно пчелы у растревоженного улья — храмовников. Редкие появление Фамари всегда сопровождалось шумом…
— Погоди, — Безымянный склонился над столом и, придвинувшись вплотную к брату, очень тихо спросил: — Ты сказал — сами? Их что, несколько?
— Их одиннадцать! — шепотом, в котором явственно слышалось, чуть ли не благоговенье, отозвался Влад.
Одиннадцать! Безымянный откинулся на спинку стула и застыл в потрясенном молчании. Целых одиннадцать Фамари, собранных в одном месте за пределами Фай`лао Оласини, — такого не происходило очень, очень давно, по крайней мере несколько столетий.
Фамари, Творцы Прекрасного, Строители — у представителей этого народа было много имен, и каждое из них — истина! Самая загадочная и почитаемая раса Терры, оставившая неизгладимый след в истории и давным-давно практически сошедшая с её сцены…
Некогда крохотные общины Фамари жили в землях, известных ныне как Тартр, совершенствуя врожденные способности трансмутации неживой материи и придания формы, доводя их до идеала, превышающего возможности искусства и красоты. Они всегда были весьма малочисленным народом, и, хотя сроки их жизни исчислялись многими столетиями, странная прихоть судьбы или эволюции ограничила способность Строителей к воспроизводству. Лишь трижды за свою долгую жизнь женщина-фамари могла выносить дитя, следствием этого и являлась небольшое количество Творцов. Во времена расцвета, предшествующего трагедии Бездны, тридцать семь тысяч Фамари мирно обитали в северных землях или путешествовали, посвящая себя созиданию и улучшению архитектуры и зодчества по всей Терре, создавая несравненные шедевры из камня и металла. Они никогда не были воинственными, никогда не брали в руки оружия, ведь надежным щитом, всегда пребывающим на страже их безопасности, являлась Конфедерация, чтящая Творцов и неизменно готовая оказать им любую помощь. Но, когда Врата Бездны разверзлись, когда пал Золотой Город и цитадели Севера осыпались прахом, когда сама Конфедерация, терпящая одно поражение за другим, отступала под сокрушительным натиском Порождений, бледное покрывало савана пало и на мирный народ Фамари. Отвергнув все доводы разума и тщетные мольбы патриархов, Фамари остались в маленьких городках-общинах в надежде своим вдохновенным искусством отвратить от себя ужасы грядущего нашествия. Они верили, что красота их творений убережет самих творцов от любой опасности, отведет от них предстоящее. Они ошиблись. Как и многие до них они чересчур поздно поняли, что красота — слишком ненадежный заслон против испепеляющего пала ненависти и безудержного гнева обезумевших от легкой крови полчищ.
