— Упаси Бог, — ужаснулся Киркоров.
— Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной комиссии, а Марина…
— Нет, Христо.
Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.
— Хорошо, — спохватился Христо. — Так вот…
— Если вы так страшитесь прошлого, — перебил я, посмотрев на Марину, — то какого же дьявола вы намерены возрождать?
Лицо Христо засияло:
— Ты не ошиблась, Марина. Похоже, он как раз тот, кто нам нужен.
Можно подумать, что вы нужны мне.
— Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как пачкается. Мы хотим дать человеку воду и построить новый мир с умытым человеком.
Тихий голос Христо сливался с шумом костра. Мне казалось, что со мной говорит ожившее пламя.
— Новый чистый человек построит мир света. Мир без политики, денег, религии, без всего того, что повлекло либо могло повлечь День Гнева.
Я расскажу тебе небольшую историю, Андрей.
В мире бывших была война —одна из бесконечной вереницы. Осажденный город медленно умирал, но в нем боролась за жизнь хрупкая девушка. Ее соседи по лестничной клетке погибли от бомбежек, холода и голода, и ей казалось, что она совершенно одна в огромном доме. Пережить один день —это была цель, сопоставимая с полетом на Марс.
У девушки осталось всего одно полено, прочное и красивое с виду: кора ровная, жесткая, древесина янтарная, обещающая тепло. Но когда, собрав остатки сил, девушка ударила по нему топором, полено разлетелось на мягкие ошметки, так как было оно совершенно трухлявое.
Девушка легла в холодную постель и стала ждать смерть, как вдруг до нее донесся детский плач. Ей показалось, что она ослышалась. Но плач повторился. Где-то наверху плакал ребенок.
И она встала и пошла, несмотря на боль и отчаяние.
В квартире на верхней площадке была настежь открыта дверь и на пороге, вытянувшись, лежала мертвая женщина. Почувствовав приближение смерти, она пыталась позвать кого-то, но ей не хватило сил.
Перешагнув через мертвую, девушка вошла в квартиру и увидела стоящую на кровати девочку.
— Мама? — спросила та, дрожа от холода.
— Мама, — согласилась девушка. — Но зачем ты стоишь? Чтобы согреться, нужно лечь, накрыться с головой одеялом…
Но девочка продолжала стоять. Тогда девушка подошла к ней, обняла, стала согревать собственным дыханием. Накрывшись одеялом и старой шинелью, крепко прижавшись друг к другу, они смогли пережить ту страшную ночь.
Христо умолк, глядя на костер. Языки пламени бросали на стены причудливые тени. Я вдруг вспомнил стопку журналов, найденную на чердаке школьником Островцевым. Среди прочих там был журнал «Огонек», а в нем, — репродукции картин. И в память школьнику Островцеву, а значит и в мою, больше других запала «Тайная вечеря». Сын Божий —в окружении учеников, уже знающий о собственной судьбе, и о том, кто предаст его.
— Христо, но что с ними случилось потом?
— Я не знаю, Букашка.
— В чем смысл этой истории? — спросил я.
— Тоже не знаю, — засмеялся Христо. — Вернее, каждый понимает по-своему, и совершенно ни к чему навязывать кому-либо собственное понимание. Однако мы не в праве окончательно хоронить то, что заставляло эту девушку, услышавшую плач ребенка, подниматься по ледяным ступенькам, на грани обморока, и цепляться за обмороженные перила. И в этом нам можешь помочь только ты, Андрей.
— Я?
— Да. Впрочем, довольно. Полагаю, мы все, — Христо окинул собравшихся взглядом, — должны оставить Марину и Андрея наедине. Им есть, что сказать друг другу…
2. Двое
Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого орла, в котором переливались желтые и красные отсветы костра. С потолка в огонь упала капля; зашипев, превратилась в пар.
Отчего-то мне стало грустно: то ли подземелье угнетало, то ли так подействовал рассказ Христо.
— Андрей, — тихо сказала Марина.
Я оторвал взгляд от орла и посмотрел на нее.
— Прости меня.
Она просит прощения!
Язвительно улыбнувшись, я сказал ей, что не могу доверять человеку, исподтишка вколовшему мне в шею шприц.
— Это был не мой план, — горячо заговорила Марина. — Это был план Христо. Он послал меня в Джунгли за диким…
— За диким? — ухмыльнулся я. — И диче меня, конечно, не нашла?
— Андрей, прошу тебя, не надо.
— Что не надо?
— Не надо язвить и кричать. Когда я впервые увидела тебя на Поляне, я сразу поняла…
— Что ты поняла?
Марина дышала тяжело, как затравленная лисица.
— Я поняла, что остановлю свой выбор на тебе, и пройду с тобой через Джунгли, не ради Христо и возрожденцев… а ради себя. Ты мое возрождение, Андрей…
Я молчал.
Марина поднялась; обойдя стол, приблизилась ко мне.
— Ну, посмотри на меня, Андрей, — попросила она. — Не притворяйся жестоким, я ведь знаю, ты не такой.
Каждое слово Марины понемногу вымывало из моей души остатки Джунглей.
Я посмотрел на нее.
Марина обняла меня. Рука девушки заскользила по моей шее, тонкие пальцы нащупали бугорок, оставшийся от укола.
— Прости, Андрей.
Ее губы коснулись бугорка.
— Ты простишь?
Снова поцелуй.
— Марина.
Мои руки сомкнулись на ее талии.
Я поцеловал Марину, сквозь ткань комбинезона чувствуя биение ее сердца. Белая шапочка упала на пол, освободив водопад рыжих волос. Моя рука сама собой нащупала молнию на комбинезоне, потянула вниз. Марина повела плечами, и комбинезон упал к ее ногам. В свете костра тело Марины казалось бронзовым, как двуглавый орел, взирающий на нас со стены.
Левая рука Марины покоилась у меня на груди, правая —обвила шею. Костер догорал, в воздухе плавало уменьшающееся тепло.
Мы лежали на столе, за которым кто-то собирался решать судьбы мира, совершенно голые, беззащитные. Беззащитные… Я огляделся: тишина, темнота.
Высвободившись из объятий Марины, я соскочил на пол и, нащупав штаны, стал одеваться. Девушка зашевелилась.
— Андрей.
— Тише.
В шахте лифта на мгновение вспыхнул огонек, точно блеснула в лунном свете бутылка, и я отчетливо различил звук торопливых, но осторожных шагов по перекладинам металлической лестницы.
— Что такое?
— Ничего, — я пожал плечами. — Просто кто-то из твоих друзей все это время наблюдал за нами.
— Не может быть.
— Ты так доверяешь им?
— Я доверяю Христо.
Марина соскользнула со стола —волосы внизу живота вспыхнули красноватым огнем.
— И тебе.
Ее губы нашли мои, но я отстранил девушку.
— Одевайся.
Подал ей комбинезон. Мне хотелось, чтобы тело моей женщины поскорее скрыла ткань. Кругом глаза, жадные, ищущие.
Марина застегнула молнию на комбинезоне.
Она молча смотрела на меня, будто ждала чего-то.
— Христо считает: нам есть, что сказать друг другу, — сказал я, опускаясь на стул.
— Я не знаю, о чем он, — пожала плечами Марина, присаживаясь ко мне на колени. Она запустила руку в мои волосы и принялась играть с ними, как ребенок. — Но ты, наверное, думал: почему я не позволила Христо рассказать о моих всполохах?
— Я не думал. Но, если ты начала…
— Думал, не ври!
Марина засмеялась и щелкнула меня по носу. Веселое выражение на ее лице сменила задумчивость, в глазах появилась тревога.
— Я хотела рассказать тебе все сама, — проговорила она, накручивая на палец рыжую прядь, — потому что в мире бывших я была плохим человеком.
Плохим человеком? В моей голове возникло лицо Ника Звоньского, из —под шляпы течет пот; я, кажется, услышал его голос: «Сто тысяч долларов, мистер Островцев». Затем промелькнула Анюта, Галя, листопад среди лета.
Марина вздохнула.
— Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман…
3. Папик
Я приехала в Москву утренним поездом. На перроне клубился туман, кричали носильщики, летали под крышей голуби, потревоженные гудком тепловоза. Приехавшие в одном поезде со мной пассажиры поразили меня своей целеустремленностью: они знали, куда и зачем им надо идти, некоторых встречали родственники либо знакомые. Меня никто не встречал. За спиной остались четыреста километров и крошечный городок, где я родилась, провела детство, часть юности, и возвращаться туда я не собиралась.
— Посторонысь, дэвушка.
Переполненная тележка с едва заметным из-за баулов носильщиком, гремя по мощеной платформе, проследовала мимо.
