Не для того меня отправили в этот мир, чтобы я пасовала перед всякими Даренами, даже если они выше на целую голову.
Тем более, пока все крайне непонятно и мутно.
– Я вовсе не хочу тебя обидеть. Ты ошибаешься, красавица, – бархатным тоном сообщил он, не переставая пристально меня разглядывать.
– Но мне так не кажется, – сообщила я холодно. – И прекратите называть меня красавицей, это слишком фамильярно, а мы с вами не друзья.
– Как скажете, госпожа Танита, – сказал и усмехнулся так, будто его забавляли мои потуги казаться невозмутимой и строгой.
Просто форменный наглец. Надо же, а я была о нем хорошего мнения. Недавний спаситель стремительно терял очки в моих глазах. Ну что за жизнь? Никому нельзя верить!
– Вот что. Завтра же сходим к нотариусу, мне нужно лично во всем убедиться. А эту бумагу я возьму…
Дарен не позволил перехватить расписку. Сложил в четыре раза и аккуратно сунул в карман штанов.
– Госпожа Танита, я не позволю вам ее уничтожить, – произнес, лукаво сверкнув глазами. – Как и сбежать. Слишком долго я ждал вашего приезда.
Я скрипнула зубами и впилась пальцами в собственные плечи.
Как мило! Ждал он и как будто нарочно спас в тот вечер. Наверное, в тот переулок его направила рука судьбы.
– Я понимаю ваше желание убедиться в подлинности бумаг. Встретимся завтра у нотариуса в десять часов утра на улице Сирени, здание шесть, – Дарен вежливо склонил голову. – Бывай, красавица.
И покинул лавку.
***
– Ребята, у меня к вам важный разговор.
Не хотелось расстраивать детей новостью об огромном долге, но рано или поздно правда бы всплыла. Тем более, мы не просто соседи по жилплощади, а хранители общей тайны. И они могут сообщить что-то важное. В том числе то, о чем не знает никто.
Я старалась щадить их чувства, поэтому ни этим вечером, ни утром не расспрашивала подробностей о Малкольме и их жизни в последние годы. Но сейчас, кажется, настало время.
Варда удивленно захлопала глазами, а Тимош присвистнул, когда я закончила говорить.
– Мы что-то слышали про долги, но точно не знаем, – девочка беспомощно пожала плечами. – Отец говорил, что успеет все выплатить. Он не собирался умирать.
– Я понимаю, вам тяжело вспоминать об этом, но мне нужно как можно больше сведений. В этом мире я могу доверять только вам.
Возможно, я требую от них слишком много. Тетка Свэнья сказала, что Малкольм заболел года три назад, значит, тогда двойняшкам было по шесть лет. Но ведь были какие-то разговоры, к нему приходили люди, значит, Тимош и Варда должны что-то знать или о чем-то догадываться.
Дети сидели напротив меня на диване, понурившись и сложив руки на коленях. Наконец, Тимош заговорил:
– Этой осенью отец совсем ослаб. Господин Терби приходил все чаще и чаще, приносил ему какие-то травы и настойки. Под конец жизни у него стало плохо с разумом, он многое забывал. Его не стало после Нового Года, а нас сразу забрали в приют.
Я решила, что проще будет задавать наводящие вопросы.
– Вы знаете, кто такой Дарен Ингеррам? Отец говорил? Именно он только что приходил и заявил, что Малкольм остался должен ему деньги за материалы.
– Ну говорил, мы его даже видели. Знаю, что Дарен не местный, он приехал в город и открыл свое дело несколько лет назад.
– Он огранщик камней, а еще занимается поставкой самоцветов, золота и серебра из гномьих гор, – неуверенно добавила Варда.
– Ну вот, а говорили, что ничего не знаете. Все-то вы знаете, нужно только хорошенько напрячь память. А имя Рейбон Клавиц вам о чем-нибудь говорит?
Тимош сложил руки на груди и посмотрел в сторону.
– Господин Клавиц был его товарищем и партнером, отец хорошо о нем отзывался, – начала Варда. – Многие из старых знакомых отвернулись от него, когда у нас стало меньше денег. Перестали приходить и звать в гости.
Что ж, неудивительно. Ты нужен лишь тогда, когда можешь что-то дать другим, а когда появляются проблемы, все резко о тебе забывают. Но как Малкольм мог хорошо отзываться о скользком прилипале Клавице? От него же за версту несет вероломством.
Возможно, больному человеку больше не к кому было обратиться, а Клавиц маскировался под заботливого друга. Или сам ювелир по натуре был человек простой и доверчивый, обмануть его ничего не стоило. А может, правда, настолько ослаб телом и разумом, что уже плохо соображал.
– А о владельцах “Радости ювелира” что слышали?
– Отец и сын Беренгеры? – Тимош приподнял бровь. – Ну когда-то они, действительно, были приятелями, но в последние годы что-то пошло не так.
Теперь и фамилия Леорга стала известна – Беренгер. Надо запомнить.
– Они считали его за конкурента, – ревниво ответила Варда. – Но мы, опять же, знаем все только по рассказам отца. Мы были малы, и он почти не посвящал нас в свои дела. Он всегда считал нас маленькими, думал, что мы ничего не поймем.
– А еще эти Беренгеры могли и слухи пустить, что отец торгует подделками. С них станется, – зло добавил мальчик и поджал губы. – Господин Олберт старый противный жук, и сыночек весь в него пошел. Когда я встретил Леорга в магазине сладостей, у него аж глаза на лоб полезли. Потом, правда, взял себя в руки и даже улыбнулся.
Итак, что мы имеем? Жил-был успешный ювелир, которому не посчастливилось где-то подцепить чахотку. Болезнь медленно убивала его, лишала сил, а разум путался.
Имеем детишек, которые, хоть и смышленые, в дела отца не были посвящены. Такое чувство, что Малкольм планировал вылечиться или хотя бы подольше протянуть. Да не успел.
Имеем гипотетический долг, который еще надо доказать, и странных товарищей. Стоило Малкольму сдать позиции, они стали крутиться вокруг него, как жадные чайки. Могли даже слухи поганые распускать, к сожалению, ни в одном мире это не редкость.
Но было и то, что меня смущало. Дарен сказал, что последние полтора года поставлял ему материалы в долг. Ради чего? Надеясь получить какую-то выгоду или просто жалел и думал, что когда-нибудь тот сможет с ним расплатиться?
Понимаю, он делец. Бизнес есть бизнес, ничего личного. Ему эти богатства не с неба упали. Чтобы дальше мы с детьми могли жить спокойно, надо как можно скорей во всем разобраться. И если про
