– Dios mio, я подумал, что она твоя любовница.
– Эдуардо знает, что нет. Он действительно недолюбливает американских женщин и думает, что я изменю свое решение жениться на ней. Между тем, из уважения ко мне, он относится к ней как к гостье и не обсуждает с ней мое прошлое.
– Но вся деревня сплетничает о твоем возвращении. Твоя Кэти непременно узнает кой-какие сплетни.
– Услышит сплетни? Кэти не говорит по-испански.
Поднявшись из кресла, Мигель бросил печальный взгляд на Рамона:
– Что касается членов моей семьи, они все говорят по-английски, и младший может нечаянно подставить тебя.
– Только лишь твои родители, Габриэла и ее муж помнят свой английский, – сухо заметил Рамон. – До сегодняшнего дня твои братья и сестры знали только испанский.
– Рамон, надеюсь, больше тебе нечем меня удивить?
– Я хочу, чтобы ты был моим шафером.
Мигель угрюмо улыбнулся:
– Это меня не удивляет. Я всегда надеялся быть твоим шафером, ты ведь прилетел из Афин, чтобы быть моим. – Он протянул руку через стол: – Прими мои поздравления, друг.
Его твердое рукопожатие выразило и удовольствие, и невысказанное сожаление по поводу финансовых потерь Рамона.
– Я вернусь к работе над бумагами твоего отца.
Зазвонил внутренний телефон, и голос секретарши сообщил, что два поверенных, которых Рамон вызвал, ожидают его в комнате для совещаний вместе с аудиторами.
Все еще оставаясь за столом, Рамон смотрел, как Мигель уходит, ступая по толстому золотистому ковру. Когда дверь за ним захлопнулась, Рамон обвел глазами свой кабинет, как бы прощаясь с ним навсегда, бессознательно запоминая всю обстановку в ее величии.
Пейзаж Ренуара, который он приобрел за непомерную сумму у коллекционера, был вставлен в раму и освещен снизу специальной подсветкой. Его краски резко контрастировали с роскошными стенами из орехового дерева. Рамон продал с аукциона все, что принадлежало лично ему, чтобы приобрести заем для корпорации, еще до того, как обнаружил, что его деньги бессильны что-либо изменить. Ренуар вскоре уйдет с аукциона. Рамон печально понадеялся, что новый владелец будет любить картину так же сильно, как и он сам.
Откинувшись в кресле, Рамон прикрыл глаза. Через минуту он собирался пойти в комнату для совещаний, освободить аудиторов и дать инструкции поверенным корпорации, как подготовить необходимые документы, сообщающие судам и деловому миру, что «Гальварра интернэшнл» понесла урон. Обанкротилась.
В течение четырех месяцев он боролся за ее спасение.
Он проиграл… Теперь он мог лишь удостовериться в том, что она умерла быстро и достойно.
Каждую ночь он просыпался от ужаса перед тем, что сейчас свершилось. Но теперь он принял свое поражение без того страдания, которое испытал бы две недели назад.
Теперь у него была Кэти.
Рамон отдавал всю свою жизнь корпорации. Теперь весь ее остаток он собирался посвятить Кэти. Только Кэти.
Впервые за многие годы Рамон чувствовал себя глубоко религиозным. Это было похоже на то, что Бог решил забрать у него семью, имущество, положение, и тогда, обнаружив, что у Рамона ничего не осталось, он сжалился и дал вместо этого всего Кэти. И Кэти возместила все, что он потерял.
Кэти подвела губы розовато-коричневой помадой в тон блестящему лаку на длинных овальных ногтях, подкрасила глаза и пробежала пальцами по волосам. Удовлетворенно улыбнувшись, она отвернулась от зеркала на туалетном столике и взглянула на часы. В половине шестого было еще светло, а Рамон сказал Габриэле, что придет между половиной шестого и шестью, чтобы поужинать с Кэти у Рафаэля.
Поддавшись порыву, Кэти решила выйти и встретить его. Переодевшись в белые брюки и шелковую блузку с белоснежной отделкой, она выскользнула из дома, радуясь возможности избежать достаточно угнетающего присутствия Эдуардо, мужа Габриэлы, который относился к ней со скрытой недоброжелательностью.
Голубое небо было усыпано кремовыми облаками. Вокруг нее поднимались горы, покрытые изумрудной травой и усеянные розовыми и красными цветами. Кэти с довольным вздохом подняла лицо навстречу легкому ветерку и прошла через двор прямо к грязному проезду, который вел через деревья к главной дороге.
Она чувствовала себя слегка потерянной среди незнакомых людей и скучала без Рамона. Она не видела его с прошлой ночи, когда он представил ее Габриэле и ее мужу, а затем ушел час спустя к Рафаэлю.
– Кэти! – послышался знакомый голос.
Повернув голову, она увидела Рамона. Он спускался по склону горы от дома Рафаэля, и она, очевидно, только что пересекла тропинку, по которой он шел. Он остановился, ожидая ее. Радостно взмахнув рукой, Кэти повернулась и начала подниматься в гору.
Сознание того, что она вышла встретить его, доставило Рамону истинное наслаждение. Переполненный восторгом, он с трудом заставил себя оставаться на месте. Он следил за ней с нежной лаской, любуясь, как ее волосы, светящиеся золотым блеском, разметались по плечам. В глубоких голубых глазах играли веселые искорки, а приветственная улыбка подчеркивала призывную полноту ее губ. Она двигалась с прирожденной грацией, ее стройные бедра слегка покачивались, выглядя утонченно соблазнительными.
Его сердце колотилось от безумного желания заключить ее в объятия, прижать и растворить в себе. Он хотел прильнуть губами к ее губам и шептать: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Он хотел сказать ей это, но побоялся, что ее ответ или ее молчание скажут ему, что она не любит его. А этого он не сможет пережить.
За несколько шагов до него она остановилась, охваченная странным ощущением радости и застенчивости одновременно. Темно-синяя рубашка Рамона была широко распахнута, открывая загорелую грудь, покрытую черными волосками, темные брюки обтягивали его стройные бедра, подчеркивая каждую линию его длинных ног. Рядом с ним Кэти чувствовала себя странно хрупкой и ранимой.
Она сглотнула, пытаясь что-нибудь сказать, и наконец произнесла с мягкой нерешительностью:
– Привет!
Руки Рамона широко распахнулись ей навстречу. Он хрипло ответил:
– Привет, mi amor.
Кэти поколебалась, затем бросилась в его приглашающие объятия. Его руки сомкнулись вокруг нее, прижимая к себе, словно он собирался больше никогда не отпускать ее.
– Ты скучала по мне? – хрипло прошептал он, когда смог заговорить.
Кэти прижалась губами к его горлу, вдыхая пьянящий запах мужского тела, смешанный с одеколоном.
– Да. А ты скучал по мне?
– Нет.
Откинувшись, Кэти взглянула на него с лукавой улыбкой:
– Не скучал?
– Нет, – сказал он с тихой торжественностью. – Потому что ты была со мной с десяти утра, и я не отпускал тебя ни на миг.
– С десяти часов утра?.. – начала расспрашивать Кэти, но что-то в его голосе заставило ее приглядеться к нему повнимательнее.
На самой глубине ониксовых глаз она увидела усталость и опустошенность. Приподнявшись на цыпочки, она взяла его за подбородок большим и указательным пальцами и повернула его изумленное лицо сначала налево, потом направо. Сохраняя веселый вид, она спросила:
– А как они выглядят?
– Кто?
– Те, кто пытался тебя поколотить?
– Ты хочешь сказать, что я выгляжу как после драки? – спросил Рамон.
Кэти медленно кивнула, и ее улыбка стала еще шире.
– С шестью вооруженными бандитами и с сумасшедшим бульдозером.
– Так ужасно? – криво усмехнулся Рамон.
Кэти опять кивнула, а затем рассудительно заметила:
– Наверное, очень тяжело, очень гнетуще работать на компанию, когда ты знаешь, что она терпит крах.
Его ошеломленный взгляд подтвердил, что ее заключение правильное.
– Знаешь, – сказал Рамон, смущенно тряхнув головой, – множество людей из многих стран говорили, что просто невозможно прочитать то, что написано у меня на лице, если мне этого не захочется.
– И ты хотел, чтобы и я этого не смогла сегодня вечером? – предположила Кэти. – Потому что не хотел, чтобы я видела тебя усталым и подавленным?
– Да.
– Ты вкладывал собственные деньги в эту компанию?
– Фактически все деньги и всю свою жизнь, – согласился с ней Рамон, удивляясь ее догадливости. – Ты очень восприимчива. Но для твоих волнений нет повода. Теперь все будет намного проще и мне не придется пропадать там по многу часов каждый день. Завтра днем я уже начну помогать людям, которые работают в нашем доме.
* * *
Ужин в доме Рафаэля прошел со смехом и шутками. Сеньора Виллегас, жена Рафаэля, оказалась плотной и шумной женщиной, относящейся к Рамону с такой же заботой, какую расточала на своего мужа и детей – двух мальчиков тринадцати лет и четырнадцатилетнюю девочку.
Чтобы Кэти было проще, говорили по-английски. Юные члены семьи, видимо, немного понимали этот язык, потому что Кэти несколько раз замечала, как они улыбнулись тому, что говорили Рафаэль или Рамон.
