– Живее! – прошептал встревоженный чем-то напарник и, не дождавшись ответной реакции, силой втащил девушку внутрь.
– Что случилось? – спросила Флейта, но тут же поняла, насколько глупо прозвучал ее вопрос.
Посреди едва освещенного холла, широко раскинув руки и смотря глазами навыкате в потолок, лежал мертвый гвардеец.
– Это не я, – пояснил Артур. – Кто-то побывал здесь до нас. Совсем недавно, тело еще не успело остыть.
– А другие? – Голос Флейты дрожал, наверное, как следствие пережитых под дверью мгновений.
Вид мертвых тел уже давно ее не пугал. Даже попрощавшись с опасной воровской жизнью, ей все равно приходилось и убивать, и часто видеть трупы. Инстинктивно девушка повернулась назад. Высказанное ею предположение оказалось верным, замка действительно не было. Расплавленный металл застыл ручейками на поверхности обуглившейся изнутри двери и на каменных плитах пола. Проникший в контору архивариуса до них закапал в замочную скважину какое-то неизвестное, очень едкое вещество. Он не мучился с отмычками и был наверняка не только ловким убийцей, но и весьма изобретательным.
– Ты права, – кивнул головой Артур, как будто снова прочитав ее тревожные мысли. – Он, она, а может, и они очень опасны. Замок расплавлен, стражник задушен тесьмой, комната охраны пуста, следов борьбы не видно. Думаю, солдат выманивали и приканчивали поодиночке: быстро, тихо и без крови.
– А ты не думаешь, что он еще здесь? – Флейта пристально посмотрела в глаза Артуру.
– Я не знаю, но искренне надеюсь на это, – ответил внешне спокойный пират. – Мне почему-то кажется, что он пришел затем же, что и мы. Если его нет, значит, мы уже опоздали и придется возвращаться ни с чем. Не будем гадать, давай поднимемся наверх!
Сказав это, он взял в каждую руку по три метательных ножа и стал осторожно, ступая с пятки на носок, подниматься по лестнице. Флейте ничего не оставалось, как только последовать за ним. Встреча с неизвестным, но явно очень опытным противником пугала девушку, но мысль о возврате аванса и возобновлении службы в Гильдии торговых охранников была невыносима.
Невезение – упрямая штука, если уж прицепилось, то не отстанет, пока не сведет с ума. Сначала напускает дождь, затем истощает кошелек, и вот, когда Пархавиэль наконец-то нашел способ исправить незавидное материальное положение, оно начало выкидывать всякие пакостные фокусы.
Объект для спасения удалось найти не сразу, вначале гном обошел несколько таверн для середнячков. В первой посетители сидели с постными лицами и пили какую-то зеленоватую гадость, напоминающую травяной настой. Оказалось, что высохший, тощий хозяин с мутными, красными, как у крыски, глазками недавно стал рьяным поборником светлого духовного начала и вылил все бочки с вином в сточную канаву. Такой акт вопиющего вандализма возмутил постоянных посетителей, которые тут же перебежали к конкурентам, но их место заняли ученые и доморощенные богословы с такими же мутными взорами, как и у старика. Пархавиэль не выдержал и сбежал, как только один из посетителей ни с того ни с сего вскочил на стол и запел церковный псалом. К великому удивлению гнома, публика не закидала певца объедками, а зааплодировала.
В таверну «Хохолки и пятачки» Пархавиэль заглянул исключительно из-за названия, наивно предположив, что повар специализируется на приготовлении куриных блюд и аппетитных молочных поросят. «Кто много ест, много и пьет», – подумал гном и переступил порог шумной таверны.
В тесном зале находилось более сотни студентов, поглощавших дешевое вино и совершенно не закусывающих. Повара, похоже, здесь совсем не было, но заведение полностью соответствовало названию. Будущие ученые мужи и степенные чиновники толкались, дрались, петушились и вели себя совершенно по-свински, не стесняясь опорожнять желудки и раздувшиеся мочевые пузыри прямо у входа, а иногда и не отходя от стола. Буйству ученой молодежи пришел конец, когда на импровизированную трибуну залез худосочный субъект с опухшей физиономией и гордо заявил, что знает, где живет ненавистный профессор Керфауер, замучивший большую часть присутствующих классификацией трехлепестковых фиалок и постоянными переэкзаменовками. Восторженные крики и овации еще державшихся на ногах разбудил и тех, кто уже притомился, Ликующая толпа подхватила оратора на руки и понесла во двор. Судя по всему, студенты направились бить стекла в доме придирчивого старичка или устроить ему ночной концерт. Тех, кто не мог идти самостоятельно, заботливые соратники по университетскому братству прихватили с собой, как, впрочем, и пару пивных бочонков. Такой ораве были не страшны ни шайки грабителей, ни патрули стражи. Обругав себя за час потерянного времени, впустую потраченного на посещение снаружи вполне приличной таверны, Пархавиэль отправился дальше. Третий по счету кабак оказался закрытым, в четвертом вспыхнул пожар, а в пятом, по слухам, обычно спокойном местечке, внезапно разгорелась поножовщина, для усмирения которой прибыла целая рота солдат.
«Ничего себе добропорядочные горожане, в городе-то страсти кипят. Каждый со скукой по-своему борется, хорошо еще, что так, что, как в Альмире, погромов не устраивают, – нашел хоть что-то положительное гном в уйме без толку потраченного времени. – Это последняя, если и здесь ничего интересного, то придется шататься по темным закоулкам. Авось там кого-нибудь найду».
Внимание уже натершего огромные мозоли в новеньких, еще не разношенных сапогах гнома привлекло маленькое, весьма уютное с виду заведеньице. Двухэтажное здание с балкончиками и замысловатыми завитушками на фасаде. На окнах кружевные шторки, а по оконным рамам и двери шли расписные узоры на вольную тему местной растительности. Народу внутри было немного, горожане почему-то обходили это заведение стороной, хотя те, кто собирался внутри, выглядели вполне прилично и никак не походили на спившихся бродяг.
Со вкусом оформленная вывеска гласила: «Голубчик». «По-видимому, жители Торалиса просто недолюбливают голубцы. А мне вот без разницы, как капусту жрать: кручеными листьями или мелко порубленную, лишь бы к ней еще и мясо прилагалось», – подумал гном и под удивленными взглядами проходивших мимо горожан, важно подбоченясь, переступил порог.
То, что он ошибся, стало понятно сразу. Голубцами не пахло, тушеной капустой тоже, в ноздри гнома ударили омерзительные, приторно-сладкие ароматы духов, забивающие другие запахи. Посетителей было немного, человек двадцать, и все какие-то странные: разряженные как куклы, с подведенными тушью ресницами и напомаженными губами. Шум разговоров затих, как только Пархавиэль переступил порог. Двадцать пар мужских глаз уставились удивленно и растерянно на необычного посетителя. Кто-то недовольно наморщил напудренный носик, а кто-то, наоборот, лукаво улыбнулся упитанному, крепко сложенному гному.
«Ага, а вот и люди искусства, о которых Нивел говорил. Ну и мода в этом городишке! Сразу видно – центр культуры. Не мужики, а неженки, цветочки клумбовые… – вспомнил Пархавиэль рассказы попутчика о том, что Торалис – город искусства и что те, кто с прекрасным сопричастен, немного отличаются от обычных обывателей. Однако скромный юноша постеснялся уточнить, на сколько „немного“ и в чем именно эти отличия заключаются. – Ладно, доходящих до нужного градуса здесь вроде бы нет, но, пожалуй, я все-таки останусь. Судя по одежонкам, деньжата у мазилок да рифмоплетов водятся, значит, и разбойнички на публику эту позариться могут. Авось повезет».
Размышляя, стоит ли оставаться или лучше уйти, гном простоял на пороге около минуты, а потом направился к пустовавшему столику. По затихшему залу волною прокатился вздох облегчения, а из дальнего угла послышались хлопки одобрения. Пархавиэль еще больше нахмурился. Реакция окружающих на его появление была, мягко говоря, неадекватной. Гном привык, что люди смотрят на него с высоты своего роста, то есть сверху вниз, как в прямом, так и в переносном смысле. Многие боятся гномов, другие презирают. Здесь же подавляющее большинство посетителей были почему-то искренне рады его приходу, некоторые даже приветливо подмигивали. Пархавиэль оказался в центре внимания. Ему стало не по себе и захотелось уйти, но негласный закон путешествующих гномов гласил: «Раз сел за стол, нужно выпить и закусить!»
– Чего изволите? – прозвучал вдруг сбоку мелодичный голос шустро подбежавшего к столу разносчика.
Тонкие, подвижные губы двадцатилетнего паренька растянулись в искренне дружелюбной улыбке. Накрашенные ресницы заморгали, а руки как-то странно изогнулись, держа на уровне груди пустой поднос. Вид молодого мужчины был настолько омерзителен, что гному вдруг захотелось со всей силы заехать ему каблуком по зубам.
– Тушеной капусты, свинины, отварной или жареной, пива и огурцов. – Пархавиэлю все-таки удалось подавить душевный порыв и сделать заказ.
